– Спасибо, – сказал профессор, когда перед ним поставили чай и кекс. – Поскольку эта местность весьма отдаленная, мы договорились с любезными и расторопными леди из чайной, что они каждый день будут кормить мою экспедицию обедом. Разумеется, теперь это к вам, – Паркер указал вилкой на туристов, – тоже относится. Поскольку погода сегодня такая нерасполагающая, остальные мои сотрудники отдыхают в Сторноуэе. Раскопки здесь рядом, у подножия этого холма, через дорогу, на самом ветру. Вы, должно быть, обратили внимание, что на острове Льюис очень мало деревьев и от ветра укрыться практически негде. Неразумно было бы допустить, чтобы ветер погубил те самые артефакты, которые мы стараемся отрыть в целости и сохранности, верно ведь? Так что остальные отправились погулять по магазинам. Вы познакомитесь с ними завтра. А сейчас разрешите мне объяснить, чем мы, собственно, занимаемся.

Профессор достал из кармана куртки небольшую схему и принялся рассказывать, что они копают и какая часть работы уже выполнена. Тыкая в схему вилкой, он показал, что они рассчитывают сделать через три дня, через пять, через неделю.

– Но вам не следует забывать, что торф весьма затрудняет работу. С тех времен, когда были возведены курганы Леодаса, и до наших дней климат и ландшафт острова Льюис неоднократно изменялся. Некогда здесь росли густые леса, а когда они исчезли, все начало зарастать вереском. Так что я рассчитываю на ваше терпение. Ну, о том, что от вас требуется, говорить не стану. Вы уже целый месяц трудитесь на раскопках и все и так прекрасно знаете.

Туристы фыркнули. Они уже позабыли о малом росте профессора и слушали его с неподдельным вниманием.

Холл пристально наблюдал за ним. Из-за роста этого Большого эльфу казалось, что он ему в чем-то сродни. Холл чувствовал себя виноватым: разве можно делать какие-то выводы на основании такого поверхностного сходства? И тем не менее. Он улыбался каждый раз, как встречался глазами с Паркером, – а Паркер старался заглянуть в глаза всем членам группы по очереди, благодаря чему каждому казалось, что профессор обращается к нему лично.

«Прирожденный лидер, – подумал Холл. – Интересно, удастся ли мне самому так же непринужденно управлять людьми, когда придет мой черед стать предводителем?»

На следующее утро, когда они вышли из дома миссис Маккензи, солнце стояло уже высоко и небо было ясное.

Кейт потянулся. Позвонки в спине хрустнули, вставая на место.

– Спина затекла, – пожаловался он. – Коты ночью забрались в комнату, устроились на мне и, сколько я ни крутился, только перебирались на другое место, а уходить никак не желали.

Холл, спускавшийся с холма вместе с ним, хмыкнул:

– Да, Кейт Дойль, низшие формы жизни к тебе так и тянет. Должно быть, чуют родственную душу.

Кейт хохотнул, отказываясь признавать, что его уели. Утро было ясное, вдалеке перекликались певчие птицы. Все вокруг дышало сельским покоем. Кейт чувствовал себя отдохнувшим и полным сил. Ему не терпелось добраться до раскопок и взяться за дело.

День выдался не такой жаркий, как в Инвернессе. Погода была не столько летняя, сколько весенняя. Солнце все старалось пробиться сквозь нагромождения кучевых облаков, которые временами полностью его затягивали, но тем не менее припекало. Все выглядело свежим-свежим, только что не похрустывало. Под обрывом расстилалось море, высеченное из серебристо-серого кремня с отполированными волнами. Шум прибоя, казалось, не имел к нему никакого отношения. На соседнем поле овцы пели им утреннюю песню дружным хором баритонов и альтов, заглушая птичий гомон.

– Доброе утро, леди! – сказал им Кейт. Он только что плотно позавтракал и теперь жаждал общения. – Смотри-ка, все стриженые! – повернулся он к Холлу.

– Их зимнюю шерсть ты вчера носил на себе, – заметил Холл. – Думаю, теперь они не против, однако вчера шубы и им самим не помешали бы.

– Ага, наверно. Нет, как погода переменилась, просто не верится! – Кейт оглядел холмы, наслаждаясь красотой пейзажа. Он вытянул руки и почувствовал, как печет солнце сквозь тонкие рукава рубашки.

