– Понимаете, все это крайне важно, – сказал Малкольм. – Для вопроса о вымирании. Уже сейчас ясно, что вымирание динозавров – проблема намного более сложная, чем принято было считать.

– Правда? – поднял брови Арби.

– Взгляните. Все теории вымирания основаны на археологическом материале. Но он никак не отражает типы поведения, которые сейчас мы наблюдаем. Не сохраняет сложность групповых взаимоотношений.

– Потому что эти материалы – просто кости, – вставил Арби.

– Правильно. А кости – это не поведение. Археологические данные больше похожи на серию фотографий: застывшие моменты живой, меняющейся реальности. Просматривать эти данные – все равно, что листать семейный альбом. Вы знаете, что альбом не полный. Что настоящая жизнь заключена между снимками. Но вы не знаете, что там происходило, у вас есть только безжизненные картинки. Вы их изучаете, что еще остается? И вскоре вам начинает казаться, что альбом – это не серия мгновений, а та самая настоящая жизнь. И вы принимаетесь объяснять все на свете в категориях этого альбома, забывая о реальности, которая стоит за ним.

Малкольм помолчал, потом продолжил:

– Вдобавок к этому наметилась тенденция думать в физических категориях. Что вымирание произошло из-за какого-то экстремального физического вмешательства. Упал метеор и изменил климат на планете. Или вулкан взорвался и изменил климат. Или изменилась растительность, и виды начали голодать и дохнуть. Или появилась новая болезнь и унесла их в могилу. Или возникло новое растение и отравило всех динозавров. В каждом случае речь шла об экстремальном воздействии. Но никому не приходило в голову, что динозавры сами могли измениться – не в плане костей, а в плане поведения. Когда вы смотрите на животных вроде этих и видите, какие сложные поведенческие реакции им свойственны, то понимаете, что изменение группового поведения действительно может повлечь за собой вымирание.

– А почему групповое поведение может измениться? – спросил Торн. – Если дело не в катастрофе, то, как должно измениться их поведение?

– На самом деле, – ответил Малкольм, – поведение меняется постоянно. Жизнь на нашей планете динамична и активна, так же как сама планета. Меняется погода. Меняется Земля. Континенты дрейфуют. Океаны наступают и отступают. Поднимаются и рушатся горы. Все живые организмы на Земле постоянно приспосабливаются к новым условиям обитания, к их изменению. Легче всех приходится тем, кто приспосабливается быстрее. Поэтому едва ли какая-нибудь катастрофа, изменившая планету, могла стать причиной вымирания, поскольку такие изменения происходят постоянно.

– В таком случае, – не унимался Торн, – что же вызвало вымирание?

– Конечно, не само быстрое изменение, – сказал Малкольм. – Факты убедительно свидетельствуют об этом.

– Какие факты?

– После каждого крупного катаклизма прокатывается волна вымирания... но не сразу. Виды вымирают спустя тысячи или миллионы лет. Вспомним последнее оледенение Северной Америки. С севера пришел ледник, климат сильно изменился, но животные уцелели. Лишь после того как ледник отступил и все как будто бы должно пойти хорошо, многие виды начали вымирать. Именно тогда жирафы, тигры и мамонты исчезли с лица этого континента. Такая закономерность. Словно животных ослабляют крупные перемены, но умирают они много позже. Это широко известный феномен.

– Называется «подготовка плацдарма», – сказал Левайн.

– И как это объясняется? Левайн молчал.

– Да никак, – ответил за него Малкольм. – Это одна из загадок палеонтологии. Но я считаю, что теория хаоса должна развеять эту тайну. Потому что, если пребывание жизни на грани хаоса – правда, то крупные изменения подталкивают животных ближе к хаосу. Дестабилизируют все типы поведения. И когда природа возвращается к норме, на самом деле это уже не норма. Для эволюции это еще одно сильное изменение, еще одна катастрофа, вот ее обычно и не переживают. Я считаю, что новое поведение в популяциях может проявляться самыми неожиданными способами. И мне кажется, что я могу ответить на вопрос – почему динозавры...

– Что это? – воскликнул Торн.

