Кьяра задвинула наконец засов, но не сразу отошла, ибо чувствовала: он сейчас стоит там, за дубовыми створками, что отделяют их друг от друга. Она не ощущала, что радостные обильные слезы текут по щекам.

Что же будет завтра, когда между ними не окажется этих дубовых дверей?

— Боже, я умираю.

— Вы не умираете, принцесса.

Ройс стоял на коленях в снегу рядом с Кьярой. Он отводил с ее лица длинные волосы, чтобы они не мешали ей избавляться от пищи, которую та ела — ох, зачем она это делала? — нынче утром.

Рыцарь вынужден был остановить коня на горной тропе, потому что Кьяре стало плохо.

— Нет, я умираю, — упрямо повторила девушка, опускаясь на плащ, который Ройс расстелил на снегу. Лицо у нее было болезненно-бледным. — Ненавижу кассис! Кто его только придумал? Я запрещу производить этот напиток. И чтобы ни одной капли не было, вот!

Ройс подавил улыбку — так серьезно были произнесены эти слова. Он вспомнил собственные, теперь уже весьма давние переживания, связанные с употреблением этой ежевичной настойки.

— Скоро все пройдет, — попытался он утешить страдалицу.

— Как скоро?

— Ну, завтра.

— До этого еще надо дожить!

Кьяра застонала и снова привстала с плаща.

С самого утра ее одолевали два чувства: жалость к себе и раскаяние. Признаться, Ройс испытывал то же самое.

Они поздно покинули гостеприимный кров Ба-ярда: Ройс страшился встречи с Кьярой и всячески старался оттянуть этот момент, уговаривая себя, что дает ей возможность хорошенько отдохнуть.

Он не хотел вновь увидеть ту, кого так страстно обнимал прошлой ночью, не хотел, чтобы вновь вернулись те ощущения, которые надо как можно скорее забыть. Ибо Ройсу неожиданно открылась правда: Кьяра вызывает в нем не только безумное желание, вожделение. Нет, нечто большее, гораздо большее. В этом пора уже откровенно признаться самому себе.

Ройс прикрыл глаза и возблагодарил небо и ежевичный кассис за то, что Кьяра сегодня так мучилась от головной боли. Это спасло его от ненужных разговоров и объяснений, от извинений за то, что произошло между ними ночью, и в чем была, как ему казалось, не только его вина.

Отпустив ее волосы, он спросил, отчего она не заплела их нынче в косу.

Девушка сморщилась, как от боли.

— Пожалуйста, не говорите так громко. Голова просто раскалывается.

— И волосы тоже болят? — поинтересовался Ройс почти шепотом, но ее все равно передернуло.

— Каждый волосок. А в голове стучат барабаны. И солнце слишком ярко светит, и ветер дует чересчур громко. По-моему, я не смогу никуда ехать.

Он не стал больше ни о чем спрашивать, сочувствуя ей и понимая, что даже ровный шаг Антероса в ее нынешнем состоянии может казаться бурной качкой на море.

Из небольшой корзины, притороченной к седлу рядом с мандолиной, послышалось глухое ворчание. Антерос прянул ушами. Ройса не удивили эти звуки: щенок по кличке Гера ехал с ними. Рыцарь успел ощутить его зубы, когда надевал на него ошейник с поводком.

Подойдя к Антеросу, Ройс первым делом выпустил из заточения щенка, который стал в восторге кататься по снегу; потом задал овес коню и, наконец, вынул из другого мешка бутыль и какой-то пакет. И то, и другое он предложил Кьяре, но девушка отрицательно замотала головой.

Однако Ройс настаивал.

— Выпейте, — произнес он, несказанно удивляясь своему терпению. — Это всего-навсего ключевая вода. Не кассис.

— Ни слова о нем! — крикнула Кьяра.

— А в пакете листья мяты. Их дала мне Элинор, когда я сообщил ей…

— Вы рассказали ей, что я…

— Не пугайтесь. Я сказал, что по утрам вы себя неважно чувствуете.

На бледных щеках Кьяры выступил румянец.

— Понятно, почему она так обнимала меня на прощание и просила беречься. Она подумала, что я…

Договорить ей помешало не только смущение, но и новый приступ тошноты.

— О Боже, какой стыд!

