Многочисленные дамбы, соединяющие остров с берегами долины незаметно переходили в городские улицы, застроенные с обеих сторон более нарядными домами — их стены были побелены или же натерты толченой пемзой тускло-красного цвета. Там и сям в дамбах были проделаны ходы, чтобы каноэ могли проплывать из одной части озера в другую, через эти каналы были перекинуты деревянные мосты, которые можно было убрать при приближении врага. Через определенные расстояния на акведуках, доставляющих в город пресную воду, находились резервуары, ими заведовали индейцы, ответственные за наполнение водой каноэ продавцов воды, циркулировавших в каждом квартале города. А еще там были женщины, которые готовили пищу на своих печках на открытом воздухе и предлагали покупателям блюда из тушеного мяса или рыбы с овощами, или кукурузную кашу со специями, или леденцы из меда с отличными маисовыми лепешками под названием тлацкалли, или пироги из кукурузной муки, под чьей дымящейся корочкой была начинка из бобов, мяса и перца.
Можно было целый день бродить по многочисленным городским рынкам, присаживаясь покушать и встречаясь там с родственниками и друзьями. Так делали многие: гуляли туда-сюда по рядам, вдоль которых выстроились в ряд осыпающиеся горы фруктов или были развешаны пестрые одежды. Можно было перекинутся парой слов с индианкой, сидящей на корточках позади своей овощной продукции, или забавляться диким видом индейца — отоми, спустившегося с гор, чтобы продать несколько шкур. Или можно было с завистью глядеть на почтекатля, торговца, только что вернувшегося из овеянных небылицами юго-западных районов, на его перья попугаев, его драгоценности из полупрозрачного нефрита и его внешний вид, говорящий о богатстве.
Бесстрастные стражи рынка, тианкиспан тлайакаке, ходили взад и вперед по торговой площади, молчаливо наблюдая за толпой и торговцами. Если возникал какой-нибудь спор, например, покупатель заявлял, что его надули, или кто-то увидел разложенные для продажи товары, которые у него были украдены, то мгновенно всех, кого это касалось, отводили в суд, который непрерывно заседал на одном конце рынка, и трое судей постоянно вставали то на одну, то на другую сторону и выносили свой вердикт прямо на месте. Если на обидчика налагался штраф, то он посылал за своими домочадцами, и можно было увидеть, как они идут, задыхаясь под тяжестью куачтли, рулонов ткани, которую тут использовали в качестве денег. И все возвращалось на круги своя: удовлетворенная толпа опять начинала свое муравьиное движение между крытыми галереями, которыми была расчерчена площадь, у подножия высокой пирамиды храма Тлателолько
Город был разделен на четыре района, называемых Куэпопан (Место, Где Цветут Цветы), Мойотлан (Место Москитов), Ацакоалько (Место Цапель) и Теопан (Место Богов) — в квартале Теопан находился храмовый комплекс, главная точка города. В каждом из четырех основных кварталов города располагалось несколько кальпулли (буквально "группы домов"), эти кварталы управлялись военачальниками, очень важными персонами, назначаемыми центральной властью и обычно являющимися родственниками самого императора. Поддержание состояния улиц находилось в ведении местных властей каждого квартала под общим руководством уэй кальпишки, имперского чиновника, который издавал распоряжения наподобие префекта. Каждый день на уборку общественных магистралей выходила тысяча человек, которые подметали и мыли их с таким тщанием, что, можно было ходить, беспокоясь о чистоте своих ног не больше, чем о чистоте рук. Мусор сваливали на краю города на заболоченных пустошах или закапывали во внутренних двориках.
Толпа людей с загорелыми лицами в скудных белых одеждах бесконечно течет вдоль тихих фасадов домов, и время от времени через незакрытый дверной проем можно уловить кухонные ароматы. Не слышно громкой речи, лишь тихое бормотание звучит едва ли громче приглушенного шарканья босых ног или сандалий.
Почти половина всего населения города составляли майеки и рабы, они влачили жалкое существование. Майеки (крепостные), составлявшие около тридцати процентов всего населения, были свободными людьми, принадлежавшими к жестоко угнетаемому классу безземельных крестьян. Не являясь членами клана, они не получали свою долю при распределении земли и не получали преимуществ от социального обеспечения в кальпулли. Они не были рабами, но не были и полноправными гражданами, многие майеки не принадлежали к племени ацтеков и были новоприбывшими в долине или потомками покоренных племен. Рабы же вообще жили недолго, чужеземцы, считавшиеся варварами, и военнопленные, в принципе обреченные погибнуть на алтарях, — были потенциальными жертвами, и большинство из них стоически оканчивали свою жизнь на окровавленном камне на вершине пирамиды.
