Я допил рюмку и зажег сигарету, подражая технике тех парней, которые проводили пытки в древние века. Это было так просто: зажать большой палец в специальные тиски и больше ни о чем не беспокоиться, потому что было известно наверняка, что его воображение завернет эти тиски намного туже, чем это сможете сделать вы сами.

— Прекратите любоваться собой, Рик Холман, — гневно произнесла Нина. — Пора кончать с этим. Назовите нам имя убийцы.

— Давайте не будем спешить, милая, — возразил я. — Помните, что в договоре сказано, что я должен доказать это и удовлетворить всех вас. Это означает, что мне нужно подготовить дело, как говорят судейские. Так почему бы не начать с мотивов?

— Мне кажется, мы сошлись на том, что у нас у всех есть достаточные и очевидные мотивы, — поспешно вступил в разговор Куртни, нетерпеливо заглядывая через мое плечо на Джен Келли, которая молча стояла за баром.

— Конечно, — кивнул я. — Но, как мне кажется, есть некоторая разница в их степени. У вас у всех достаточные мотивы, но у некоторых их больше, чем у других.

— Я начинаю подозревать, что предпочел бы таким туманным намекам неотесанную диалектику Переса, — заикаясь, проговорил фон Альсбург, — могу я перефразировать, Холман?

— Как хотите, — вставил я.

— Все люди рождены разными, но некоторые должны терпеть Холмана.

— Это бунт! Я никогда еще не встречал строчки абсурднее этой, — воскликнул Броган, выбрасывая слова с фантастической скоростью. — Умираю от смеха. Вы — сенсация, Хьюго, мальчик, разгром! Настоящий фигляр, да, настоящий фигляр.

— Не был ли я слишком снисходительным, предположив, что он потерял рассудок? — спросил Хьюго сдавленным голосом. — Возможно, дальше он начнет вырезать бумажные фигурки, а?

— Да помолчите вы, черт возьми, хоть пять минут? — Куртни внезапно закричал во всю мощь своих легких. — Давайте выслушаем Холмана.

Внезапная тишина опустилась в комнату с легкостью неслышно падающих снежинок.

— Мотивы, — повторил я спокойно. — Давайте рассмотрим их немного ближе.

— Это абсолютно необходимо? — Куртни почти взмолился. — Не хочу выглядеть невоспитанным, Холман, но мисс Келли слушает, хотя она не замешана в этом.

— Теперь уже да, старина, — весело заверил его я. — Почему бы вам не принять это как одно из неизбежных последствий хорошего здорового соревнования? Невинный свидетель всегда может пострадать. И потом, почему вы сами не последуете своему совету и не закроете свой большой рот?

Так получилось, что его рот остался широко раскрытым, но ни одно слово не прозвучало больше, что было, пожалуй, важнее.

— Мотивы? — выпалила Джен за моей спиной с прорывающейся истеричной ноткой в голосе.

Я произносил это вовсе не ради насмешек, но не было возможности сказать ей об этом, чтобы не услышали другие.

— Мотивы! — отчаянно воскликнул я. — Давайте начнем с Зельды, потому что затея придумана ею. Если бы Гарри Тайг не принял игры, весь этот хитроумный план шантажа не стоил бы и ломаного гроша. А сколько бы ты потеряла чистой прибыли, милая?

— Почти двести тысяч, дорогой, — выпалила она беспечно. — Мне казалось, что взять по сорок тысяч с каждого из них было бы и разумно и резонно. Я не хотела, чтобы они истекали кровью, понимаешь, Рик, дорогой?

— Двести тысяч долларов и сладкий привкус долгожданного реванша, — с пафосом воскликнул я, — достаточно сильные мотивы для убийства, на мой взгляд.

— Вы упустили свое призвание, Рик, — резким голосом произнесла Нина. — Вы могли бы сделать головокружительную карьеру, продавая горячие пирожки на улице.

— Это совет от специалиста по ночной торговле на улице, дорогой, — промурлыкала Зельда. — Ты должен быть польщен.

— Я понял, что арендная плата — специальность Нины, — мрачно заметил я. — Что она теряла? Репутацию, карьеру, доходы, а дурная слава еще многие годы висела бы над ней после публикации дневника и явилась бы самым тяжелым ударом.

