Какими совами описать эту картину затерянный в бесконечном подземном пространстве человек в диком исступления пробивается сквозь тесный туннель, впиваясь ногтями в землю и чувствуя нехватку воздуха при каждом движении. Боже, что это был за туннель! Его невероятные изгибы вели к черной бездне, несовместимой с понятиями времени и пространства. О своей безопасности я тогда и не помышлял; впрочем, об объекте моих поисков я тоже благополучно забыл, всецело сосредоточившись на продвижении по этому жуткому подземелью. Это был суший кошмар, но я упрямо продвигался вперед. Это продолжалось так долго, что вся моя прошлая жизнь показалась мне далеким бледным видением, и я ощутил себя всего лишь одним из неведомых подземных кротов, населявшим эти адовы глубины. Внезапно я вспомнил о своем электрическом фонарике; непонятно, почему мысль о нем пришла мне в голову лишь в конце проделанного мной пути. Я щелкнул переключателем и в тусклом луче электрического света увидал глиняные стены прохода, уходившего прямо вперед и плавно заворачивавшего где-то вдали.

Еще некоторое время я продолжал ползти. Мой фонарик уже начал сдавать, когда проход круто пошел вверх, и мне пришлось менять способ передвижения. Я задрал голову и неожиданно увидал два далеких демонических отражения моего угасавшего светильника. Две эти точки, гибельные и лучезарные, холодно мерцавшие в жуткой кромешной мгле, были способны свести с ума кого угодно такие невероятные ассоциации они вызывали. Я замер на месте, предчувствуя смертельную опасность, но мозг мой отказывался повелевать моими членами, и я не мог двинуться ни вперед, ни назад. Жуткие глаза приблизились ко мне; но само существо было по-прежнему скрыто подземной мглой. Мне удалось различить только один коготь но, Боже мой, какой это был коготь! Затем я услышал донесшийся сквозь земляную толщу характерный треск, природу которого определил в тот же миг это грохотала и неистовствовала страшная гроза над горой. Поскольку некоторую часть пути я продвигался вверх, мне было ясно, что поверхность земли была уже близка, и глухие раскаты грома могли достигать подземного прохода. Но я по-прежнему был окутан кромешной тьмой, в которой светились бездушной злобой вперившиеся в меня глаза.

Слава Богу, тогда я не знал, что это было, иначе наверняка сразу бы испустил дух. Спасло меня не что иное, как гром небесный, который вдруг грянул с невообразимой силой. После нескольких минут кошмарного ожидания с невидимых высот на гору обрушился один из тех ударов, что оставляли после себя лишь груды вздыбленной земли и воронки огромных размеров. Титанической силы молния поразила проклятое подземелье, пробив отделявший его от поверхности слой глины, попутно ослепив, оглушив и едва не парализовав меня. Некоторое время я беспомощно барахтался посреди земляных комьев и потоков грязи. На поверхности бушевал сильнейший дождь. Осмотревшись, я обнаружил, что нахожусь в знакомом мне месте на крутом, лишенном растительности юго-западном склоне горы. Яркие молнии то и дело освещали вздыбленную землю и остатки низкого пригорка, протянувшегося вдоль уходящего вверх, поросшего лесом склона. Теперь уже было бы невозможно найти место моего выхода из погибельных катакомб. Мой рассудок пребывал в столь же диком смятении, что и земля у меня под ногами; а потому в тот миг, когда вдали к югу от меня вспыхнуло яркое красное зарево, я еще не постиг окончательно, какого немыслимого кошмара удалось мне избежать в ту ночь.

Когда спустя пару дней поселяне поведали мне, отчего вспыхнуло это зарево, я испытал ужас, несравнимый по силе с тем, что сковал меня под землей, в виду горящих глаз и сверкающих когтей неведомого монстра. В деревушке, что лежала в двадцати милях от Темпест-Маунтин, произошел очередной разгул Страха. Вслед за ударом молнии, выбросившем меня на поверхность земли, с ветки дерева, раскинувшегося над одним из домов, спрыгнуло неведомое существо и, проломив крышу, устроило в нем жуткое пиршество. Чудовище сделало свое дело, но охваченные яростью поселенцы подожгли хижину до того, как ему удалось ускользнуть. Это случилось как раз в тот момент, когда когтистого монстра с горящими глазами похоронила под собой обрушившаяся от удара молнии земля.

