Берег едва просматривался в ясную и тихую погоду. Иногда его теряли из виду, и тогда настроение портилось. Спешили уклониться к западу и успокаивались лишь в виду земли.

– А что наш Орм? Скоро поднимется? – спрашивал Белян у старицы.

– Все в руках господа, воин. Молиться надо больше. Забываете вы тут бога, а это нехорошо.

– Мы-то забываем?! А я вот, Берит, что-то ни разу не видел, как ты молишься. Что так?

– У меня бог в душе. Нечего его выставлять напоказ, не болванчик. Я молюсь вдали от чужого глаза.

– И за Орма?

– И за него.

– Ну, так и что? Скоро?

– Скоро ты хочешь. На берег надо. Трав набрать да корешков. Как на воде вылечишь? Берег нужен.

Берег? Ой, нужен! Беляну только дай повод и причину – чтобы на берег!

– Слышь, Торд, тут старица Берит говорит, что…

Другое дело, что места новые, незнакомые. Земля тут резко поворачивала на запад, а потом резко на север, Торд замешкался, раздумывая о дальнейшем пути. Что за берег? Какие люди живут? И стоит ли туда направлять судно? Дай ответ…

Ответ дал ветер – задувал все сильнее и к ночи достиг почти штормового. Кнорр понесло на юго-запад. Ну, значит, так и суждено.

Утром море сверкало мириадами бликов. Ветер стихал, но волны все еще гуляли огромные, и качка не унималась. Подняли парус, качать стало меньше. Судно с грохотом перескакивало с волны на волну, сотрясаясь корпусом.

– Хватит! – решил Торд. – Идем к берегу!

Переложили руль, и кнорр грузно зашлепал по волнам на запад.

Белян вперял глаза в синюю даль, торопясь увидеть землю. Он готов был лететь к ней на крыльях, но их нет, и приходилось взывать к богам, торопить их.

Боги вняли… Показавшийся берег был пологим, очень похожим на прежний, оставленный. Это почему-то вселило надежду на удачу.

– Вот в эту бухту и зайдем, – указал Торд на врезавшийся в сушу залив. – Кажется, и речка там есть. Место вполне подходящее. Правь, Гест.

Да, речка была. Вливалась в море, разбившись на мелкие рукава, образовав лабиринт островков, покрытых травой и низким кустарником. Здесь и бросили якорь. Левый берег слегка заболочен. Высадились на высоком правом, где лес подступал к берегу не так близко.

Выгрузили больных и раненых, соорудили легкие срубы из тонких жердей. Тут же наметили охотничью команду. Мясо кончалось, а выздоравливающие требовали пищи, свежей и здоровой.

– Э, да тут лучше, чем на старом месте! – радовался Белян.

Берег уходил на запад волнистой равниной с редкими обрывистыми холмами, сплошь покрытыми лесом. Было тепло, а то и жарко. Многие разделись догола, подставив исскучавшиеся бледные тела солнцу. Солнце палило. Кинулись к речке, забарахтались, заплескались, смывая застарелую соль. Что еще надобно для полноценного отдыха!

* * *

Для полноценного отдыха надобно брюхо набить. А тут и было чем. Охота знатная!

– Да на таких харчах все наши больные станут настоящими воинами! – хвастался добытой дичью Сивел. – Благодать!

– И уходить не хочется, – мечтательно говорил Белян.

– Так оставайся! – вроде бы поддевал, а вроде бы и не поддевал Ленок. – Знакомься со склерингами накоротке, бери жену и живи себе в удовольствие!

– Одному плохо.

– А ты нас уговори, Белян. Да других прихвати. Тут свобода! Никого над тобой нет! – Ленок блаженно распростер руки, словно желая охватить весь мир.

– Это слова. Не так-то просто начинать все сначала.

– А что, у тебя есть уже середина? Что-то не видал. У нас всю нашу жизнь только и было, что начало, а до середины нам не приходилось добираться. До конца – это легко, а вот до середины…

– И что ты за середину считаешь, Ленок?

– Да вот хотя бы Новгород родимый! Когда еще туда вернемся? Да и вернемся ли? Все одно никто больше не ждет. Отвыкли за это время.

– Но-но! – вскинулся Сивел. – Ишь, отвыкли!

– А что? Не так? Мало нашего брата по миру мается? Живут ведь. А те, что на Двину ушли? Тоже далеко, а ничего, живут.