Лицо Нины сморщилось и стало похоже на неубранную постель, когда она уныло уставилась прямо перед собой, никого не видя.

— Фот; Альсбург, — быстро продолжил я. — Кроме официальной реакции на его двуличность в послевоенном шпионаже, еще худшая реакция в его стране была бы на его фашистскую деятельность перед войной и в войсках СС. Даже такой магнат, как Фриц Брюль, контролирующий промышленную империю, не стал бы терпеть долго подобного зятя.

— Ладно, черт возьми! — Куртни яростно взорвался. — Позор, крах, финансовая катастрофа. Это одно и то же для всех нас, включая меня, но какую степень различия вы можете обнаружить между ними, Холман!

— Подожди, малыш, — свирепо произнес Броган. — Он еще не дошел до тебя.

— Прошлой ночью Зельда предложила мне жирный кусок от своего шантажа, если я помогу ей решить проблему с Гарри Тайгом, — ответил я. — Может быть, она предложила всем ту же сделку. Ли? Даже кусок в двадцать пять процентов принес бы вам сто тысяч, а возможно, она пообещала вам нечто такое, что вы оценили бы гораздо дороже, чем просто деньги, — себя?

— Вы сошли с ума, Рик, мальчик, — взорвался он. — Ваш успех вскружил вам голову, малыш!

— Есть другая степень различия, — продолжал рассуждать я. — Мой старый друг, Рамон Перес, представляющий здесь своего брата Хосе, или Presidente, если хотите.

Все еще сидя на кушетке, Рамон напрягся, представляя непроизвольную имитацию человека, замершего в ожидании.

— Самое большое и удачное, а следовательно, последнее сражение революции привело их к власти, — холодно произнес я. — А где был Presidente, когда войска бились и умирали на баррикадах?

— В своем старом уездном дворце, дорогой, — самодовольно воскликнула Зельда, — большую часть времени в постели со мной.

Я не обращал внимания на горестно исказившееся лицо и продолжал размышлять вслух.

— Это настоящая разница в степени, — медленно проговорил я. — Весь успех революции зависел от двух человек — братьев Перес. Хосе с бородой крестьянина и глазами святого, его мистическое качество личного гипноза — вот что позволяет вам движением мизинца управлять толпой. Идеализированный вождь неимущих! Затем его брат Рамон — холодный, расчетливый ум за ширмой революции. Безжалостный узурпатор власти, готовый управлять посредством дара Хосе и поворачивать толпу туда, куда он сам захочет. — На мгновение я расшевелил их, как несколькими часами раньше это сделал Броган, и это было волнующее, но непростое чувство. — Есть ли иной способ разрушить диктатуру быстрее, чем что-либо, включая даже пушки? — риторически спросил я. — Смех! Если выползет наружу правда о том, где и как проводил Хосе время, когда происходили бессмертные сражения и люди умирали с его именем на устах, — толпа бы позабавилась. Затем очень скоро смех перерос бы в презрение, презрение — в ненависть, ненависть, — в гнев, и это стало бы концом братьев Перес.

— Очень впечатляет, — поспешно оборвал фон Альсбург, — где же разница в степени?

— Вы, должно быть, слепой, если не видите ее, — произнес я с пафосом. — Всем вам этот шантаж грозил потерей репутации, доходов, безопасности, положения, но это все — личное. Рамону же он грозил потерей всей его проклятой страны!

Рамон внезапно резко вскочил, будто кто-то держал его за веревку. Худой серый волк, который жаждал охоты на весь мир, ясно проявился на его лице, покинув убежище его души. Он оскалился, оголив зубы с беззвучном вое.

— Вы смеете обвинять меня — генерала Рамона Игнасио Переса — в убийстве этого marrano[5] Тайга. — Тонкая струйка слюны стекла по подбородку. — Я не стал бы марать свои руки о такого...

— Почему вы встали, Рамон? — зарычал я на него. — Вы еще ничего не слышали.

— Пожалуйста, Рамон! — Она нетерпеливо дернула его за рукав. — Разве ты не видишь, что они пытаются сделать? Это...

— Замолчи ты, позолоченная шлюха. — Он внезапно повернулся к ней — и раздался звук щелкнувшего кнута, когда он ударил ее по щеке.