Но тут Питер подошел и прервал возмущенные словоизлияния супруги, обняв и прижав ее к себе. Меган тут же затихла, довольно уткнувшись носом в кафтан мужа.

А я почувствовала себя виноватой. Все работают, деньги приносят, а я одна дома прохлаждаюсь, даже на базар за продуктами не хожу. Питер отсоветовал мне это делать, мотивируя тем, что могу заблудиться, что обвесят или обсчитают. Я пока не стала его разубеждать, но… Сколько себя знала, в городах я не плутала никогда. Это в лесу, едва опушка скрывалась из виду, я теряла направление, а вот в городе, даже среди одинаковых домов в спальных микрорайонах, – никогда.

– Давайте все к столу! – Чтобы заглушить чувство вины, начала я суетиться.

На стол тут же выставила горячее – картошку, тушенную со шкварками, еще теплый хлеб, горшочек с лечо (я захватила несколько штук из усадьбы), сыр, нарезанное тонкими полосками соленое сало. Еда была хоть и немудреной, но сытной.

Меган подскочила мне помогать, но я тут же усадила ее на место:

– Нечего! Ты весь день крутилась, а я дома была. Забудь на время, кто есть кто.

Однако, пока я не накрыла на стол и не взяла в руки ложку, никто не приступил к еде – все ждали меня как хозяйку.

Разговор потек неспешно, каждый рассказывал, что произошло за день, делился новостями. В итоге засиделись мы до позднего вечера. Мне даже пришлось на всех прикрикнуть и начать разгонять спать. А когда со стола все было убрано, посуда перемыта, мы с Агной стали укладываться. Я расстилала постель, а девушка, заплетя свои длинные волосы в косу, переодевалась в ночнушку.

– Миледи, если вам что-то из покупок необходимо – вы мне скажите, – вдруг предложила она. – Я завтра для господского дома на базар пойду, заодно и нам могу прикупить немного. Масла там или еще чего… Вы обязательно скажите. Мне вменили в обязанность каждый день за свежими продуктами ходить, так я и для нас могу.

– Ничего не надо, – махнула я рукой и тут же заторопила ее: – А ну марш в кровать, а то простудишься еще! С ума сошла – на полу босой стоять!

Девушка юркнула под одеяло, а я, скинув шаль, потушила лампу и последовала за ней. Спать вдвоем на одной кровати было гораздо теплее.

Я проснулась от стука двери. За окном было еще темно, небосвод даже не начал сереть. Протянув руку, я убедилась, что Агна исчезла. Такая темень – а все уже ушли на работу… Грустно вздохнув, я, повернувшись на бок, устроилась поудобнее. Подремлю еще пару часиков, и за дела, тем более что запланировано их у меня предостаточно. Сегодня я собиралась сделать пробную вылазку на рынок за продуктами. А то не дело это – живем уже в городе больше недели, а я так за порог и ни ногой – точно страдающая агорафобией…

Когда рассвело и по дому уже можно было передвигаться без свечки, я встала и занялась первоочередными делами – помыла посуду, оставленную после завтрака домочадцами, замесила тесто на хлеб, промыла замоченную на ночь фасоль, вновь сменив воду, прибралась немного. А потом, когда время стало приближаться к полудню, оделась потеплей и отправилась на базар.

Едва я вышла из рабочего квартала, который в дневное время словно вымирал, и оказалась на рыночной площади, меня оглушили гам и многоголосица. Кто-то кричал, кого-то окликал, зазывалы надрывались, стараясь перещеголять друг друга, покупатели торговались. После пустых улиц квартала сутолока казалась невероятной. Пока я замерла, прижавшись к стене дома и стараясь унять неожиданно подкатившее волнение, меня несколько раз успели задеть и даже один раз толкнуть, еще сильнее прижимая к стенке.

Я никогда не боялась толпы: бывала в Москве, не нервничала в переполненном метро, когда все единой лавиной спешат вниз и вверх, но здесь… Все было по-другому, толпа чужеродная, не такая, к какой я привыкла у себя.

Там, дома, все спешили, у одних была цель добраться куда-то как можно скорее, у других – преодолеть людской поток. В общем, ощущалась какая-то единая направленность, стремление. А здесь?!