Разумеется, нужно быть безнадежным безумцем, чтобы, зная то, что открылось мне за последние дни, в одиночку продолжать поиски Затаившегося Страха. То, что по крайней мере два воплощения демона оказались уничтоженными, было довольно слабой гарантией моей умственной и физической безопасности в этом Ахероне многоликого демонизма. И все же, чем более чудовищные вещи всплывали на поверхность, тем большим становилось рвение, с каким я продолжал свои поиски.

Когда через два дня после моей вылазки в логово обладателя страшных когтей и глаз я узнал, что в тот же самый момент в двадцати милях от ненавистного подземелья парил злой дух, я испытал буквально конвульсивный ужас. Но этот ужас одновременно пробуждал во мне дикий интерес в нем была некая чарующая гротескность, что делало мои ощущения почти приятными. Порою в ночных кошмарах, когда неведомые силы проносят нас в своих вихревых объятиях над крышами мертвых городов, увлекая к хохочущему зеву ущелья Нисы, мы находим огромное наслаждение в том, чтобы дико кричать и бросаться какая бы бездонная пропасть ни открывалась перед нами в этот безумный вихрь ночных образов. То же самое происходило сейчас и со мной сознание того, что в округе обитали два монстра, окончательно свело меня с ума, заставляя очертя голову погружаться в самую глубь земли и рыть ее голыми руками в поисках смерти, взиравшей на меня буквально с каждого дюйма отравленной почвы.

На следующий день я снова пришел на могилу Яна Мартенса и раскопал ее во второй раз. Это не принесло никаких результатов оползни уничтожили все следы подземного прохода, выкопанный грунт смыло дождем обратно в яму, и я даже не мог определить, насколько глубоко удалось мне раскопать могилу на этот раз. Я проделал утомительный путь к отдаленной деревушке, где погибло в огне отродье Страха, однако не нашел там ничего, что могло бы послужить достойным вознаграждением за мои труды. Мне лишь удалось откопать в золе несколько костей, да и те явно не принадлежали монстру. От местных жителей я узнал, что жертвой погибшего в огне демона пал один-единственный обитатель хижины, но я убедил их в обратном, представив им на рассмотрение обнаруженный на пепелище обгорелый, но, тем не менее, хорошо сохранившийся человеческий череп и несколько костных осколков, которые, без сомнения, были некогда частью другого черепа. Никто не мог даже приблизительно описать монстра, хотя многие видели, как он прыгал с дерева; все называли его просто дьяволом. Тщательно осмотрев огромное дерево, в кроне которого скрывалось чудовище, я не нашел никаких следов его пребывания там. Я также пытался найти следы, которые, по логике вещей, должны были вести в соседний темный лес, но мои поиски продолжались недолго я не мог вынести вида неестественно огромных стволов деревьев и их жутких корней, торчавших над землей и зловеще змеившихся во всех направлениях.

Следующим шагом был проведенный с микроскопической тщательностью повторный осмотр опустевшей деревни, где смерть собрала свою самую обильную дань и где за минуту до смерти несчастный Артур Монроу увидел то, о чем не успел сказать. Хотя мои предыдущие безрезультатные поиски были в высшей степени скрупулезными, сейчас у меня появились новые идеи, которые требовали подтверждения. Побывав в могиле Яна Мартенса, я убедился, что обитавшее под землей существо было по меньшей мере одним из воплощений демона. Тот день, 14 ноября, я потратил на осмотр склонов Коун-Маунтин и Мейпл-Хилл, с которых хорошо просматривалась деревня. Особенно внимательно я изучал рыхлые оползни на Мейпл-Хилл.

Я потратил на поиски добрую половину дня, но это не принесло мне ровным счетом ничего нового. Когда над холмами стали сгущаться сумерки, я все еще стоял на Мейпл-Хилл и смотрел вниз устремляя взор то на деревушку, то на Темпест-Маунтин. После заката солнца, который в тот вечер был просто великолепен, взошла луна и залила своим серебристым светом равнину, возвышавщиеся вдали горные вершины и странные приземистые холмики, которыми была усеяна вся окружающая местность. Это был вполне мирный пасторальный пейзаж, однако он не вызывал у меня ничего, кроме ненависти, ибо мне хорошо было известно, что скрывается за его кажущейся безмятежностью. Я ненавидел сиявшую с издевательской щедростью луну и терзавшие мою душу горы, а к зловещим продолговатым холмикам испытывал самое настоящее отвращение. Казалось, все вокруг было поражено неким омерзительным недугом и отовсюду ощущалось смертоносное дыхание потаенных сил зла.