Ошарашенная Камилла села в постели и натянула на себя простыни, словно это могло помочь собраться с духом и сосредоточиться.

– Ты с ума сошел?

– Нет, просто у меня хватает смелости сделать то, чего другие мужья не делают из трусости: оставить жену и уйти.

Все так же спокойно Гаспар взял пузатый от долгого употребления чемодан и начал запихивать в него свои личные вещи. Камилла, впавшая в странное отупение, молча смотрела, как он взял пуловеры, пропитанные его и ее запахами. Ей казалось, что часть ее самой помимо ее воли исчезает в чемодане, и она не знала, что сказать. Внезапный прилив отрицательных эмоций нотариуса оставался для нее загадкой. Хоть накануне и вышел у них спор из-за способов рыбной ловли – Гаспар бросал динамитные шашки в водяные рвы на своем участке земли, – ничто из ближайшего прошлого не давало повода предположить, что им предстоит разрыв. В это тихое раннее утро он взял да и без всякого предупреждения вышиб у нее почву из-под ног.

– Камилла, ты изумительная женщина, – добавил Зебра. – Никогда я не думал, что ты так спокойно перенесешь это испытание.

И тут до нее дошло, что, выйдя из спальни, Зебра уйдет и из ее жизни навсегда.

– Гаспар, – пролепетала она, – не можешь ты просто так взять и уйти.

– Почему?

– Да что я тебе сделала?

– Увы! Ты вышла за меня замуж. Брак по любви – глупость! Разве сохранишь страстную любовь, скажем, пятьдесят лет?

У Камиллы навернулись слезы на глаза, с языка готов был сорваться крик о помощи. Она отчаянно пыталась разбить стекло без амальгамы, которое вдруг разделило их. В чертах лица Зебры она видела душу Незнакомого человека, надежно защищенного броней безразличия. Он хладнокровно и методично опустошал полки своего шкафа, старался стереть всякий след своего пребывания в этом доме. В чрево чемодана угодили и знаки их совместной жизни: зонтик, купленный во время их единственного путешествия в Африку, кашемировый шарф, который она ему подарила, панталончики с черным кружевом – в свое время он пытался заставить ее носить их, ибо тогда нижнее белье возбуждало его, будило желание. Иными словами, он упаковал даже свои старые бредовые фантазии.

Как видно, его обвела вокруг пальца какая-нибудь очаровательная вертушка из тех, что охотятся за мужчинами и зазывно хлопают ресницами, предлагая себя, подумала Камилла, прежде чем обрушить на Гаспара град вопросов.

– К сожалению, нет, – вздохнул Зебра в ответ на все вопросы.

Камилла, сотрясаясь от рыданий, уже не могла решить, что же хуже: быть покинутой из-за недостатка привлекательности или же ради прекрасных глаз соперницы. Мысли ее перепутались, она погрузилась в океан непонимания. Страдание можно было прочесть на ее лице. Жизнь для нее вдруг обернулась кошмаром. Ее мутило, хотелось разом покончить с невыносимым положением, причинить мужу боль, бежать, во что бы то ни стало успокоить свои горестные чувства.

Сжавшись в комок, Камилла сидела как будто в отупении; и тут Зебра вдруг прошелся рукой по ее спине и погладил по затылку.

– Не плачь, дорогая, с этим покончено. Это был дурной сон.

Ошеломленная Камилла обратила к Зебре заплаканное лицо и впилась в него взглядом – он улыбался.

– И ты поверила? – весело бросил он.

– Поверила ли я? – изумленно воскликнула Камилла.

– Я только сделал вид, что хочу тебя покинуть! Камилла встала и вместо ответа саданула его коленом в низ живота. Зебра ойкнул.

– С ума сошла, что ли? – простонал он, согнувшись в три погибели.

– Ты отдаешь себе отчет в том, какую боль ты мне причинил?

– Пришлось заплатить эту цену.

– За что? – озадаченно спросила она.

– Я только хотел на время лишить тебя кислорода, чтобы ты вновь обрела вкус к свежему воздуху.

