Однако в действительности всё оказывается не столь гладко — особенно что касается древнейшей истории и предыстории. В 1982 году в Сибири археологом Юрием Алексеевичем Мочановым была открыта стоянка Диринг-Юрях — на правом берегу Лены (на высоте 105–120 м) — по течению вверх в 140 километрах от Якутска! По мнению первооткрывателя, Дирингская стоянка древнее любой другой подобной во всем мире, в том числе на несколько сот тысяч лет моложе любой африканской стоянки. На сей день господствующей является точка зрения, согласно которой человечество возникло в Африке и лишь потом расселилось по другим континентам. В районе же сибирского Диринга, по подсчетам Ю. А. Мочанова, люди преспокойно обитали и процветали не менее двух с половиной миллиона лет тому назад (точная датировка колеблется от 3,2 до 1,8 млн лет до н. э.). Естественно, такая хронология логически приводит к выводу о внетропическом происхождении человека и становится дополнительным аргументом в пользу концепции о полярной прародине человечества.

О том я неоднократно писал в предыдущих работах. Сейчас же попытаюсь ответить на совершенно другой вопрос: почему эпохальное событие в истории Земли — возникновение рода людского — произошло не в ласкающих негой и изобилием тропиках, а в суровых условиях Сибири? Впрочем, в те невообразимо далекие времена вряд ли климат был столь же суровым, как сейчас. Тем не менее сакраментальный вопрос остается: почему? Мочанов сразу же почуствовал и правильно уловил, что здесь явно что-то не так. Здесь налицо какая-то аномалия, какой-то непонятный пока скачок, выходящий за рамки общей линии биологической эволюции и антропогенеза. Ученый даже нащупал направление, двигаясь по которому, можно было бы легко ответить на поставленный вопрос. Но не ответил. Свою выдающуюся монографию «Древнейший палеолит Диринга и проблема внетропической прародины человечества», изданную в Новосибирске в 1992 году, сибирский археолог заканчивает так:

«Разум появляется на планете Земля, после почти четырехмиллиардной эволюции органического мира, внезапно и, как свидетельствуют древнейшие орудия человека в Африке и Северной Азии в развитом виде» [Подчеркнуто мной. — В. Д.].

Развернуть заявленный тезис и объяснить причины данного сверхэпохального феномена Ю. А. Мочанов пообещал в следующей книге, специально посвященной происхождению разума, которая, к сожалению, до середины 2001 года (когда я пишу эти строки) еще не вышла. Тем не менее ответ напрашивается сам собой. И находится он в плоскости идей русского космизма, конкретизированных применительно к историческому процессу во всех его многогранных аспектах в концепции пассионарности.

Согласно теории биосферы и ноосферы[16] Владимира Ивановича Вернадского (1863–1945), все живое вещество планеты служит источником свободной энергии и оказывает непосредственное воздействие на социальные процессы. Последователь Вернадского Лев Николаевич Гумилев (1912–1992) доказал, что под влиянием природных законов этносы как устойчивые формы объединения людей (по существу — природные коллективы, приспособившиеся к конкретным ландшафтам) проходят в своем развитии несколько обязательных стадий: от рождения — через расцвет — к угасанию. Источником данного естественно-исторического процесса как раз и является энергия живого вещества Земли, которая по космически запрограммированным каналам воздействует на этносы, а через них — и на отдельных людей.

В многочисленных работах Гумилева лишь намечены основные направления в познании взаимосвязи биокосмических и социальных закономерностей. Конкретный механизм их взаимодействия, позволяющий прогнозировать близкие и отдаленные результаты, остался во многом невыясненным, что, в свою очередь, обусловлено рядом нераскрытых и ждущих специального изучения процессами образования и функционирования биосферы и ноосферы. Сказанное относится к любой территории планеты Земля и проживающих здесь этносов, взятых в том числе и в разрезе их истории и предыстории.