Район, где находится главный храм, выглядел как прямоугольник размером 350 на 300 метров. Он был огорожен каменной стеной, украшенной змеиными головами. Три дороги, превращенные в главные улицы, сходились у ограды и заканчивались возле укрепленных ворот в Змеиной Стене. Самыми красивыми были Ворота Орла, над которым возвышался огромный каменный орел, а по бокам от него — ягуар и медведь.
За оградой находились храмы наиболее важных богов. Здесь также стоял постамент с уложенными в ряд черепами принесенных в жертву людей, чуть поодаль — камень с прикованными к нему пленниками, предназначенными для гладиаторского жертвоприношения. Возле ворот располагалась площадка для ритуальной игры в мяч. Тут проходили матчи местных популярных команд: орлов и ягуаров. В меньших по размеру окружающих зданиях были склады, жилища жрецов, комнаты для постящихся и кающихся, а также жреческие школы.
Главным сооружением в городе был Великий Храм — пирамида основанием 90 на 70 метров (не считая окружающей ее платформы) она возвышалась пятью ярусами на высоту около 30 метров, как восьмиэтажный дом. Обильно пролитая кровь засыхала слоями на верхних ступеньках храма — пролитая днем ложилась на утреннюю, свежая поверх застывшей. У фасада бок о бок шли две лестницы с балюстрадой, оканчивающейся у подножия храма огромными змеиными головами из раскрашенного камня. Наверху балюстрады изменяли свой наклон и становились почти вертикальными, образуя четыре постамента, или платформы. На каждом из таких постаментов располагался скульптурный знаменосец, вырезанный из камня в виде сидящего индейца, обхватившего руками колени. Возле храмов стояли каменные плиты для разделки человеческих тел и кувшины с водой для приготовления человеческого мяса — неотъемлемая процедура жестоких ритуалов. На внутренних поверхностях стен и деревянных частях храмов были вырезаны изображения богов. И всюду кровь и запах, хуже, чем на мясокомбинате. Ветерком разносился омерзительный смрад разлагающихся человеческих сердец, вырванных из груди у жертв и брошенных еще бьющимися в Орлиную Чашу, где им предстояло сгнить.
На центральной площади Теночтитлане большие группки жрецов в темных одеяниях — волосы их были испачканы запекшейся кровью, уши изувечены во время церемоний, упорно делали вид, что занимаются каким-то делом. От каждого из жрецов исходил ритуальный "запах дохлой собаки". Они бродили, разжигали кадильницы, украшали гирляндами из цветов головы гигантских змей, которые снизу ограничивали балюстраду крутой лестницы, ведущей наверх пирамиды. В центре площади под жаркими солнечными лучами серебристо посверкивали свежепобеленные два главных храма Солнца и Луны. Справа от пирамиды возвышались стены, за которыми располагались глинобитные покои правителя Анауака — "страны у вод" — Мотекусомы Шойокоцина (Младшего, в отличии от своего деда, прозванного Старшим).
Уже давно нагрелись и раскалились каменные плиты из белого известняка, которыми был выложен пол на главной площади Теночтитлана. Солнечный свет щедро заливал стены дворца, покрытые каменной резьбой плоскости пирамид, ложился на жертвенник, расположенный у спуска к каналу; на громадную стойку для черепов,(на одном пруте нанизывали до двадцати штук), разложенных там в строгом, по годам, месяцам и дням порядке. Воздух, пропитанный ароматом курящейся в кадильницах драгоценного копаля, пахучим дымком костров, уже заметно подрагивал от жары, обнаруживал свою весомую и животворящую силу. Храмы Уицилопочтли и Тлалока, воздвигнутые на вершине главной пирамиды, казалось, парили в пространстве. В колеблющемся воздухе трепетали таинственные символы священных календарей, выбитые на округлых каменных плитах, стоймя расставленных по периметру площади. — шел "Первый день тростника" тринадцатый год с начала эры науа.