– Сравнил. То наши земли, а тут чьи?

– Стали наши. Так и здесь люди будут брать пустые, и считать их своими. После будут говорить, как о коренных своих. Завсегда так.

Ну, где-то так. Две недели здесь пробыли, и уже вроде свое, родное… За те две недели, что моряки пробыли на берегу, раненые окрепли. Орм стал слегка ходить, прихрамывая и опираясь на костыль. Старица Берит прочно завоевала уважение. Живи и радуйся.

* * *

Большой отряд под водительством Беляна ушел на охоту. Дня на три. К троим новгородцам добавили шестерых исландцев, лучше всех владевших луком. Три да шесть – девять. Много – не мало. Больше мяса добудут, и тащить до лагеря сообща легче. Да и… если вдруг на склерингов наткнутся ненароком, на душе поспокойней будет – все-таки не двое-трое, девять их. Попадались, попадались изредка старые кострища и следы стоянок, давно брошенных и заросших травой.

– Бродят тут склеринги, бродят, – констатировал очевидное наблюдательный Ленок, кивая на очередное кострище, едва различимое в траве.

– Чтоб такие земли да без людей! – рассудительно кивал Белян, соглашаясь. – Зря земля пустовать не должна, грех.

– И почему их называют склеринги? Разве они маленькие, разве карлики? Нет же. А им, поди, обидно.

– Да начхать им, как мы их называем. Нас-то они тоже, небось, кличут не богами солнца, а как-то… иначе. И нам ведь тоже начхать. Пустое, – окорачивал Белян.

– А все ж какие тут племена? Интересно бы глянуть!

– Как нападут, так не до интереса будет, – вроде подшучивал Сивел, но держался настороже. В каждой шутке – доля истины.

– А мы не станем с ними враждовать. Мы ж не Аульв какой! – отпарировал Ленок. – Подружимся, породнимся, гляди – и заживем.

– Кстати, об Аульве… – загодя помрачнел Белян.

И то! Третий день на исходе. Настреляли дичи достаточно. Непуганые олени подпускали шагов на десять…

– Что – об Аульве, братка?

– Да так, братка… Посмотрим… С рассветом в обратный путь. И хорошо бы пошибче, пошибче.

– Тяжеленько нам придется, – заценил Ленок, окидывая взглядом добытое.

– Ничо! Дорога знакомая уже и чуть проторенная. Шесть оленей без шкур доволочем. Своя ноша не тянет, – ответил Белян. – Берусь тащить на себе целого. Смастерим носилки из жердей…

* * *

К полудню следующего дня вышли на береговой уступ, от которого до моря оставалось не более полутора миль.

– Вот и дома, можно считать, – Белян свалил своего оленя в траву. – Передохнем малость, и дальше потопаем.

Усталые, разопревшие люди с наслаждением повалились в густую пряную траву, напоенную жужжанием пчел и шмелей, запахами цветов и земли.

Малость обернулась такой малой малостью, что и не отдых вовсе…

Из кустов от лагеря к ним вдруг выскочил Ньял. Глаза у юнца были дикие, дрожал зайцем.

– Ньял? Что?! Ньял?!

– Вс-с-се… – застучал зубами юнец. – Все пропали! Один я остался!

– Говори толком! – Белян встряхнул его за плечи. – Ну?

– На другой день, как вы ушли, неожиданно появился корабль Аульва.

– Ох-е! – схватился за голову Белян. – Так и знал! Так и знал!

– Они с ночи нас обнаружили и подкрадывались до утра. Мы не успели подняться, как на нас навалились.

– А ты как же? Почему остался жив?

– Меня старица Берит еще до восхода потащила в лес за травами. Сама побаивалась, а мы еще с вечера договорились.

– Да видел ты хоть, как все произошло?

– Мы по кустам с ней бродили. Шагах в двухстах от лагеря. Тут вдруг крики… Мы подумали, что напали склеринги. Подкрались к опушке, и тогда все стало видно. Не склеринги…

– И что, всех побили?

– Всех! До единого… Потом, когда Аульв со товарищи отплыл, мы спустились… Нашли Геста. Он еще дышал, но нынче и он умер. Даже старица Берит не помогла…

– И ты… – мгновенно взъярившийся Сивел обвиняюще ткнул указующим пальцем в грудь юнца, – ты спокойно смотрел, как убивают твоих товарищей?!