— Принцесса, — утешил ее Ройс, — нет ничего позорного в том, чтобы выпить чуть больше, следует. А с кассисом вообще шутки плохи. Но ведь вы этого не знали, правда? И пили наверняка просто из любопытства, а не для того, чтобы облегчить душу.

Переведя дух и вытерев рот, она сказала серьезно и печально:

— Я пила, потому что хотела хоть раз в жизни почувствовать себя свободной. Но это, увы, невозможно. Не правда ли?

— Да.

— Я попыталась обмануть себя и других и оказалась в глупом положении.

— Не огорчайтесь, миледи. Кроме нас, об этом не знает никто, а мы никому не расскажем, верно? Во всяком случае, я могу поклясться, что унесу тайну с собой в могилу. — Он улыбнулся. — И пусть на моем надгробном камне будет написано: «Здесь покоится Ройс Сен-Мишель, кто унес с собой страшную тайну одной особы королевского рода».

Ему удалось вызвать у нее ответную улыбку. Кьяра заметно оживилась, даже отпила воды из бутыли и вынула из пакета несколько листьев мяты.

Ройс решил не останавливаться на достигнутом и предпринял новую попытку развеселить свою спутницу.

— А как вам нравится такая эпитафия, — спросил он, — «Здесь лежит Ройс Сен-Мишель, который имел честь присутствовать при том, как одна особа королевского рода возвращала съеденный ею завтрак»?

— Прекратите! — закричала Кьяра, прыснув от смеха.

Но Ройса уже понесло.

— Я ищу самый лучший вариант, — объяснил он. — Что, если так: «Здесь спит вечным сном Ройс Сен-Мишель, который лишь по счастливой случайности не был обрызган…»?

— Перестаньте немедленно! Фу, как грубо! — Кьяра уже хохотала во весь голос. — Смотрите, чтобы вам и в самом деле не понадобилась эпитафия, если будете издеваться надо мной!

— Молчу, миледи. Выпейте еще воды.

Она послушалась и потом сказала:

— Я еще не поблагодарила вас за то, что вы без всякого скандала взяли с нами эту милую собачку.

— Этим я хотел замолить свою вину в том, что еще вчера ночью не помог вам полезным советом, как избавиться от похмельных мук. Но меня не было рядом.

Кьяра быстро взглянула на него, вмиг став серьезной.

— Вы были рядом, — прошептала она.

Не в силах выдержать ее взгляда, он отвернулся.

Итак, принцесса ничего не забыла, несмотря на опьянение. Все утро он лелеял надежду, что случившееся покажется ей сном, но, увы, она все помнит.

Ройс не знал, обрадовало или огорчило его это открытие. Одно только ясно — легче не стало. По-прежнему не глядя на нее, он произнес:

— Простите меня за вчерашнее поведение, Кьяра. Я бессовестно воспользовался вашим состоянием, будучи и сам… Это больше не повторится.

Какое-то время путники слышали только шум ветра и гул далеких снежных обвалов.

Наконец девушка сказала:

— Не казнитесь, Ройс. Я находилась в здравом уме. Во всяком случае, насколько позволяет ваше присутствие.

Потрясенный ее словами, Ройс молчал. Господи, уж не ослышался ли он?

Она вновь заговорила:

— Ройс, не нужно извинений. Я чувствовала то же самое и хотела…

— Нет, я виноват, миледи, — резко сказал он. — Это была огромная ошибка.

— Вы так думаете? — В ее голосе прозвучала обида.

Рыцарь сжал кулаки в бессильном гневе — на себя, на нее, на судьбу. Что делать? Выход только один — как можно скорее добраться до места назначения, и тогда… Постараться забыть о том, что произошло, ринувшись очертя голову в новые приключения, битвы, похождения.

Опять ее голос. Незабываемый голос.

— Позвольте мне самой решать, чьей вины больше. Но кажется, я даже дважды ошиблась прошлой ночью.

— Кьяра!

— Мне показалось, вы говорили… — ее тихие слова почти заглушил ветер, — будто чувствуете то же самое, что и я. И я подумала…

— Господи, женщина! — Он круто повернулся к ней. — Да поймите вы! Я не имею права касаться вас, целовать, желать. Так, как желаю.

Она смотрела на него широко раскрытыми глазами — прелестная, раскрасневшаяся, совсем не похожая на ту, бледную и больную, какой была совсем недавно.