— Да… да, конечно. Думаю, что враг скоро отступит для передышки.
Надеюсь, нам удастся удержать его в течение нескольких дней. Но Марк, ты же совсем не готов…
— Будь на связи, как я сказал. Жди моего сигнала. Я спускаюсь!
Фрезер отключил радио, бесполезное при полете в атмосфере, и повернулся к Лорейн.
— Привязывайся, хозяюшка. Не думаю, что это причинит тебе боль. Если нам удалось выдержать пятикратное ускорение, то половина этого будет нам нипочем.
Без возражений она тихо села в кресло и взялась за ремни.
Привязываясь, Фрезер объяснил ей положение дел.
— По крайней мере, мы выиграем для них войну, — закончил он.
Она протянула руку, чтобы прикоснуться к нему.
— Это так похоже на тебя, Марк.
— Кроме того… у меня в голове вертится идея, которую я никак не могу поймать за хвост. Она может помочь нам больше, чем… Так вот, я хочу заполнить главный отсек газом из батискафа. Достаточно будет нескольких атмосфер. Видишь ли, такой высадки не предусматривалось, но есть соответствующие рекомендации на случай экстремальной ситуации. К тому же я не представляю, как можно находиться в вакууме при таком давлении атмосферы Юпитера снаружи.
Газ с шумом ворвался в кабину. Взметнувшиеся частицы пыли изменили освещенность. Гул проснувшегося двигателя отдавал не только в ушах, но и во всем теле. За кормой расцвел огненный шлейф. Описывая спираль, «Олимпия» стала спускаться. Это был медленный спуск, всего двадцать шесть миль в секунду. Но во время него ни Фрезер, ни Лорейн не могли разговаривать. Зрелище, представшее перед ними и поглотившее их, было действительно впечатляющим.
Звезды исчезли. Небо из черного превратилось в фиолетовое, высокие ледовые облака поблескивали в солнечных лучах. Внизу, переливаясь тысячами оттенков, простирался воздушный океан, подсвеченный вспышками молний.
Когда плотность воздуха стала равной земной плотности на двадцатимильной высоте — здесь же высота была значительно меньше — Фрезер отключил космическое оборудование и перешел на аэродинамическое. Сразу под ними был верхний слой облаков аммиака. Они погрузились в пелену. Темнота поглотила их. Он переключил экраны на видимый теперь инфракрасный диапазон. Но на экране мало что переменилось. Появились только зелено-голубые вихри. Корабль осторожно двигался вперед довольно продолжительное время; рассекая атмосферу, он издавал глубокий свист, переполнявший все существо Фрезера и уводивший его в нирвану звуков.
Электрические разряды освещали пропасти и каньоны, протянувшиеся на многие мили вокруг. Каждое скопление облаков было похоже на континент. От шума и шквального ветра судно закружилось, как испуганная лошадь. Стрелки приборов плясали. Ремни безопасности удерживали все сто двадцать фунтов тела Фрезера. Каждое движение давалось ему с трудом. От его прикосновений консоль громко звенела. Но он был в таком восторге от зрелища, что не обращал на это внимания.
Наконец зона турбулентности осталась позади. «Олимпия» снова спокойно загудела в глубинной тишине. В каком-то смысле это было обманчивое чувство, так как любой другой корабль при таком давлении был бы раздавлен.
По мере спуска давление возрастало. Но судно выдерживало такой перепад давлений. Кабина пилота и отсек с силовой установкой имели сводчатую форму и были сделаны из особого сорта стали с почти идеальной структурой кристаллов, притягивающих молекулы с огромной силой.
Лишь воздухоприемник и грузовое отделение выдавались на сферической поверхности корабля. Но они были такими же массивными и наглухо задраенными мертвой хваткой атмосферы. Иллюминаторов не было. Приборы и экраны обзора были построены на твердых кристаллах, сходных с теми, что применялись на Юпитере. Что касалось силовых нагрузок, судно могло преодолеть их, опустившись ниже зоны солнечной фотосферы.
Приблизительно четвертая часть отсека была приспособлена для транспортировки минералов, чья аллотропия требовала условий юпитерианской поверхности. Остальная часть состояла из ряда камер для сбора проб атмосферы на разной высоте. Сейчас они были открыты и не загружены.
