Воспоминание о его сильных руках, которые поддерживали ее и защищали, накатывали на нее горячей волной. Он сделал это просто потому, что им было очень холодно, разве не так? Она не могла позволить себе вникать в подробности собственных ощущений. Это было бы неразумно: ведь она сама выбрала свой жизненный путь; она посвятила себя благородной цели и приносит людям пользу; и она не позволит джентльмену, который вошел в ее жизнь на столь короткий срок, потрясти самые основы ее существования.

Отрешиться от мыслей о нем ей не удалось, и тогда она сосредоточилась на его больной руке. Достаточно ли плотно он ее забинтовал? Ему очень больно? Он нипочем в этом не признается, но она была уверена, что да. Она бы все сделала, что от нее зависит, чтобы помочь ему… только, конечно, так, чтобы он об этом не знал. Она быстро оделась и поспешила вниз, стремясь скорей увидеть его… или, скорее, твердо напомнила она себе, стремясь удостовериться, что он как следует обработал ушибленное место.

Он все сделал как надо; в этом она вскорости убедилась. Более того, он умудрился быть на высоте во время утренней службы. Ей бы и в голову не пришло, что ночью ему сильно досталось, если бы она не знала об этом. Его выдавала только полоска ткани, закрепленная между большим и указательным пальцами, но, по-видимому, никто не обратил на это внимания. Мистер Карстейрс, подумала она, не нуждается ни в чьей помощи. В том числе и в ее. Подавленная на нет, просто уставшая от ночи, богатой событиями, она проследовала в класс с первой группой своих учениц.

Лучше бы она проспала эти полтора часа, решила она, когда урок закончился. Ей действовали на нервы злобные взгляды Марианны Сноудон, которыми эта юная леди сопровождала собственные попытки нарисовать портрет Джейн. Дафна усадила сестру на кушетку в задумчивой позе, с открытой книгой на коленях. Джейн то и дело забывалась, начинала читать и перелистывать страницы или принимала более удобную позу, и это делу никак не помогало.

Да и ей самой не хватало собранности, напомнила себе Дафна. Несмотря на все ее наилучшие намерения, ее мысли то и дело возвращались к мистеру Карстейрсу. Он что, избегал разговоров с ней перед завтраком? Или просто так получилось, что между ними оказалось так много девочек? Она ни в коем случае не поставила бы его в неловкое положение – не стала бы привлекать внимание к его пострадавшей руке, раз он столь очевидно этого не хотел.

И ей некого было винить, кроме себя самой, в том, что с ним случилось. Если бы он не заботился о ней, не взялся решать ее проблемы, он бы сейчас наслаждался уютом в доме Чемпфорсского викария, в обществе ее дяди Тадеуса; вероятно, он уже кончал бы свою диссертацию и с удовольствием предвкушал возвращение в Оксфорд…

Она заставила себя вновь обратиться к своим обязанностям и принялась переходить от одной девочки к другой; кому-то она делала замечания, другим бросала два-три словечка похвалы. Когда она дошла до Луизы Тревельян, девушка подняла на нее глаза, слабо улыбнулась и сразу же возобновила свои художественные попытки. Работа была посредственной, решила Дафна, но приемлемой.

Зато вид у самой Луизы был совсем нехорош. В это утро манеры девушки были смиренными и чуть ли не раболепными, как будто она – благородная мисс, которая выслушала суровый выговор и твердо решила впредь никогда не давать ни малейшего повода для недовольства. Дафна прекрасно знала, что это совсем не в характере Луизы. Жизнерадостная мисс Тревельян иногда вела себя так, что порой вся школа ходила ходуном. Короткий разговор в библиотеке не мог привести к таким разительным переменам. Это могло означать только одно – что она опять что-то затевает.

Дафна вздохнула и двинулась дальше. Надо будет получше присматривать за красавицей, хотя по ее милости и так уже стряслось немало.

После ленча уроков у Дафны не было. Радоваться этому не приходилось: вечерние занятия стали ненужными, когда так заметно убавилось число учениц. Однако зато она могла уделить внимание прочим своим обязанностям. Она навела порядок в рисовальном классе и отправилась поискать чего-нибудь съестного.

