– Ты говоришь так, будто строишь мизансцену, – недовольно отреагировала Мэгги.

– А тебе что, уже неприятно вспоминать об обстоятельствах, связанных с твоей профессией?

– Опять ты за свое! Барт, сколько можно повторять, что это не имеет никакого отношения к моим ролям. Неужто трудно понять, что мать может вдруг отчаянно захотеть увидеть свое дитя, с которым рассталась двадцать семь лет назад!

– Ты меня за нос водишь.

Мэгги отрицательно покачала головой:

– Ты единственный, кого я ни за что не стала бы дурачить.

«Да, ты умеешь рассказывать басни», – подумал Барт.

– Ты не веришь в искренность моих чувств и чистоту намерений? – спросила Мэгги, изображая оскорбленное самолюбие.

– Мэгги, как актрисе тебе подвластно все. Но в данном случае ты замахиваешься на судьбы других людей. Вот почему я вернулся. Ты правильно говоришь, что не можешь сама заняться этим делом, слишком ты известная персона. Но я могу им заняться. И, смею думать, никто лучше меня не сумеет защитить тебя от себя самой. Твои резоны кажутся мне неубедительными, поэтому считаю своим долгом предупредить: если мои сомнения подтвердятся, я выйду из игры, и ты останешься при своих козырях. Я ясно выразился?

Мэгги кивнула, но Барт понял, что она сделала это автоматически. Переубедить ее никому не удавалось.

– Значит, ты мне поможешь?

Ах, если бы она репетировала роль – эти заломленные руки, поднятое лицо – так, чтобы оно наиболее выигрышно освещалось, – воплощенное смирение и одновременно обреченность. Но, увы, это не репетиция. Мэгги играет всерьез. И если с его помощью она зайдет слишком далеко, может случиться, что им обоим не выбраться из трясины. Но, видно, ему на роду написано следовать за ней, куда бы она ни устремилась. Порой в припадках ярости или ревности он глубоко сожалел о том, что связал с этой женщиной свою жизнь, но, когда злость и боль утихали, он понимал, что без Мэгги жизнь потеряла бы для него всякий смысл и превратилась в тягостное существование.

Она улыбнулась, заглядывая ему в глаза, и он почувствовал, что в тысячный раз отдается во власть этой женщины.

– Спасибо, – только и сказала она. Но сказала так, что он растаял как воск. Она подсела к нему и деловито спросила: – А чем прикажешь пока заняться мне?

Барт собрался с духом и почти так же по-деловому ответил:

– Есть вариант: полтора месяца в спектакле «Кошка на раскаленной крыше». Совершенно новая постановка в Национальном театре. Они тебя приглашают, потому что помнят, как ты играла эту роль в Нью-Йорке.

– Но это было же почти десять лет назад!

– Ну так что! Теннесси Уильяме писал эту пьесу просто специально для тебя.

– Я тогда была совсем соплячкой!

Барт понял по ее тону, что зерно упало на благодатную почву.

– А кто ставит?

Барт понял, что она на крючке.

– Джоэл де Сантис. Он, наверно, возьмет Джейсона Робардса, если тому позволят съемки. Но это почти наверняка.

В ее глазах промелькнул заинтересованный огонек.

– Полтора месяца – хороший срок. Достаточно, чтобы как следует разыграться, но при этом не истощиться. – Она обхватила пальцами плечи. – Ты просто ангел. Что бы я без тебя делала?

– Я бы предпочел, чтобы ты придумала что-нибудь другое.

– Опять ты об этом, – холодно отозвалась Мэгги, отодвигаясь вместе с креслом от Барта.

– Пойми, мне не жаль своих усилий. Я работаю у тебя не за деньги, Мэгги. – Он протянул руку и нежно убрал у нее со лба рыжую прядь. – Иной раз ты похожа на ребенка...

Барт заметил, что ее глаза смотрят сквозь него, в какую-то невидимую даль ее прошлого. Куда ему не было доступа. Потом она заговорила, и от звука ее голоса он вздрогнул.

– Когда-то я была ребенком...

Глаза ее вновь стали жесткими, трезвыми, а голос вернулся в прежнюю нормальную тональность.

– Но это была другая страна. И той глупышки давно уже нет. – И, окончательно вернувшись в сегодняшний день, Мэгги спросила: – А тебе хватит полутора месяцев?

– Если я к тому времени не закончу, придумаем для тебя еще что-нибудь, но вообще срок поисков зависит от того, какие ты мне дашь сведения. Чем больше я буду знать, тем быстрее все раскопаю.

