— Так что он сделал? Забил еще одну семью? — спросил Оливер и глубоко затянулся сигаретой.

— Мы просто хотели с ним поговорить.

— Конечно.

— У него были посетители?

— Не знаю. Он все больше держится один. Большинство его друзей в тюрьме.

— Телефона нет? — спросил Рид, оглядываясь. — И компьютера?

Оливер расхохотался так, что закашлялся.

— Он не слишком хорошо разбирается в технике. Это было похоже на правду — а ведь Гробокопатель связывался с ними по электронной почте, устанавливал в гробы беспроводные микрофоны, умел использовать технику в своих целях.

— Смотри-ка. — Морисетт натянула перчатки и достала из книжного шкафа альбом с вырезками, затерявшийся между пластинками. Положила его на кресло и начала листать пластиковые страницы. Вырезки из новостей, сейчас уже пожелтевшие, были аккуратно вставлены в кармашки. — Да он тащится от этого.

— Так где он? — спросил Рид, и ему стало совсем не по себе. Что-то здесь не так, чего-то он не понимает. Если только Шевалье не хамелеон, если он не пытается их обмануть этой своей убогой хибаркой. Если только он не держит их за дураков.

Риду все это не нравилось.

Что-то он пропустил.

Что-то важное.

То, что может стоить жизни Симоне Эверли.

Полиция приближалась.

Супергерой слушал новости по полицейской волне. Ощущал, как они придвигаются все ближе, чувствовал, как они все жарко дышат ему в спину. Они нашли квартиру, как он и ожидал. Как он и планировал. Он уже предвкушал их следующие шаги.

Срезав угол, он перешел улицу и направился по узкой аллее, где располагались мусорные баки, а с забора на него настороженно глазел кот. Его грузовик стоял на общей парковке. У всех на виду. На этот раз, чтобы машину случайно не опознали, он оттащил одурманенную Симону и свои инструменты на кладбище, в густые заросли. Отогнал грузовик и вернулся на кладбище позже, до пробуждения Симоны, чтобы закончить работу. Он нашел ключи и забрался в машину. Его распирало от удовлетворения. Он доставил свой груз; все прошло, как он и ожидал, как он и хотел. Он знал, что скоро на его след нападут. Если только они не совсем остолопы. Но он опять всех обманул. Вся эта чушь с числом двенадцать была нужна, только чтобы раздразнить их, указать направление, но не раскрывать свою подлинную цель.

Он ехал, не превышая скорости, чтобы не нарваться на неприятности, и остановился на аллее. Убедившись, что за ним не следят, что никто не подозревает, где скрывается его берлога, он сбежал по ступенькам и вошел в комнату, где мог быть один. Где был его мир.

Посмотрев на одежду Симоны Эверли, он улыбнулся. Вспомнил, как раздевал ее. Конечно, она была без сознания, когда он снимал с нее спортивный костюм, шорты и футболку. Он снял бюстгальтер, тихонько лаская грудь. Боже, она была прекрасна; светлые линии свидетельствовали, что загорала она в крохотном бикини. И на самом белом участке ее кожи контрастно выделялись соски. Темные. Круглые. Совершенные. Он не удержался и поласкал их, стянул с нее спортивные шорты и добрался до главного сокровища.

Алые трусики.

Они еле прикрывали ее и врезались между крепких круглых ягодиц. Ему захотелось укусить их, взять ее сзади, глубоко вонзить в нее твердый член, но он удержался. Его руки трепетали, когда он стягивал алую ленточку, которую она называла трусиками. Он понюхал их, лизнул, и пришлось подождать, чтобы успокоиться. Потом он овладел собой, связал Симону, как овцу, и завернул ее в брезент, оставив дырки для воздуха. Нужно было быть осторожным на случай, если она очнется по дороге или когда придется оставить ее на полчаса в густых зарослях, окружающих кладбище.

И потом он доставил ее к последнему пристанищу.

Он быстро сел и прослушал запись ее криков, услышат мольбы о пощаде и почувствовал ее ужас. Прекрасно, подумал он, снова и снова слушая эти звуки. Он не стал отказывать себе в удовольствии, прошел к письменному столу, потер пятнышки крови на поверхности и потянулся к ящику, где его ждала награда. Между пальцами заструились шелк и кружева.

У него встал.

Мощно встал.