Зебра, влекомый своим бурным нравом, все еще скорчившись, объявил жене, что эта его проделка – лишь первый шаг для возвращения свежести их взаимным чувствам. Так сказать, отскабливание штукатурки, необходимое после пятнадцати лет все усиливающейся деградации их желаний. Зебра решил отказаться от роли мужа в общепринятом понимании этого слова и влезть в шкуру узаконенного браком любовника. Отныне он будет беспощадно изгонять незаметные привычки, заглушающие чувства. Бдительность его не ослабнет ни на один день. С этой минуты он будет придумывать все новые сцены наподобие сегодняшней, дабы укрепить узы, связывающие их друг с другом.

– Что это на тебя нашло? – пробормотала Камилла в конце концов.

– Бывают же мистические превращения, почему бы не быть и превращениям любовным? Камилла, если бы я не забил тревогу, мы кончили бы тем, что стали бы обманывать друг друга, как поступают многие супружеские пары. В один прекрасный день ты легла бы в постель с другим, ну а я, как всякий грубый мужлан, тайком промышлял бы мелкую дичь, как браконьер.

Вместо того чтобы плыть по течению к тайным связям, Зебра предлагал лелеять их любовь, попытаться ее воскресить. Он честно предупредил Камиллу – бороться с тем, что чувства увядают с каждым прожитым годом, непросто.

– Это, конечно, будет не сахар, – удрученно заметил он.

Все еще огорошенная, Камилла подумала, что не зря дала мужу такое прозвище. Он, несомненно, был очень потешной Зеброй.

Она и не подозревала, какой силы тайфун вскоре обрушится на ее мирное, размеренное существование скромной преподавательницы лицея.

Зебра решил перехитрить существующую реальность. Уж он сумеет раздать карты так, чтобы выиграть, и сделает все, чтобы заступить путь роковой неизбежности.

Ни один герой романа, фильма или пьесы не шел по трудному пути, на который вступил Зебра. Ромео соблазнил Джульетту, которую до того не знал, Жюльен Сорель пробудил любовь в незнакомой женщине, уже носившей имя господина Реналя, Love Story[1] повествует о зарождении глубокого чувства. Все довольствуются тем, что завоевывают сердце встретившейся им в жизни женщины; а попробуйте-ка завоевать свою собственную жену после пятнадцати лет супружеской жизни! Ни один соблазнитель на такое не отваживался. Именно это больше всего мучило Зебру: раз уж ни Шекспир, ни Стендаль, ни другие самые известные авторы не касались темы повторного завоевания собственной жены, значит, это вообще невозможно! Это рассуждение подавляло его; но слишком он любил Камиллу, чтобы отказаться от своего плана. Только чрезвычайные меры позволят преуспеть в том, в чем, насколько известно человечеству, все терпели неудачу, думал Зебра.

Предсказания Зебры оказались пророческими. Их брачному союзу грозила катастрофа. Если супружеская любовь угасала, то чувства Камиллы, напротив, разгорались. Вот уже два месяца она мечтала о супружеской измене. Правда, ее увлечение тем, кого она именовала Незнакомцем, пока что не выходило за пределы мечтаний, однако желание нарастало в ней неустанно.

Поначалу Камилла почти не придала значения анонимным письмам, которые каждые два-три дня приносила почта; затем была все-таки польщена тем, что в них писалось, стала их перечитывать, размышлять, упиваться этими письмами. Обеспокоенная тем, что письма все больше ее чаруют, она запретила себе наслаждаться ими и, чтобы избавиться от соблазна, содержащегося в посланиях Незнакомца, решила прочесть некоторые из писем Зебре, который без всякого стеснения заклеймил безымянного автора и сказал, что он просто дурак. Камилла почувствовала себя уязвленной и следующие письма показывать мужу не стала. Это был первый шаг к тайной любовной связи, и Камилла его сделала так легко, потому что не видела в письмах никакой опасности для себя.

Каждое утро она бросалась к почтовому ящику, едва заслышав велосипедный звонок почтальона, а когда узнавала почерк Незнакомца, тайком пробиралась в конюшни в стиле Людовика XV, занимавшие первый этаж их дома, чтобы там вскрыть конверт. Иногда конверт бывал пуст – и она ждала следующего письма с еще большим нетерпением. На всех конвертах был штемпель центральной почты Лаваля и никакого другого признака, по которому можно было бы установить личность отправителя. Его каракули не были ей знакомы, казалось, что Незнакомец – повсюду, даже в самых сокровенных ее мыслях, но где он на самом деле, Камилла не знала.