Сказка!

Через несколько часов, когда жара начала спадать и подул приятный бриз, когда мы накупались до одурения и сблизились, будто родные, мой незнакомец провел хитро задуманную атаку на мое целомудрие.

Сильные руки надежного мужчины, к которым я полностью прониклась доверием после того, как они целый день меня поднимали из воды, вытирали насухо, ласково массировали миндальным маслом и ненавязчиво каждую минуту присутствовали рядом, всегда готовые прийти на помощь… Эти самые руки поймали меня со спины и взяли в плен без права выкупа.

Если честно, не могу сказать, что дама так уж противилась. Будучи в кольце прохладных, надежных рук, я разомлела, расслабилась и впервые за долгое время захотела близко познакомиться с этим мужчиной. Познакомиться по-настоящему.

Я прикрыла глаза, когда мое сердце начали захлестывать давно забытые чувства. Он скользнул губами по моей шее, и я невольно замурлыкала, подаваясь вслед за волшебными ощущениями. Губы прошлись по плечу, шершавый язык лизнул в основание шеи, а руки… Ох уж эти хулиганские ладони и пальцы!

Они должны быть запрещены законом, ибо они есть источник падения многих порядочных женщин и мерило глубокого разврата! Его ладони гладили меня так, что, казалось, он одевает меня в невесомую одежду ласки. Он так поклонялся моему телу своими руками, что в это невозможно было поверить! Я растаяла.

После его волшебных пальцев у меня ныла каждая жилка; каждый нерв просил, жаждал, требовал мужчину. Этого мужчину! Безумие. Настоящее наваждение.

Я не стала противиться своей насущной жажде и, повернувшись к нему лицом, тоже прошлась подушечками пальцами по его коже. Теперь он мелко задрожал, как и я. Мы поменялись ролями – он был пугливым жеребцом, а я – укротительницей, наездницей, умелой владычицей мужских фантазий.

Этот странный танец привел к тому, что дрожащей не то от холода, не то от страсти девушке накинули на плечи китель, подхватили на руки и повлекли вниз, в каюты трюма.

И тут что-то меня остановило. Точнее – мысль. Напоминание.

Все это уже было! Леля, проснись, он не любит тебя, слышишь – не любит! Это все – обман, изощренная игра!

Я уперлась руками в проеме, соскочила вниз и грустно покачала головой:

– НЕТ!

– Что, опять Мыр жить не дает?! – взбесился мой невидимка.

– ДА! И Мыр тоже!

– Я! Я!! Я!!! Да я этому зеленомордому клыки на уши натяну! Он у меня моргать задницей будет! Этого тролля потом бригада водолазов не разыщет! Он…

– Хватит! – Я настолько резко рванула с плеч китель, что в моей руке осталась пуговица, выхваченная с мясом. Сказала ровно и совсем тихо: – Мыра здесь нет. А ты – оставь меня в покое! С меня довольно. И не приходи в мои сны. Впредь не желаю тебя видеть!

– Лелечка, – успокаивающим ласковым тоном завел новую песенку соблазнитель и попытался меня обнять.

– Не твое – не трогай! – рыкнула я.

– Мое, Леля, – шепнул он мне на ухо. – Уже мое!

И сильные руки притиснули меня к груди. Я начала выкручиваться. Отпихивалась изо всех сил, но это было все равно что упираться в скалу.

– Оставь меня! – Я пиналась и царапалась.

– Не могу, Леля. – Тихо, но с какой-то угрозой.

– Не трогай ребенка! – раздался рядом сердитый вопль няни.

Я воспрянула духом.

От неожиданности меня выпустили.

Я обернулась на звук голоса. Сзади стояла, уперев руки в боки, Ар’Инна.

– А ну убери свои загребущие руки от ребенка! – нахмурила брови мой личный цербер.

– Ничего себе «ребенок»… с такими формами! – возмутился красавец-атлет, повторяя руками мой абрис.

– На себе не показывают, – не задумываясь, автоматически сказала я. И тут же прикусила язык. Немного помедлив, возмутилась: – И что?! Если это выросло, то и в детство нельзя впасть?

– Ребенок, это нехороший дядя! – сказала шмырг, протискиваясь между нами. – Он тебя плохому научит!

– Неправда! – неподдельно возмутился соблазнитель. – Все в пределах нормы!

– Смотря что считать нормой, – нравоучительно заметила Ар’Инна. – Многие путают это понятие с патологией…

– О боги! – рявкнул красавец и рассыпался поземкой из золотых искорок.

