- Давай, Власыч, выкладывай всё что наболело.

  Кубин долго молчал. Я его не торопил, пусть соберётся с мыслями. Наконец он произнес:

  - Понимаешь, Володя. Мне опять начало казаться, что все наши попытки что-то изменить ни к чему не приведут.

  - Почему опять? И почему ты думаешь, что у нас ничего не получится?

  Кубин тяжело вздохнул и подчеркнул надпись.

  - Когда мы попали в это время и осознали где мы, у нас сразу появилась цель. Цель, с большой буквы. Ты меня понимаешь? - Я кивнул. - И времени как раз было в достатке, чтоб подготовится, помочь, объединить княжества, сделать русскую землю сильней. Ведь у нас было знание. Нам легко удалось достичь высокого положения и княжеского признания. Мы стали вхожи в княжеский совет, к нам прислушивались, но... - Дед Матвей переломил ветку, что держал в руках.

  - Но всё тщетно. Князя интересовало совсем другое, а настойчивость пресекалась полным непониманием. Тогда мы решили разделиться. Ефпатин уехал в Рязань, Кулибин в Ростов, а я остался во Владимире. Стал ближником Юрия Всеволодовича. И начали всё заново. Но опять попытка вразумить князей провалилась, а после Липицкой битвы у нас просто опустились руки. Мы устали, понимаешь? Я уехал за Керженец и стал учить молодёжь уму-разуму, Ефпатин собрал дружину и стал ходить в набеги. Иван Петрович принял постриг, со временем стал настоятелем Храма Владимирской Божьей Матери в Китеже.

  Он опять тяжело вздохнул.

  - Нам троим, не удалось ничего изменить. Троим! Но, вот появился ты, и всё вдруг завертелось. С трудом, но всё начало получаться. У меня и Кулибина появилась надежда, которая чуть не погибла вместе с тобой в Керженской сече. Я тогда коней загнал, везя тебя к Мяге. Потом была гибель Китежа, Буево поле. Но это не убило надежду. Тебе удалось больше чем нам. За тобой пошли люди. - Кубин горько усмехнулся. - Пусть мало, но пошли. Я написал Великому князю письмо. Обо всём написал. О будущем вторжении, о том, что нужно собирать дружину. Но, он опять не поверил, сына вместо себя прислал, который скоро.... Знаешь, как горько и больно видеть глаза человека, и знать, что он скоро погибнет? И ничего не сделать. Ничего! Время неизменно. Течет себе, как река.

  Он переломил ветку на четыре части и бросил одну в воду.

  - Смотри. Это мой брат. Погиб сразу.

  Потом кинул остальные. По воде поплыли уже три ветки.

  - Это мы. И что не делай, нам никуда не свернуть. Мы как эти ветки, понимаешь?

  - Я понимаю.

  И в первый раз за три месяца пожалел, что у меня нет курева. Нет, к черту курить, выпить надо. Рука скользнула к поясу, но фляги там не оказалось, забыл в крепости. Чёрт! Закрыл глаза и несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул.

  - Мои деды прошли всю войну, я тебе рассказывал о ней. Мой отец военный, тоже воевал. Я... я помню "Отцов своих", и я не отступлю. Как там, в песне поётся: "Течёт время как река, не замедлится. А вперёд не посмотреть, туман стелется"? Ну, нет.

  Я поднялся, поднял большой камень и бросил его в реку. Ветки, плывшие рядом, раскидало в разные стороны.

  - Смотри, камень торчит из воды, вот это те триста лет ига. А камень тоже можно разбить и изменить историю.

  Кубин посмотрел на расходящиеся круги и волну, которая сразу замыла надпись на песке, и... пожал плечами.

  - Власыч, я понимаю, что если долго долбить головой крепостную стену, то естественно не выдержит голова. Но руки нельзя опускать. Пусть нас мало, но у нас есть очень неплохой шанс.

  - Что, пробраться в стан и как Милош Обилич заколоть Батыя?

  - Гм... заманчиво, а толку? - Я замер от внезапно пришедшей идеи, и продекламировал:

  - Станем, братцы, вечно жить,

  Вкруг огней, под шалашами,

  Днем - рубиться молодцами,

  Вечерком - горелку пить!

  У Кубина поползли брови вверх.

  - Давыдов? Э... это ты что, всё-таки собираешься партизанить?

  - А что остаётся? С нашими знаниями будет легко. Пять сотен в тылу монгол. Уничтожаем обозы, отбиваем полон, угоняем стада баранов и табуны заводных лошадей. Крушим осадные орудия и запчасти к ним. Как думаешь, что они смогут без всего этого сделать?