– А какие тебе нужны сведения?

– Где, когда, как, кто, с кем? Словом, все, что поможет выйти на правильный путь. Времени-то сколько прошло. Кто-то сказал: «Прошлое – это другая страна. Там все по-другому».

– Это сказал Л. Г. Хартли, – уточнила Мэгги. Барт знал, что ей известны эти строчки, она заядлая книгочейка. – И он прав. Так оно и есть.

Мэгги поднялась, подошла к столику, который когда-то был реквизитом в спектакле «Леди X», Мэгги всегда покупала все, что ей нравилось из бутафории и мебели. Отперев ящичек, она достала из него лист бумаги и протянула Барту:

– Вот все, что я могу тебе дать. Больше я не знаю ничего. Это был машинописный текст с указанием даты, времени, адреса и имени.

– Там ты родила свою девочку?

– Да.

– Это что – частный родильный дом?

– Вряд ли.

– А почему ты не обратилась в больницу?

– Меня свели с хозяйкой этого заведения. Она занималась девушками, попавшими примерно в такую, как я, ситуацию. Можно было также обратиться в Армию спасения, Национальный совет помощи матерям-одиночками или в католическую церковь. Я предпочла эту женщину. И она все устроила.?

Барт понял, что ему предстоит воскресить прошлое Мэгги.

– Но прошло много лет, – мягко напомнил он.

– Ой, не дай бог, она умерла! – встревоженно воскликнула Мэгги. – Тогда спрашивать некого... Кроме, правда, девушек, которые находились там вместе со мной, но я ума не приложу, где их можно найти.

– Девушек?

– Нас там было трое. У всех был разный срок беременности.

– А ты помнишь их имена?

– Двух – да. Тельма Грейвени и Пэт Лоренсон.

– А откуда они были и куда потом делись, знаешь?

– Тельма откуда-то из Эссекса, кажется, из Вудфорда. Пэт из Элтема. Тельме было девятнадцать, Пэт – двадцать один.

– А куда они после родов отправились и где теперь они могут жить?

– Понятия не имею. Там все было анонимно. И мы шли каждая по своей дорожке.

– Куда же привела твоя?

Мэгги опять своим хорошо отрепетированным приемом удивленно подняла брови:

– В Голливуд, конечно. – И, посерьезнев, добавила, глядя прямо в глаза Барту: – Это для меня жизненно важно. Я и передать не могу, как мне нужно найти дочь.

– Я прекрасно понимаю, как это для тебя важно, – ответил Барт, решая про себя, стоит ли добавить – «и для твоей карьеры». – Ты перестала отличать жизнь от игры. Может, в этом состоит природа твоего искусства – притворяться не той, какая ты есть на самом деле. Беда в том, что ты заигрываешься, и твое искусство становится угрозой для реальной жизни.

Господи, как же все сложно в этом мире! Но без Мэгги жизнь его была бы невыносимо скучной. Мэгги отняла все его время, все мысли, Барт потерял из-за нее покой и равновесие. Но зато она предпочла его рвачам из Голливуда, которые могли бы прибавить несколько нулей к цифрам в ее контрактах. Однажды Мэгги сказала Барту: «Мне неважно, что ты ужасно избалован, эгоистичен, подчас жесток, но когда я подхватила в Австралии крупозное воспаление легких, ты сидел возле моей постели, обтирал меня холодной водой, умывал, кормил с ложечки, читал мне, переодевал меня, покуда погода не позволила вертолету приземлиться в той глухомани и меня не отправили в больницу. Ты был мне тогда нужен, и ты безотказно был рядом. И когда я стала на ноги, ты не ждал благодарности, а просто сказал: «Зови, когда надо».

Да, тогда Барт думал вовсе не о долге. Мэгги позвала именно его. Она доверяла ему, нуждалась именно в нем.

– О чем ты задумался? – полюбопытствовала Мэгги, поворачиваясь к нему лицом.

– О тебе, – ответил он, не кривя душой.

– Дорогой...

От тембра ее голоса его прохватил озноб.

– Нет, без тебя я бы определенно пропала, – сказала она, будто вещая высшую истину. – Ты не представляешь, как успокаивает одна мысль, что ты всегда рядом. Каждому необходимо знать, что есть в мире плечо, на которое можно опереться. – Ее глаза вновь стали невидящими. – Жаль, что тебя не было со мной в 1963 году...