— Ну ты и псих, парень...

Ахмеров не видел шофера, слева ему открывался вид только на влажный асфальт. Когда правые колеса автомобиля проплыли над последним холмиком гравия, Ренат ещё раз чуть свернул влево, качнувшись всем телом вправо. «Жигули» встали на все четыре точки опоры и, свернув на свою сторону дороги, благополучно разминулись со встречным автобусом. Все это заняло ровно двадцать секунд.

—Аплодисментов Не надо, —выдохнул Ренат, набирая скорость. —Жаль, что Илюша не видел.

Несмотря на все свои старания, он опоздал к назначенному времени. Есть предел человеческим возможностям. Оставив на соседней улице машину, он бегом подбежал к символической границе между Европой и Азией через сорок пять минут после того, как Борисов докурил свою «Яву» и ушел. Ахмеров побродил по площадке у стелы с четверть часа, ни на что не надеясь, просто пытаясь примириться с мыслью о поражении и собираясь с душевными силами перед следующим действием. Майор, естественно, не появился —он уже подъезжал к аэропорту. Ренат ещё раз мысленно сказал себе: «Встреча не состоялась. Возвращение». Вслух он произнес со злостью и досадой только:

—А-а-ай-й-й...

Но усевшись за руль и заводя машину, начал ругаться на себя так, в таких словах и выражениях, которые может произнести без стеснения и запинки только человек, отслуживший три года на доблестном Тихоокеанском флоте.

Москва. 10 апреля 1999 года. 8.33.

Особняк в Хлебниковом переулке был достаточно просторным, чтобы в нем могли разместиться не пять, а пятьдесят человек — правда, уже без того комфорта, с каким располагался ГРАС. При необходимости здесь можно было с удобством переночевать, приготовить обед, позаниматься в библиотеке или лаборатории. В одном из подвальных помещений находилась небольшая электростанция —для того, чтобы работа «Вампира» не зависела от всяких мелких бытовых неурядиц.

Первое время после возвращения в Москву Ларькина интересовали только те возможности, которые ГРАС мог предоставить желающим выспаться. Перекусив утром на первом этаже в миниатюрном хозблоке, он понес завтрак Ане, которую решил поселить у себя в кабинете. В пользу этого решения говорило многое. Во-первых, элементарное удобство: в особняке было всего два туалета, в один из которых можно было попасть только из его лаборатории. Во-вторых, обитавшие здесь хищные кобели не знали цифрового кода ларькинской двери —его знал только майор, а к нему Виталий Аню почти не ревновал. Не больше, чем законную жену к тестю. В-третьих, где же ещё находиться подопытному кролику, как не в лаборатории?

Удерживая одной рукой поднос, Ларькин набрал код и, не стучась, открыл дверь. Аня ещё спала, вытянувшись на кушетке, которая была точной копией той, оренбургской, у Ларисы... Только эта была накрыта для Аниного удобства армейским матрацем и застлана стерильными хирургическими простынями. Виталий поставил на стол поднос и некоторое время любовался спящей кореянкой. В дороге ему было совершенно не до её женских прелестей, хотя близкое присутствие живой горячей девушки он чувствовал постоянно. Но до поры до времени его могучий мужской инстинкт, обильно утоленный в Оренбурге, не давал о себе знать. Он напомнил о себе только теперь, в спокойной привычной обстановке лаборатории. Но и здесь на его пути выстроилась целая баррикада заслонов: служебный долг, профессиональная этика, мужская честь...

Ларькин вспомнил взгляд майора, прислушался к своё им ощущениям и понял, что словами «слушайся доктора во всем» Борисов повязал его по рукам и ногам, одновременно невзначай убив при этом значительную составляющую часть интереса, на котором держится процесс соблазнения —непредсказуемость. Пожелай капитан, и Аня просто выполнит приказ хозяина, отдав свою девичью честь с такой же легкостью, с какой солдаты приставляют руку к головному убору. Капитан представил себе свои чувства при этом и особенно после этого —и содрогнулся. Он профессиональным взглядом окинул лабораторию и стал думать, с чего начнет работу по выявлению нового —он уже не сомневался в этом —вируса. Потихоньку прикрыв за собой дверь, Ларькин вышел из кабинета.

