Страуд вернулся лишь вечером, и его новости погасили и без того слабую надежду спуститься по течению реки. Земля кишела бродягами, а небо

– летающими тарелками, добычей которых становились те, кого охотники настигали на открытых местах. Страуд своими глазами дважды это видел. Один раз охотники захватили взвод британских солдат, одетых в форму времен первой мировой войны.

– Знаков различия я не разглядел, – сообщил он, уминая лепешки из ореховой муки, которые испекла для него миссис Клэпп. – Но помню, на отце была такая же форма. Я был еще совсем мальчонка, когда он в последний раз приезжал в увольнение. А потом отправился воевать в Турцию и пропал без вести. Мы больше ничего о нем не узнали, хотя мама после войны очень хлопотала. Ей все говорили, что после войны турки освободят пленных. А когда война кончилась и их освободили – отца среди них не было. Да, тогда многих парней так и не нашли. Но я помню, как отец выглядел, – и могу поклясться, что ребята, которых сцапали эти мерзавцы, были одеты точь-в-точь так же. Если б я до них добрался раньше, мы могли бы с ними соединиться. – Он покачал головой.

– И миграция, и охота приобрели небывалый размах, – заметил викарий.

– Что же, охотники решили совсем опустошить эту землю?

– Ну, – Страуд доел последнюю лепешку, – и это тоже, конечно. Но не в том суть, мне кажется. Уж сколько мы облав повидали, но сейчас все как-то не так. Я бы сказал, скорее что-то другое заставило бродяг тронуться в путь, нечто, происходящее к северу от нас. Они все идут оттуда, причем идут быстро, словно за ними по пятам кто-то гонится. Во всяком случае, нам лучше сидеть тут, если не хотим попасться в лапы охотникам. Со всем этим переселением им сейчас раздолье. А с реки, где мы будем как на ладони, угодим к ним прямиком и немедля.

– Николас, – позвал викарий. – Что сказал Авалон, когда тебя предупреждал? Если сможешь, вспомни его точные слова.

Ник на мгновение прикрыл глаза, вызывая в памяти то, что хотел услышать викарий. Авалон встал перед ним, как живой. И теперь он будто слышал его бесстрастный голос, и ему оставалось только слово в слово повторить то, что тот сказал раньше.

– Авалон никому не враждебен, это место покоя и безопасности. Но к тем, кто останется вне его, приходит Тьма и Зло. Это случалось и раньше, когда Зло надвигалось на землю. Встречая Авалон и Тару, Броселианду и Карнак, оно в бессилии бьется о стены, которые не может сокрушить. Но страшные бури подстерегают тех, кто находится вне этих стен. Зло то прибывает, то убывает, подобно морскому приливу и отливу. Ныне – время начала прилива.

– Авалон? – переспросил Страуд.

– Герольд, – пояснил Крокер, и воцарилось молчание. Ник знал, что все смотрят на него, однако лишь Хадлетт встретил его прямой взгляд.

Если остальные его обвиняли – а он полагал, что так и было, – то в выражении лица викария этого не читалось.

Страуд поднялся и вплотную надвинулся на Ника.

– Ты разговаривал с Герольдом? – Вероятно, для уполномоченного гражданской обороны это имело чрезвычайное значение.

– Да, – коротко ответил Ник, не пускаясь в дальнейшие подробности.

– И так с ним подружился, что он вздумал тебя предостеречь? – продолжал Страуд. Недоверие, каким встретил Ника летчик, еще яснее читалось на обветренном лице уполномоченного, рыжие с проседью усы враждебно ощетинились.

– Если вы хотите спросить, принял ли я предложение Герольда, – ответил Ник, – то я его не принял. Однако он спас мне жизнь.

– Раньше ты говорил по-другому, – вмешался Крокер. – Ты освободился сам – и приложил к тому кое-какой труд.

– Герольд указал способ. – Ник говорил сдержанно, однако раздражение, которое вызывал в нем Крокер, могло вот-вот прорваться. – Если бы не он…

– Как же, как же, все так и было. Расскажи-ка им теперь свою сказочку

– целиком. И посмотрим, что они подумают!

Хадлетт кивнул.

– Расскажи все с самого начала, Николас.

