Любой опытный в этом деле человек при чтении данной цитаты сразу поймет, что профессор Кэннон никогда не видел действительно голодного человека и ошибочно принимал болезненные ощущения «пищевого пьяницы» за естественные проявления жизни. Настоящий голод скорее вызывает не «апатию» или «слабость», а бодрость и активность в поиске — пищи. Тупая боль в надчревной области, сильная головная боль и снижение способности к длительным усилиям, раздражительность, беспокойство, апатия, слабость — как сходны эти проявления с теми, которые наступают после утраты привычной сигары, трубки, чашки кофе или чая, стакана виски или дозы морфия: те же симптомы. И как доктор Кэннон упустил это из вида? «Ощущение пустоты» и ноющая боль — не спутники голода, равно как и тупое давящее чувство, которое он определяет как «центральный факт»; голода, как любая сторона физиологического требования «пищи, которое мы называем голодом». Но и то, и другое — лишь болезненные состояния.

Подойдем к понятию голода через рассмотрение того, чем на деле он не является. Головная боль — не голод, боль в надчревной области — не голод. Ноющее ощущение — не голод. Раздражительность — не голод. Слабость — не голод. «Ощущение пустоты» — не голод. Беспокойство — не голод. Вспомним о жажде. Разве она есть боль? Разве она — головная боль? Разве она — слабость? Разве она — ощущение, описанное доктором Кэнноном как черта чего-то недостающего? Ничего подобного: жажда ощущается во рту и горле, где существует четкое и осознанное желание воды. Никто по ошибке не примет головную боль за жажду. Ощущение жажды слишком хорошо известно.

Подлинный голод также ощущается во рту и горле. При настоящем голоде имеет место четкое ц осознанное желание жизни. И это — состояние комфорта, а не дискомфорта и страдания. Происходит «увлажнение рта» (истечение слюны) и часто бывает четкое желание конкретной пищи. Голод — это локализованное ощущение, находящееся не в желудке. Здоровый человек при голоде не испытывает никаких ощущений в желудке или в этой области. Вернемся, однако, к «сильным головным болям». Сообщалось, что мистер Фризен страдал на 7-й, 14-й и 21-й день «своего голодания». Что это было? Это не были «голодные боли» по той простой причине, что таковых не существуют вообще. Такие боли наблюдаются у некоторых голодающих — диспептиков, невротиков, у тех, кто предрасположен к страхам, боязни, волнениям, страдающих болезнью желчного пузыря и т. п. И если это результат не фактической патологии вроде язвы желудка или двенадцатиперстной кишки, камней в почках и т. д., то результат спастических сокращений желудка и кишечника вследствие психических и эмоциональных расстройств симпатического нерва, контролирующего желудок и кишечник.

За двадцать с лишним лет своего опыта я провел свыше десяти тысяч голоданий от 3 до 55 дней и не наблюдал ни одного случая, при котором боль, головная боль, «ощущение пустоты», вялость и т. п. сопровождали бы истинный голод.

И не «глотает» действительно голодный человек пищу, и не ищет количество, а не качество ее. Доктор Кэннон проводил свои исследования с группой невротиков, «диспептиков» и «пищевых пьяниц», и никто из них никогда не обходился достаточно долго без пищи для своего полного последующего восстановления.

Обжорство и невроз

Привычки одолевают нас медленно и вероломно. Выкурить одну сигарету, выпить один раз алкоголь или чашку кофе — это не является еще привычкой к табаку, алкоголю или кофе. Прием однажды большого количества пищи — не есть еще обжорство. Единичный случай мастурбации не составляет еще аутоэротизм. Но если все это практикуется, пока не станет установившейся привычкой — склонностью, наркоманией, в нервной системе произойдут изменения, ведущие к неврозам — «неврозам привыкания», наращивающим привычки, которые и вызвали эти неврозы. А раз практика укоренилась в нервной системе, она продолжает взывать к своему проявлению. И человек, нашедший теперь, что хозяин — его привычки, есть раб.