Он смотрел на деревья, из-под которых выпрыгнул один-единственный динозавр. Достаточно стройный, подвижный, с крепкими лапами и гибким вертящимся хвостом. В высоту он достигал чуть меньше двух метров. Был он зеленовато-коричневым, с темно-красными полосками, как у тигра.

– А это велоцираптор, – ответил Малкольм.

– Это та гадость, что караулила тебя под деревом? – обратился Торн к Левайну. – Какой он мерзкий.

– Что ты, он очень гармоничный, – возразил Левайн. – Эти животные – великолепно устроенные машины для убийства. Вероятно, самые хищные хищники за всю историю планеты. Тот, который сейчас показался, персона номер один. Он вожак стаи. Торн перевел взгляд на деревья.

– Их там несколько.

– Конечно, – согласился Левайн. – Конкретно эта стая – очень большая.

Он приник к биноклю.

– Хочу найти их гнездо. Так и не удалось найти ни одного, хотя я обшарил весь остров. Конечно, они прячут их, но...

Все паразавры громко закричали и бросились поближе к апатозаврам. Но большие диплодоки держались относительно безразлично. Взрослые апатозавры, которые стояли ближе всех к воде, повернулись спиной к приближающемуся раптору.

– Они их не заметили? – встревожился Арби. – Они даже не смотрят туда.

– Не обманывайся, – сказал Левайн, – апатозавры все заметили. Хоть они и кажутся огромными коровами, на самом деле это далеко не так. Эти хвосты длиной девять-десять метров, а весят несколько тонн. Гляди, как быстро они ими машут. Один удар такого хвоста отбросит любого хищника.

– Значит, то, что они повернулись спиной – просто тактика защиты?

– Без сомнения. И сейчас ты можешь убедиться в том, как здорово длинные шеи уравновешивают длинные хвосты.

Хвосты взрослых особей были так длинны, что почти достигали противоположного берега. Бронтозавры махали своими страшными хвостами, паразавры кричали, и раптор-вожак повернул обратно. Через несколько минут вся стая ускакала под деревья, а потом потянулась к холмам.

– Похоже, ты прав, – заметил Торн. – Хвосты их отпугнули.

– Сколько ты насчитал? – спросил Левайн.

– Не знаю. Десять или двенадцать. Наверняка кого-то упустил.

– Четырнадцать, – бросил Малкольм, записывая в блокнот.

– Хочешь, поедем за ними? – спросил Левайн.

– Не сейчас.

– Возьмем «эксплорер».

– Попозже.

– Нам нужно найти их гнездо, – не унимался Левайн, – Это же важно, Ян, если мы собираемся исследовать отношения охотника и жертвы. Что может быть важнее? А это такая прекрасная возможность...

– Может, позже, – снова ответил Малкольм и посмотрел на часы.

– Ты уже сто раз сверялся с часами, – напомнил ему Торн.

Малкольм повел плечами.

– Скоро обед, – сказал он. – Кстати, как там Сара? Она ведь скоро должна приехать?

– Да, с минуты на минуту. Малкольм вытер пот со лба.

– Как здесь жарко.

– Да, жарко.

Они прислушались к жужжанию насекомых и проследили за отступлением рапторов.

– Я вот что думаю, – снова заговорил Малкольм. – Может, нам следует вернуться?

– Вернуться? – возмутился Левайн. – Сейчас? А наши наблюдения? А остальные камеры, которые мы хотели установить, и...

– Не знаю, может, лучше устроить перерыв? Левайн с недоверием воззрился на него. И промолчал.

Торн и дети тоже молча смотрели на Яна.

– Ну, мне кажется, – сказал тот, – что если Сара прилетела из самой Африки, то лучше будет встретить ее. Ну, простая вежливость.

– Я и не думал, что... – начал Торн.

– Нет-нет, – быстро перебил его Малкольм. – Ничего подобного. Я просто... Может, она не приедет вовсе. – Тут он заколебался: – Она сказала, что приедет?

– Она сказала, что подумает. Малкольм нахмурился:

– Значит, приедет. Если Сара так сказала, то она приедет. Я ее знаю. Так как, хочешь вернуться?

– Естественно, нет, – отрезал Левайн, впиваясь в бинокль. – И с места не двинусь.