– Вчера только что снег не шел, а сегодня, гляди, снова лето! Я-то думал, что погода так меняется только у нас, на Среднем Западе. Хотя, конечно, остров Льюис для этого больше подходит. Он такой древний!

– Да, точно, – согласился Холл, сосредоточившись. – Древние кости, а кожу, того и гляди, сорвет ветром.

– У меня такое ощущение, что это место глубже, чем кажется. А ты этого не чувствуешь? Сдается мне, тут есть волшебство, – предположил Кейт с надеждой в голосе.

Холл покачал головой:

– Сам я ничего особенного не чую.

– Ну а как же тот круг камней на холме? Мы же вчера проходили мимо. Говорят, там был храм или что-то вроде того...

– Одно из самых приличных офисных зданий, какие я когда-либо видел, – сухо ответил Холл, не попавшись на подброшенную Кейтом приманку. – Но остров мне нравится. Неплохое местечко.

– Ага. Мне тут тоже нравится. Все коричневое, зеленое и синее. Мужественный такой пейзаж, – сказал Кейт, пытаясь сформулировать свои ощущения. – Он прекрасный, а не красивенький – никаких тебе розочек и ромашек. Знаешь, кажется, нам пока что стоит забыть о твоих колокольчиках. Вряд ли тут растет что-нибудь, кроме вереска и желтого дрока.

– Сам вижу, – печально ответил Холл. Его волосы развевались на ветру, и он раздраженно откинул их со лба, чтобы не лезли в глаза. Кейт снова обратил внимание, что уши у Холла по-прежнему круглые, как у Больших. И он наконец решился спросить почему.

Кейт прокашлялся и, стараясь говорить небрежным тоном, поинтересовался:

– Кстати, Холл, а чего это ты до сих пор уши обратно не переделал?

Эльф вздрогнул от неожиданности, потом пожал плечами и слегка поник.

– Да вот, все никак не соберусь. Я хотел их переделать сразу, как меня выпустили из больницы. Наши уши для нас – как почетный знак, ты же знаешь. Я понимаю, что ты попросил меня изменить их ради спасения моей жизни, но лично я предпочел бы остаться неузнанным с помощью какой-нибудь хитрости.

– Ну, тогда ты был не в том состоянии, чтобы хитрить. Ты же был практически без сознания. Это лучшее, что я смог придумать. Так почему они у тебя до сих пор круглые? Ассимилируешься потихоньку? – спросил Кейт как можно более беспечно.

Холл долго молчал. Слова Кейта задели его: он знал, что, когда вернется домой, именно это ему и скажут Курран и прочие консерваторы.

– Ну, так проще вписаться в компанию, – неловко промямлил Холл. Но этот ответ его самого устроил не более, чем Кейта.

– Ты и так прекрасно вписываешься. Парни принимают тебя таким, какой ты есть.

– Да ведь они не знают, кто я. Конечно, они довольно неплохо ко мне относятся, – нехотя признал Холл, – но только потому, что думают, будто я один из них, и к тому же ребенок. Вот, сейчас я могу снимать головной убор на публике. А представь, что было бы, если бы я появился перед ними со своими нормальными ушами!

– Не могу представить, чтобы ты это сделал, – признался Кейт. – Но парни и к твоей кепке тоже привыкли.

– В здешней культуре это выглядит неестественно. В Иллинойсе проще – там многие мужчины не снимают головных уборов в магазинах и кафе. А здесь я слишком выделяюсь. Как-то неловко получается.

– Ну... – печально сказал Кейт. – Лично меня ты устраиваешь таким, какой есть, невзирая на все традиции и прочее. Я всегда восхищался тем, как вам удается существовать, живя среди людей и не подавая вида, что вы – иные. Мне очень жаль, что тебе пришлось так унизиться, отречься от своей эльфийскости...

– Эльфийскости! Слова-то какие... Ни от чего я не отрекался! – Холл пнул попавшийся под ноги камень. – Мне просто... ну... так проще.

– И что, так будет всегда?

Кейт тут же пожалел о своих словах – так грустно посмотрел на него Холл. Даже удивительно, насколько несчастным он вдруг сделался. Кейт хотел было извиниться, но они уже подошли слишком близко к раскопкам, и посторонние могли их подслушать. Так что Кейт ничего не мог поделать. Разговор был окончен.