Когда он заглянул в «бункер», дремавший за пультом бессменный страж штаба приоткрыл один глаз.

—Хэллоу, кап, —хрипло приветствовал он Виталия.

— Привет, недремлющее око, —поздоровался Ларькин с большаковским глазом и оглядел частокол пивных бутылок на столике у стены. — Опять всю ночь работал?

—Так точно, кэптэн.

Ларькин отметил про себя, что несмотря на полузакрытый глаз, Большаков уже умыт, причесан, выбрит и даже благоухает любимым одеколоном. Биоритм Ильи он никак не мог определить —у того бывали приступы бешеной активности в любое время суток. Но к утру старлей всегда старался выглядеть хорошо.

— Как ты умудряешься быть таким свежим после бессонной ночи?

— Кой черт... Я свеж, как свежее дерьмо, —прохрипел тот, открывая второй глаз пальцами. —Знал бы ты, как мне погано. Пока вы там путешествуете, я здесь ночами не сплю. И днями тоже.

Его рука сделала предательский жест в сторону бутылок. Присмотревшись, Ларькин убедился, что от долгого сидения перед мониторами лицо Большакова опять приобрело бледно-зеленый оттенок, местами на коже выступили красные пятна. Воспаление век у Ильи не проходило никогда.

—Ну так иди, отдохни, смена пришла, хватит лучевую болезнь зарабатывать.

— Нет, —упрямо сказал тот. — Вначале ты мне расскажешь, что у вас там случилось. А я тебе о наших делах поведаю — мы тут тоже не траву кушаем...

— Да я уж вижу, что вы тут кушаете.

Ларькин подробно рассказал Илье о поисках Тэна, загадочном лишае, двойной удаче с благополучным обнаружением Ани и её пароля. Про Ларису он, конечно, не обмолвился. Затем настала очередь Большакова, и он сообщил, что ГРАС теперь прослушивается в двух местах, не считая двора, и просматривается со стороны беседки.

— А больше точно нет телекамер? Например, на соседних домах?

— Ренат сказал: зуб даю. Доверяю тебе взыскать с него, если что не так.

— А то вся ваша возня может обернуться большим конфузом.

— Представляю себе: на одном экране капитан Ларькин выгуливает кореяночку вблизи акаций, а на другом...

— …под ту же акацию отливает старший лейтенант Большаков...

— Фи, кэп, грубо и к тому же клевета!

— В любом случае все фокусы отложите до мая, пока деревья не распустятся.

— Начальник, ты, как всегда, прав. Я передам Ренату, чтобы до мая под акацию —ни-ни...

— Всегда прав, по моим наблюдениям, оказывается только майор Борисов. К сожалению, он пессимист. Так значит, нас с Аней они видели?

— Не то слово видели — Засекли, даже застукали! Увы!

— Ничего не «увы». Это даже к лучшему. Больше шансов, что Юрий Николаевич с Ренатом вернутся благополучно. Мы что, не продержимся тут до их прибытия? Даже если нас будут штурмом брать...

— Виталик, за тобой безопасно, как за дубовой дверью. Я бы даже сказал...

— Ты бы лучше поспал... Не продолжай, а? Давай отсюда, быстро.

— Ни в коем случае. Кэп, ты мне ещё на один вопрос ответь: что это за понос вы мне послали утром шестого? Что это за галиматья, которую я так и не смог расшифровать? Что я должен передать Седьмому в случае вашей безвременной кончины? И что останется от меня на память нашему дорогому руководству, если я сам ненароком паду смертью храбрых?

— Ничего, Илюш, успокойся. Это просто блеф. Случайный набор букв.

— Я так и подумал. О! Я так и подумал после того, как убил пять часов, пытаюсь подобрать ключ к этой абракадабре.

Большаков помолчал немного, снял очки, протер их, водрузил на место и прищурил красноватые веки.

— Значит, говоришь, случайный набор букв? Честное слово?

Виталий был удивлен: ему казалось, что вопрос исчерпан.

— Ну да...

—Ты сам подбирал эти буквы?