Мистера Карстейрса не было видно. Хотелось бы, конечно, надеяться, что он спит, но, скорей всего, он засел за своего драгоценного Геродота. Она решительно отмела все мысли о нем, но, как назло, они тут же возвратились.

Никуда это не годится, что он так сильно занимает ее… и следует признать, что дело не только в его ушибленной руке. Он был совершенно не похож ни на кого из джентльменов, которых она знала. Он ее смешил, он приносил ей облегчение, он приковывал к себе ее мысли больше, чем кто бы то ни было. А когда он касался ее…

Нет, не будет она перебирать в памяти эти будоражащие и совершенно восхитительные ощущения, которые он вызывал в ней. У него своя жизнь, а у нее – своя… если она сможет убедить дядю Тадеуса, чтобы он позволил ей здесь остаться. Она не будет думать о том, каким способом мистер Карстейрс внушил ей стремление разделить с ним свое бремя и позволить, чтобы он взвалил эту ношу к себе на плечи… сильные плечи, это правда.

Он уже так много сделал для нее… и для кузин. Разве она сможет оплатить ему этот долг? Ей нечего предложить ему; у нее нет ничего такого, чего не было бы у него самого. Даже если бы она сама или ее семья обладали бы достаточным влиянием, чтобы помочь ему занять в Оксфорде более высокое положение, ему не понадобилось бы их вмешательство: его способностей, ума и энергии достаточно для достижения вершин на любом поприще, какое изберет.

В унылом настроении – только из-за бессонной ночи, конечно – она доела пирожок, быстро нарезала мяса и пошла в кабинет. Там она устроилась за огромным столом красного дерева и вынула из ящика списки учениц. Может быть, если бы они хоть чуть-чуть повысили плату за обучение…

Минут через двадцать к ней присоединилась кузина Элспет, и они начали проверять последние счета от поставщиков. Вдоволь наглядевшись на ошеломляющую сумму, которую требовалось уплатить зеленщику, Дафна, наконец, предложила:

– Мы могли бы еще сократить расходы на наше собственное питание.

– И завести коров, свиней и овец, чтобы не покупать мясо? – наморщив нос, Элспет указала на сумму, которая причиталась мяснику.

– Вот если бы арендная плата была не такой высокой, – начала было Дафна, но тут за дверью послышались голоса.

Кто-то постучался; Элспет откликнулась, и в кабинет заглянул дядя Тадеус. Он перешагнул порог и, нахмурившись, остановился, переводя взгляд с одной на другую.

– Что-нибудь случилось? – сразу поинтересовался он. – У вас у обеих такой торжественно-мрачный вид. Надеюсь, не окажется, что я не вовремя?

Элспет улыбнулась, хотя улыбка получилась несколько вымученная.

– Ну что вы, вы не можете быть не вовремя. Мы всегда рады видеть вас.

Его взгляд задержался на ее лице, которое слегка порозовело, и складки морщин у него на лбу пролегли глубже.

– Расскажите, что тут происходило со времени моего последнего визита.

Дафна и Элспет обменялись взглядами.

– Расскажите вы, – сказала Дафна кузине. Элспет знала меньше, и ее рассказ должен был не так сильно встревожить гостя. Сама же она откинулась на спинку кресла в надежде, что не выглядит такой измотанной и огорченной, какой чувствует себя на самом деле.

Элспет поведала то, что знала сама о событиях последних двух дней. Когда рассказ подошел к концу, мистер Денверс не мог скрыть тревогу.

– Мне это не нравится, – сказал он.

– И нам тоже. – Элспет взяла со стола перо и стала нервно теребить его пальцами.

Наступило молчание, в котором напряженные нервы Дафны не могли обрести успокоение. Его нарушил новый стук в дверь, и вошел мистер Карстейрс. У Дафны сразу отлегло от сердца, и она тепло улыбнулась вошедшему.

Его взгляд на мгновение задержался на ней, а затем обратился к остальным, с которыми Адриан обменялся приветствиями.

– Моффет мне сообщил, что вы приехали, – сказал он мистеру Денверсу, придвигая стул для себя к креслу викария. Его левая рука висела совершенно естественно, как будто повязка на ней была просто для вида. Тем не менее, дядя Тадеус ее заметил, но мистер Карстейрс просто отмахнулся от прямого вопроса на сей счет.