Колебания биохимической энергии под воздействием, главным образом, космических факторов непосредственно влияют на поведение индивидов в рамках конкретных этнических систем. Отдельные личности способны получить избыточный энергетический импульс, в результате чего становятся активным организующим началом больших и малых этнических групп. Такой избыток биохимической энергии живого вещества, позволяющий преодолеть инстинкт самосохранения и приводящий к физиологическому, психическому и социальному сверхнапряжению, Гумилев и предложил назвать пассионарностью (от латинского слова passio — «страсть»), а людей, наделенных соответствующим энергетическим зарядом и обладающих повышенной тягой к действию, — пассионариям, которые, когда в их поле притяжения оказываются массы людей, становятся главными двигателями истории:

«…Что же происходит в случае, если пассионарное напряжение выше инстинктивного? Тогда появляются конкистадоры и землепроходцы, поэты и ересиархи или, наконец, инициативные фигуры вроде Цезаря и Наполеона. Как правило, таких людей немного, но их энергия позволяет им развивать и стимулировать активную деятельность, фиксируемую везде, где есть история. Сравнительное изучение напряженности и массовости событий дает определение величины пассионарного напряжения в первом приближении».

Концепцию Гумилева убедительно подтверждает жизнь и деятельность многих выдающихся исторических личностей — Александра Македонского, Ганнибала, Чингисхана, Жанны д’Арк, Яна Гуса, протопопа Аввакума, Суворова и др. Точно такой же пассионарностью обладали в свое время русские первооткрыватели-землепроходцы, начиная с Ермака, Семена Дежнева и Ерофея Хабарова и кончая арктическими и тихоокеанскими мореплавателями — всеми, кому Россия была обязана присоединением сначала Сибири, а затем Русски Америки (первой — навсегда, второй — временно). Пассионарная энергетика русских первооткрывателей первопроходцев не в последнюю очередь обусловливалась биосферными и ноосферными особенностями осваиваиваемых ими краев. Мореплаватели — искатели не одних только новых земель, но и приключений — в большинстве своем подлинные носители пассионарного заряда. Они не могут обрести покой, пока не достигнут цели, не растратят пассионарную энергию или не погибнут. Колоритные художественные образы таких непреклонных пассионариев воссозданы в известных романах Германа Мелвилла и Жюля Верна: капитан Ахав, гоняющийся по океанским просторам за белым кошалотом Моби Диком и капитан Гаттерас, одержимый идеей достижения Северного полюса — оба гибнут, достигнув главной цели своей жизни.

Механизм связи между пассионарностью, подпитываемой биохимической энергией живого вещества биосферы, и поведением пассионариев достаточно прост. Обычно у людей, как у животных организмов, энергии столько, сколько необходимо для поддержания жизни. Если организм человека способен «вобрать» энергии из окружающей среды больше необходимого, то человек создает вокруг себя отношения и связи, позволяющие применять энергию в любом из выбранных направлений. Это может быть и создание новой религиозной системы или ереси, и разработка научной теории или изобретения, и строительство храма, и реформирование консервативной системы. При этом пассионарии выступают не только как исполнители, но и как организаторы. Вкладывая свою избыточную энергию в организацию и управление соплеменниками на всех уровнях социальной иерархии, они, хотя и с трудом, вырабатывают новые стереотипы поведения, навязывают их всем остальным и создают таким образом новый этнос, видимый для истории. Пассионарность может проявляться и с положительным, и с отрицательным знаком, порождая как подвиги, созидание, благо, так и преступления, разрушение, зло. Данные феномены имеют естественные биохимические и биофизические причины и в конечном счете коренятся в космических закономерностях.

вернуться

16

Понятие биосферы (от греч. bios — «жизнь» + «сфера») первым употребил австрийский геолог Эдуард Зюсс (1831–1914), а научный неологизм ноосфера (от греч. noos — «ум», «разум» + «сфера») впервые прозвучал во Франции благодаря философам Эдуарду Леруа (1870–1954) и Тейару де Шардену (1881–1955). Именно с ними активно общался В. И. Вернадский во время научной командировки в Париж в 1922–1925 гг. Сходные идеи формулировал также Павел Александрович Флоренский (1882–1937) (рис. 7) в концепции пневматосферы (от греч. pneuma — первоначально «дыхание», позднее «дух»), где упор делался не столько на разум, сколько на душу.