  - Многое, например - сначала нас уничтожить. - Дед Матвей задумался, потом медленно произнёс:

  - О, как страшно смерть встречать,

  На постели господином,

  Ждать конца под балхадином,

  И всечасно умирать!

  Потом проговорил веселей:

  - То ли дело средь мечей:

  Там о славе лишь мечтаешь,

  Смерти в когти попадаешь,

  И не думая о ней!

  Ну, слава Богу, хоть из депрессии вышел, теперь легче будет. Я толкнул его кулаком в плечо.

  - Видишь, поэты за нас всё решили.

  Кубин взглянул на меня и, улыбнувшись, вдруг продекламировал:

  - Люблю тебя, как сабли лоск,

  Когда, приосенясь фуражкой,

  С виноточивою баклажкой

  Идешь в бивачный мой киоск!

  Когда, летая по рядам,

  Горишь, как свечка, в дыме бранном;

  Когда в б.....е окаянном

  Ты лупишь сводню по щекам.

  Киплю, любуюсь на тебя,

  Глядя на прыть твою младую:

  Так старый хрыч, цыган Илья,

  Глядит на пляску удалую,

  Под лад плечами шевеля.

  О рыцарь! идол усачей!

  Гордись пороками своими!

  Чаруй с гусарами лихими

  И очаровывай б....й!

  Глядя на моё удивление, спросил:

  - Что, не слышал такого Давыдова?

  - Слышал, но от тебя, Власыч, не ожидал. Ну, так как, ты со мной?

  Кубин улыбнулся и толкнул кулаком уже меня.

  - А куда мне деваться? На постели господином, ждать конца под балхадином? С тобой, конечно, поганых бить.

  - Вот и хорошо, что шутить начал. Так что встаньте, поручик. Офицеру не пристало отчаиваться. Нас ждёт наше войско.

  Кубин улыбнулся:

  - Партизаны не войско, ополчение, а... ты и я, как Минин и Пожарский!

  - Ну, Власыч, ты и жук! Ты, значит, князь Пожарский, а я простой купец-посадник Минин по прозвищу Сухорук?

  Дед Матвей прищурился:

  - А чем тебе имя национального героя Минина не подходит? Он ведь первый говорится: "Минин и Пожарский", Велесов и Кубин.

  Ага, Тарапунька и Штепсель.

  - Бояре, вы не Велесов и Кубин будете?

  Это ещё кто? Мы обернулись к подошедшему коренастому мужику.

  - Ну, мы.

  Мужик показал на причалы:

  - Лодия пришла.

  Мы поднялись и пошли к привязанным коням, а я обернулся и спросил:

  - А сам Кузьма Ерофеевич на ладье?

  - Кузьма Ерофеевич, сначала в крепостницу отъехавши, там он узнал, что вы к реке направились и у пристаней стоите, вот меня к вам послал, а сам остался бой смотреть.

  - Какой бой?!

  Мы выкрикнули одновременно и сразу развернулись в сторону крепости. Над кремлём кружилась огромная стая галок. Мать ети! Что там творится? Замелькали тревожные мысли - Демьян Горин и братья Борзовы, Братья Борзовы и Косая сажень! Трое упёртых и непримиримых к поражению. Охолонить их есть кому, но почему-то показалось, что дела, возможно, совсем плохи. Похоже, мысли летели у нас с Кубиным одинаково - мы переглянулись, синхронно запрыгнули в седла, рванули поводья и галопом понеслись по дороге на холм.

  Дед Матвей на одном из поворотов вырвался вперёд, ну да, мне до его кавалеристского стажа как до страны Цзинь на карачках. Тоже беспокоится за своего любимца, ведь двое против одного! Хотя, учитывая подготовку Демьяна, я бы больше за братьев Борзовых беспокоился, Но тут другие проблемы - не придётся ли платить виру за выведение из строя двух непутёвых новиков. Мысль вкупе со звуком, похожим на мощные удары об щит, прилетевшие из-за близкой у этого поворота стены, придала мне такой импульс, который я очень сильно передал коню, что махом настиг и перегнал ушедшего вперёд Кубина.

  У главной посадской башни промелькнули удивленно-испуганные лица стражников. Центральную улицу пролетели на полной скорости, благо, что людей было мало, а все встречные шарахались от укушенных бояр в стороны. Стая галок над кремлём поредела, часть птиц разлетелась по соседним башням. Стража у кремлёвской башни так же несла службу плохо. Часовые на стенах смотрели не туда куда надо, а внутрь. Те, что внизу - кучковались больше у внутренних ворот. Это значит - ничего ещё не кончилось? Башенная стража только-только успела посторониться и мы влетели в крепость на полном скаку, повернув к толпящемся народу.