Переедание и частая еда имеют тенденцию к развитию желудочного невроза, который обычно и называют обжорством. Как только обжорство становится стойкой привычкой, оно оказывает возрастающее воздействие на обжору, пока не оказывается, что он помногу принимает столько раз пищу, сколько уже требует его организм.

Мы видели многих людей, у которых было три больших приема пищи за день и которые часто ели еще между ними и в ночное время. Они вставали с постели в любое время ночи, чтобы поесть. И хотя они постоянно ели, они жаловались на то, что всегда голодны. И если они не ели, то чувствовали себя дискомфортно. Конечно, они были отравлены пищей, а их дискомфорты были сходны с пристрастиями к кофе, чаю, табаку, алкоголю и лекарствам наркомана, которого лишили яда. Некоторые из таких невротиков испытывали страдания как до, так и после приема пищи. И хотя они знали, что еда причиняет дискомфорт, они тем не менее поддавались этому неврозу.

Наихудшие виды желудочного гастрита называются булимией. Это ненасытный аппетит. В подобном состоянии больной зачастую ест все время и ест все. Сообщалось о людях, потреблявших собственную плоть, если не было другой пищи. Такое состояние часто сопровождается рвотой и поносом. Страстное желание поесть становится непреодолимым и часто ведет к потреблению того, что вовсе не имеет пищевой ценности или несъедобно вообще. Самое плохое в этих случаях то, что подобных людей нельзя заставить осознать, что ошибочно принимаемое ими за голод таковым не является. Они верят в то, что голодны, и настаивают на приеме пищи. «Мой организм требует пищи», — заявляют они, когда им говорят, что предполагаемый ими голод есть извращение или невроз.

Во многих случаях невроз может стать психозом — используя популярное выражение «что-то втемяшилось в голову». Люди становятся такими, не думая и не говоря ни о чем другом, кроме еды. При встрече с таким человеком на улице он сначала спросит: «А что вы ели на завтрак?», а потом: «Я ел…» и перечисляет что и сколько он съел. Окончив этот рассказ, он начнет подробно рассказывать о том, что собирается есть в следующий прием пищи. Может даже описать всю программу своего питания за предшествующий день. Принимая пищу в любое время дня и ночи, выпивая любые соки, пробуя все новые виды пищи и пищевых концентратов, экспериментируя с разными диетами, рассказывая все время о пище и постоянно страдая от ее излишества, эти жертвы собственного безрассудства не в состоянии найти облегчения, которое ищут, независимо от того, ищут они это облегчение в лекарстве или безлекарственном паллиативе, ибо никогда не бросают свою привычку к обжорству. Они полностью утратили контроль над собой, став рабами болезненного изменения нервной системы, а поскольку они не хотят признать, что у них нет необходимости в потреблении такого объема пищи, которым они по привычке обременяют свою пищеварительную и выделительную системы, то продолжают и есть, и страдать. Еда заставляет их страдать, а страдание заставляет есть. Страшная цепь слабостей сковала их и держит до тех пор, пока ранняя смерть не освободит от рабства, созданного ими же для самих себя.

Нужно понять, что невротик, неоднократно требующий повторения испытываемой ими страсти или ощущения удовольствия, не только находится во власти глубокой иннервации — каждое повторение его пристрастия усиливает ее. Отсюда постоянно растущее требование нового, более сильного и более частого возбуждения, каждое повторение которого все крепче привязывает его к этой привычке. Многие столь опутаны ее оковами, что не способны освободиться от нее. Они нуждаются в помощи и должны получить ее. Обучать и просвещать этих людей относительно того, что они переедают и что переедание вызывает их несчастья, что переедание, первоначально вызвавшее их невроз, увековечивает его, бесполезно. Даже если они и смогут понять это, они не в состоянии контролировать свою болезненную привычку. Они не перестанут есть, пока это не убьет их, битком набив их рот пищей даже перед и вместе с последним вздохом.