Двигатель использовался в качестве турбонасоса. Над всем этим хозяйством надувался шар из эластичного и очень прочного материала. Под контролем барометра помпа заполняла его газом, полученным от распада карбогидрата.
Подаваемое тепло делало содержимое шара менее плотным, чем холодная водородно-гелиевая среда, окружавшая корабль при одинаковом внешнем давлении. Таким образом, суммарный эффективный вес системы стремился к нулю.
Фактически, «Олимпия» представляла собой космический батискаф. Она не столько летала, сколько плавала в небе Юпитера.
«Почти как когда-то в морях Земли», — подумал Фрезер.
Затем корпус вновь начал раскачиваться и нырять. Он услышал вой и грохот аммиачного града о металлический корпус. Раздался слабый крик Лорейн:
— Градины с меня ростом! Что, если они порвут шар?
— Тогда мы обречены, — процедил Марк и бросился к рычагам управления.
Остановив помпу, он опустил нос судна и, включив двигатель, прорвался сквозь нижнюю границу штормовой зоны. Корабль не достиг поверхности, из-за большого давления, он не мог этого сделать! Когда они снова оказались в зеленом безмолвии, Фрезеру понадобилось несколько минут, чтобы преодолеть дрожь. Он уже не ощущал себя сверхчеловеком — он был вполне смертен.
Вдруг показалась поверхность.
Его охватило изумление. Над их головами был золотой небесный свод с облаками, цвета ультрамарина и меди, похожими на черепах. Из скопища облаков на северном горизонте лил дождь, подсвечиваемый молниями в дымчато-голубых кавернах. Рядом с этим потоком даже Ниагарский водопад показался бы карликом. На западе ночь властвовала над океаном. Там, внизу, сияла и искрилась каждая волна. Буруны были больше и быстрее, чем на Земле. Они двигались на восток, к свету и сияя как дамасская сталь, взрывались на берегу фонтанами пены. Прибрежный воздух искрился от парящих брызг. Дальше простиралась безбрежная равнина, покрытая желто-голубым кустарником и лесом. Ветви покачивались на ветру и шелестели пучками листьев удивительной формы. На востоке этот мир терялся в бронзовой дымке.
На юге возвышался отливающий металлическим блеском утес, с которого река низвергала свои пенящиеся воды. Ошеломленные зрелищем Фрезер и Лорейн безмолвно глядели на открывшуюся панораму. Только воспоминания о Теоре заставило его очнуться.
Он неохотно глянул на приборы. Мощный радиобуй, установленный вблизи Ниара для будущих экспедиций, подавал сигналы. Расчеты Фрезера оправдались. Он уменьшил высоту и взял курс на север.
— Посмотри вон туда, — указала Лорейн.
В полумиле от них, взмахивая плавниками, проплыла стая каких-то дьявольских рыб. Они сияли, как полированные. Внизу на равнине паслось стадо шестиногих животных с пышными рогами, всполошившихся при появлении «Олимпии». Их там были тысячи. Топот ног разносился так далеко, что достигал звуковых датчиков корабля.
— А я всегда считала Юпитер… замороженным пеклом, — сказала она запинаясь.
— Для жителей Юпитера Земля — расплавленное пекло, — ответил Фрезер.
— Я имею в виду его великолепие. Обилие жизни!
Он кивнул отяжелевшей головой.
— Да! Это настоящее чудо Вселенной. Жизнь.
Она сказала с горечью:
— Нам отведено так мало времени. И тем не менее люди не ценят его.
— У них внизу то же самое. Они не очень-то отличаются от нас…
— Твой друг Теор, — сказала она нерешительно. — Ты говорил, у него есть семья.
— Да. Он очень привязан к ней.
— Счастливчик.
Вздрогнув, он посмотрел на нее, но она отвернулась.
Вскоре Фрезер разглядел реку, похожую на Брантор. Они полетели над ее руслом и вскоре радиобуй сообщил, что корабль находится над Ниаром. Фрезер остановил двигатель, чтобы осмотреться. Город внизу напоминал скорее лабиринт. Через мощную оптику он увидел в панике разбегающиеся толпы, напуганные появлением корабля.