Нет, конечно же, здесь у людей тоже было стремление, они тоже спешили, но спешили по-иному! Только сейчас, одиноко стоя у стены какого-то дома, я окончательно поняла, что попала в другой мир. Вернее, понимать-то я это понимала и раньше, но не ощущала полностью. Я словно бы играла в какую-то затянувшуюся игру с устоявшимися правилами, которые нарушать не следовало. Будто в кино, когда актеры рядятся в старинные платья, включается камера, и вроде верится, что это на самом деле, а по факту остается ощущение, что еще немного, и невидимый режиссер крикнет «Стоп!». И вот только теперь, когда я стояла тут одна, без верных слуг под боком, я поняла, что это ЧУЖОЙ мир. Титул маркизы, окружение, словно невидимые стены, отгораживали меня от полного осознания, а теперь они исчезли, и я оказалась в «здесь и сейчас».

На миг мне нестерпимо захотелось вернуться обратно в снятую квартирку и запереться – спрятаться от мира, от его инакости, но я поборола это желание. Бойся не бойся, а жить надо.

И, задавив последнюю предательскую мысль, что если бы я оказалась изначально в таком вот положении, то сломалась бы и не выжила, я отлипла от стены и шагнула на мостовую.

Поначалу люди задевали меня, но потом я приноровилась и влилась в толпу. Кого-то огибала, где-то притормаживала, а потом, наоборот, ускорялась, чтобы быстрее проскочить, пока наконец не вышла к рядам. Первое впечатление от них, вернее ощущение, – это вонь: запах свежих продуктов смешивался с тяжелым духом подпорченных вчерашних, отчего он становился нестерпимым. И все это торговцы пытались сунуть чуть ли не под нос, лишь бы сбыть товар с рук. Я стала ходить по рядам, оглядывая выложенное. Мне сильно хотелось сделать рубленых котлет или потушить рагу, а может быть, бигос. Для этого пришлось бы, конечно, раскошелиться, но… Как говорят, охота пуще неволи! И я решилась.

Присмотрев неплохую говяжью лопатку и свиные ребрышки, я рискнула поторговаться. Однако тетка, продававшая мясо, то ли почувствовала интерес, то ли еще как-то поняла, что мне нужно именно это, и наотрез отказалась снижать цену, бойко возразив, что такое мясо достойно только королевских особ, а не простолюдинки. Я недовольно поджала губы – на озвученную сумму я не рассчитывала. Поэтому пришлось отойти. Я поприценялась еще в нескольких местах, однако ассортимент не удовлетворил: то мясо оказывалось с душком, то заветренное, а то и вовсе норовили подсунуть в мякоти здоровенную костомажину – коленный сустав или позвоночник. Правда, попутно я все же купила капусты, моркови, лука – в общем, всего, что требовалось для готовки. Оставалось мясо. Я все же решилась снова пойти к той самой торговке и попытаться еще раз сбить цену. Но та, едва завидев, ткнула в меня пальцем и выкрикнула:

– Даже не думай! Не буду я деньгу терять! Давай, давай, раскошеливайся! – И зашевелила пальцами, словно монеты перебирала.

Кто-то из окружающих хмыкнул, стоящие рядом с торговкой ее сотоварки разухмылялись. Видимо, поняли, что я все же буду покупать. И хотя все это мне ужасно не понравилось, я решилась.

Увы, к тому моменту медь уже была потрачена, в кошельке оставалась пара серебряных монет и одна золотая, которую я прихватила на всякий случай. И тут, к своему ужасу, я поняла, что не знаю, сколько в серебре будет та сумма медью, которую торговка назвала за мясо! Питер не раз объяснял мне, но я так до конца и не запомнила, а нужно было что-то срочно предпринимать. И вот я замерла перед прилавком, мучительно пытаясь вспомнить и подсчитать…

Приняв мою нерешительность за скаредность, торговка нахмурилась:

– Милочка, так ты берешь или нет? Не стой! Прилавок не загораживай! Или… – Тут ее, видимо, осенило: – А может, у тебя и вовсе таких денег нет? Может, ты воровка?

Я не на шутку испугалась.

– Все у меня есть! – поспешно ответила я и полезла за пазуху, чтобы достать кошель с деньгами.

Торговка тем временем недоверчиво глядела на мои действия. Однако, когда в ладошке у меня заблестел серебряный кругляш, радостно заулыбалась.