Никки медленно сходила с ума. Она ничего не слышала. Прошло много времени, и Никки устала сидеть за пустым столом в полицейском управлении. Поскулив с час, Микадо свернулся клубком у ног Никки, пока она пыталась связаться с семьей и друзьями Симоны. Высокий, с виду надежный полицейский по имени Уилли Армстронг сидел рядом, настолько близко, что она подумала, уж не приставили ли его к ней «сиделкой», чтобы оградить от неприятностей. Что ж, такая у нее репутация, предположила она, хотя было уже безразлично. Стрелки часов отсчитывали минуты и часы, а от Рида не было ни весточки.

Что там в квартире Шевалье? Если бы они с детективом Морисетт нашли Симону, то позвонили бы.

Но увы.

С тяжелым сердцем, прокручивая в голове ужасающие сцены, она наблюдала изнутри, как работают в полиции. Несмотря на глубокую ночь, работала команда, которая позаботилась об ориентировке и распространила фотографии Лироя Шевалье. Никки позвонила всем друзьям и родственникам Симоны. К сожалению, ее родителей не было дома, но, может, оно и к лучшему? Зачем тревожить их без надобности?

Если только без надобности.

Наконец она услышала голос Рида и его шаги по лестнице. Нелепо, но ее глупое сердце забилось сильнее. В мгновение ока она вскочила на ноги, но, когда он вошел, она похолодела от его мрачного вида. Сердце ушло в пятки.

— Вы нашли ее?

— Нет.

С ним была Морисетт.

— Никаких следов. Ни ее, ни Шевалье.

— Его не было дома?

— Нет. Не было и в видеомагазине, где он работает. Мы проверили. И это не для печати, вы поняли? — сказала Морисетт.

— А ты что-нибудь узнала? — спросил Рид.

— Нет. После ресторана ее никто не видел.

— Черт.

У Морисетт запиликал телефон, она стала доставать его из сумочки, а Рид и Никки прошли в его кабинет.

— Она у него, так ведь? — спросила Никки, стоя у окна и вглядываясь в темную безжалостную ночь. Микадо вскочил и заскулил у ее ног.

— Не знаю. Ни в чем нельзя быть уверенным.

— Но ты думаешь, что да.

Он начал было спорить, но остановился. Его губы затвердели.

— Да, ты права. Думаю.

— Я так и знала.

— Я могу ошибаться.

— Да, конечно. — Она нагнулась и взяла на руки песика Симоны. — А еще Папа Римский может вдруг жениться. — Она потерла шею. — Надо ее найти. Пока не поздно. — Но она знала, что уже поздно, что в песочных часах жизни Симоны осталось упасть нескольким песчинкам.

Закончив разговор, вернулась Морисетт.

— Тут все идет по плану, я проверила. Мы выпустили ориентировку, и, если что, мне или Зиберту позвонят.

— Где он? — Никки почесала Микадо за ушами.

— Едет. Он весь день был в Далонеге — говорит, что оставил мне сообщение, но я не получала. Он беседовал с мальчиком, который видел убийцу, но тот не опознал Шевалье. Заявил, что не узнал бы того человека, даже если бы столкнулся с ним. — Она пожала тонким плечом. — Может, и врет. Зиберт думает, что он боится, как бы чего не вышло. И его папаня тоже не очень помог — он думает, что у сынка есть сведения, за которые какой-нибудь придурок заплатит… Эй, может, убедите «Сентинел» раскошелиться?

— Мы не платим за новости, — отрезала Никки. Морисетт фыркнула, открыла сумочку и стала там рыться.

— Нет, вы просто мутите воду, будоражите людей и путаетесь под ногами. — Никки открыла было рот, чтобы возразить, но Морисетт оборвала ее: — И не вешайте мне лапшу про свободу прессы и право людей знать, — это все херня.

— Я думаю, она все понимает, — встрял Рид.

— Да уж надеюсь. — Морисетт нашла пачку и вытряхнула последнюю сигарету. — Аккуратнее, ладно? — сказала она Риду, смяла пустую пачку и бросила в мусорку.

— Я стараюсь, — ответил он ледяным тоном, и бывшая напарница, похоже, поняла намек.

— Ладно, может, я и переборщила, но я устала, и вообще не надо меня учить, как делать мою работу. А сейчас я пойду домой к детям. Которые, по идее, спят и даже не знают, что меня нет рядом… Черт возьми, эта работа не для матери. — Она зажала незажженную сигарету губами, где остался лишь намек на помаду, которую наложили несколько часов назад.