– Видишь, – ткнула пальчиком няня, – я была права. Смылся! Причем без обратных координат.

– Может, он просто не успел? – пожала я плечами, совершенно не желая расстраиваться во сне. Мне и бодрствования для этого дела вполне хватало.

– Может, – согласилась шмырг. – А может, просто проявил свою сучность.

– Оговорка по Фрейду, – зевнула я. – Будем дальше спать или мозги морочить?

– Спи, ребенок, – выбрала няня правильное решение. – Спокойного тебе остатка ночи!

И я провалилась в черную яму без снов.

– Нас утро встречает делами! – пел фальшивый голос надо мной, вызывая тупую головную боль. Громко так пел, с выражением.

Не открывая глаз, я тоже перебрала в уме выражения, которыми я бы поприветствовала этот «будильник». Вырисовывалась совершенно нерадостная картина: выражений оказалось много, а сказать было нечего.

– Леля! – заорали над другим ухом. – У нас репетиция!

– В каком ухе у меня жужжит? – вспомнила я домомучительницу Карлсона.

– Неважно! – радостно квакнула гаремомучительница Кувырла. – От шума в ушах прекрасно помогает легкое сотрясение мозга.

– Правда?! – заинтересовалась Эсме. – Никогда бы не подумала.

– А тебя уже сотрясали? – Это Шушу проявила любопытство.

– Да. – И так наивно попасться?

– Поэтому и думать нечем! – заржала змеелюдка. – Все уже растряслось!

– Ах ты, шушера! – рыкнула орчанка и полезла в бой. Видимо по чистой случайности, ее путь лежал через мою кровать.

Утро начиналось как продолжение вчерашнего дня. На манеже все те же… и Леля!

– Тихо! – Я прекратила скачки с препятствиями. Потому что препятствием служила сама.

– Доброе утро! – поздоровались все присутствующие коллеги-«проходимки», пролезшие ко мне в спальню.

– Кому доброе, а кому… – Я разжала кулак и уставилась на пуговицу. И застыла.

«Все смешалось в доме Облонских»[12].

Хотя я бы свою голову домом не назвала, может быть, в лучшем случае бунгало, в худшем – туристической палаткой, причем уже давно используемой.

– Ты чего замолкла? – Две активистки застыли, вопросительно уставившись на меня. Шушу озвучила видимо волнующий всех вопрос.

– У-у-у… – Мыслей не было. Мало того, они ушли вместе со словами.

– «У» что? – осторожно поинтересовалась Эсме.

– Мм… – выродила я, выразительно глядя на пуговицу. Хотя бы что-то у меня было выразительным!

– Она сказала «ум»? – шепотом спросила орчанка у подруги. – А что она имела в виду?

– То, что я имела, я бы, знаете, куда ввела!!! – прорвало меня наконец. Возмутилась: – Это даже хуже, чем изнасилование!

– Что может быть хуже? – округлили подруги глаза.

– Недоизнасилование! – степенно пояснила Кувырла, вплывая в спальню.

– Убью! – подорвалась я, не уточняя – кого, где и сколько раз. «Должна быть в женщине какая-то загадка»[13].

– После конкурса – пожалста! – отрезала бабуля, ставя ограничения моей активности топором. – Кого угодно, лишь бы не здеся.

– Дай поносить, будь человеком! – умильно попросила я, указывая на заветный топорик.

– Не могу! – Кувырла пожадничала и спрятала «аксесюр» за спину. – Это нарушит целостность моего наряда.

– Что она сказала? – вытаращилась Шушу.

– Имидж она испортит! – пояснила Миримэ, высовываясь из гардеробной.

– Еще одна умная! – фыркнула Эсме.

– Всем молчать и завтракать! – нарисовалась шмырг.

Всё! Банда в полном сборе. Утро в дурке продолжалось…

Меня, как звезду сегодняшнего шоу, утащили умываться и приводить себя в порядок.

Я вспомнила соседку по дому – незабвенную Манюню, племянницу покойного участкового. Девушка выдающихся способностей и объемов, Манюня была одинока и жестоко страдала по этому поводу. Всем-то она удалась – и характером, и статью… Только слишком уж ее было много даже для хорошего человека. Мужчины, окидывая взглядом даму с размером бицепса с мою голову, восхищались… но восхищение свое благоразумно держали подальше. Себя, впрочем, тоже.