В присутствии викария и летчика Ник не мог изменить ни слова в своем рассказе, будь даже у него желание. Желания такого не было – с присущим ему упрямством он посчитал, что пусть они выслушают всю правду, а потом решат, поверить ему или прогнать.

Он еще раз подробно описал свои приключения с той минуты, как увидел Авалона, до встречи с Хадлеттом и Крокером. Его слушали с напряженным вниманием, не перебивая. Закончив, Ник приготовился к выражению недоверия, подозрения, к требованию прогнать его прочь.

– Ты… ты просто подумал – и достал кинжал? – начал допрос Страуд.

Ник вытащил из-за пояса клинок. Острые кинжалы, которые средневековые бродяги бросили на поляне, уйдя навстречу своей неведомой судьбе, он уже передал Хадлетту и Крокеру.

– У меня есть вот это.

Страуд выхватил кинжал у него из рук, внимательно осмотрел и затем швырнул на каменный пол, так что сталь жалобно зазвенела.

– Вот твой чудесный нож, – проговорил он. – Посмотрим, как ты одной мыслью поднимешь его!

Справедливо, признал Ник. Он повернулся к лезвию. Так, теперь выбросить из головы все постороннее, только кинжал… Он должен достать кинжал… Как он это тогда сделал? Кисть… кисть, которая возьмется за рукоять… потом – рука…

Ник сосредоточился, пытаясь создать необходимый образ. Голова раскалывалась от напряжения, но в воздухе ничего не появилось. Туман, из которого должны были родиться держащие рукоять пальцы, не слушались. Ник отчаянно силился создать эту руку – и никак не мог. Что-то ему мешало, чего не было на поляне, какой-то барьер, о который тщетно билась его воля.

– Не могу. – Сколько времени так прошло, Ник не знал. Здесь, в пещере, что-то сводило на нет все его усилия. – Сейчас не выходит, и все тут.

– Потому что, – Крокер не скрывал торжества, – никогда и не выходило! Я с самого начала знал, что это сказки!

Чья-то рука с силой, до боли, вцепилась Нику в плечо, и его стремительно развернули в другую сторону. Страуд чуть не уткнулся носом ему в лицо.

– Ты продался Герольду! И вернулся за нами. Не в открытую, как Рита,

– а тайком, думая втереться в доверие!

Ник попытался увернуться от удара – настолько успешно, что Страуд не сбил его с ног: полуоглушенный, Ник отлетел к стене, но все же не упал. Голова плыла от могучего кулака Страуда, и он смутно осознал, что между ними встал Хадлетт.

– Сэм! – приказал викарий, и уполномоченный гражданской обороны ответил невнятным рычанием, но не сделал попытки оттолкнуть его и вновь наброситься на свою жертву.

– Он продался сам и пришел за нами, – хрипло повторил Страуд. – Вы знаете это, викарий.

– Сэм, у тебя нет оснований так говорить. Ни у кого нет. – Хадлетт обращался не к одному Страуду, а ко всем остальным, которые подступили ближе, словно готовые принять участие в любой расправе, которую бы ни затеял Страуд, и лица их были страшны и безобразны. В душе у Ника зашевелился страх. Он слыхал о том, как порой исступление охватывает толпу

– быть может, здесь такой же ужас?

– Послушайте меня внимательно, все, – продолжал Хадлетт. – Это чрезвычайно важно – не только для Николаса и для всех вас, поскольку вы хотите установить то, что вы почитаете за справедливость, но и потому еще, что это может определить наше будущее.

В ответ раздался звук – не то чтобы облеченный в слова протест, но все-таки явный протест. Но они уже не наступали на Ника, и Страуд опустил сжатый кулак. Викарий чуть повернулся к Нику.

– Ты был один, когда заставил нож тебе служить?

– На… насколько я знаю. – Ник постарался, чтобы голос прозвучал твердо.

– Не было противодействующей силы недоверия, – пояснил Хадлетт. – А сейчас, когда ты пытался это сделать, – что ты чувствовал?

– Здесь словно какая-то преграда.

– Верно. Преграда, воздвигнутая недоверием. Во всяком случае, я так думаю. Вы понимаете? – спросил он всех остальных.

Ник увидел, как кивнула леди Диана, – неохотно, он был уверен. «Да» замерло на губах у миссис Клэпп. Другие стояли неподвижно, с бесстрастным видом. Однако справа от Ника раздался голос: