— Вся охрана стянута в Гузерипль. По приказу директора. Похоже, он изготовился к отступлению через перевал. Мы в окружении останемся, Михайлович, — понизив голос, добавил он.

— Мы будем там, где зубры. Придут немцы сюда, мы уйдем в глубь леса. Но вместе с зубрами. Отгородимся, разрушим переход через Белую.

Пока же зуброводы оставались на месте. В самой Ки-ше, открытой со стороны Сохрая, затаились трое наблюдателей с собакой — следить за дорогой. Остальные собирались за Сосняки, где паслись зубры. Но им еще предстояло убрать почти вызревшую картошку, овощи на огороде, свеклу для зубров и все укрыть, закопать: вдруг придется зимовать без помощи со стороны? Спасти стадо. Спасти! Исчезнуть с ними в глухомани, коли, нет сил на прямую войну.

Прошла неделя, другая. Данута Францевна вестей о себе не дала. Значит, там… Над горами чуть не каждый день летали чужие самолеты, где-то рвались бомбы. Зуброводы работали на огородах. Возле зубриного загона попеременно находились Лида, Веля Альпер и Женя Жаркова. У перехода через Белую постоянно дежурил кто-нибудь из егерей.

Мягкие облачные дни стояли на Кавказе. Зелень пышно одела горы. Война как бы затаилась. И вдруг движение на дороге к Гузериплю прекратилось. Как отрезало. Значит, враг приближался.

И тут — верховой из Гузерипля. Он пробрался правым берегом через Филимонову гору. Увидев Лидию Васильевну, хлопец сполз с коня и передал конверт. Это был приказ директора о срочной эвакуации сотрудников зубро-парка.

— А звери? — спросила она. — Он о них подумал?! — И подняла на хлопца глаза, потемневшие от гнева.

— Директор собрался на перевал. Велел быстро. Сам поведет. И егеря пойдут с ним. Для безопасности.

— Бросает заповедник?

— Я почем знаю! Жгут какие-то бумаги, бегают туда-сюда.

Она помчалась к Зарецкому, который был на Кише. Андрей Михайлович прочитал приказ, лоб его покрылся крупными каплями пота. Внезапная слабость всякий раз при беде или плохой вести.

— Ну что? — Лида не спускала с него глаз. — Бросаем стадо?

— Как ты можешь так говорить? Мы никуда не уйдем. А вот Альпер, Жаркова, Теплова, дети пусть уезжают. И ты тоже.

— Мне? Уехать? — Она не верила ушам своим. — Ни за что!..

И тут Зарецкий улыбнулся. Он и не ожидал, что Лида согласится. Он порадовался ее настойчивой решительности.

В тот же день женщины и дети, сопровождаемые Туш-никовым и вестовым из Гузерипля, на шести конях ушли в сторону заповедника, вернее, на высокогорное пастбище Абаго, которого беженцы из Гузерипля миновать не могли.

Ночью в зубропарк вернулся егерь, дежуривший возле перехода.

— Я сбросил мостики. Немцы шли по дороге. Красноармейцы отступили к Лагерной. Оставили Хамышки. У них патронов мало, жаловались. А у немцев минометы, даже броневик. Знаешь, где поворот за Лагерной? Там теперь фронт. Сказали, не отступят дальше и поселка не отдадут. У них комвзвода отчаянный, хоть и молоденький. И все хлопцы, как один. Положат их… Хоть бы наши из Гузерипля подмогнули.

Зарецкий промолчал. Бегут из Гузерипля. Не помогут.

В Управлении заповедника собралось немало мужчин с оружием. Но директору и в голову не приходило вступить в бой с немцами. Мог ведь отправить беженцев, дать им проводника, а самому с егерями идти навстречу немцам, к тем немногим воинам, что стояли насмерть у поворота и прижима на дороге.

Гузерипль был ключевой позицией на пути к перевалу и на южную сторону Кавказа — одна из целей немецких войск, наступавших от Анапы до Моздока. Говорили, что к нашим сюда идет подмога из Сочи, что надо непременно остановить немцев до того, как прорвутся они к перевалу, к горам Фишту и Оштену. Но части эти заблудились в горах, и некому было вывести их на удобные тропы. Узнав об этом, Зарецкий послал к Белореченскому перевалу двух зуброводов. Они увидели уже опустевший Гузерипль.

Немцы, посчитавшие поселок заповедника своей легкой добычей, вдруг встретили на прижиме стойкое сопротивление. Обороняющимся повезло: как раз с гор спустился боеспособный отряд с командиром и сразу окопался у дороги. Отряд имел еще один пулемет и боеприпасы. Первая атака немцев сорвалась.

Подтащив минометы, они начали методический обстрел. От мин не укроешься за камнями или стволом дерева. Появились раненые, убитые. Фронт у прижима попятился. Командир послал двух бойцов в Гузерипль с приказом для всех, кто с оружием, идти к ним на подмогу.

— Если поселок эвакуирован, догнать и вернуть всех, кто способен воевать. Ясно?

Сержант и солдат поскакали в Гузерипль, а оттуда в погоню за ушедшими.

Какова же была их радость, когда на Абаго они увидели вооруженных егерей: шли назад. Поняли, на какой поступок подтолкнул их директор, взбунтовались и повернули.

Забегая вперед, скажем, что это происшествие положило конец директорской карьере. Беженцы пошли на юг уже без него. Первую группу их — детей, женщин — повела Веля Альпер, хорошо знавшая заповедные тропы.

Спустя шесть дней эту группу — голодную, почти босоногую — встретил и приютил в Красной Поляне начальник южного отдела заповедника, заботливый, энергичный Петр Алексеевич Савельев. Он узнал об остальных беженцах и поскакал к перевалу, чтобы довести людей до поселка. Среди прибывших директора не было. Скрылся в лесах. Судьба его так и осталась неизвестной.

А тот самый прижим на дороге в трех километрах от Гузерипля для немцев был последним пунктом на их пути к перевалу.

Оборона укрепилась. Ночью немцев атаковали. Они не выдержали удара и отошли.

Это был кошмарный для врага день. Стрелял весь лес. Даже из-за Белой, где вроде бы и людей-то не было, раздавались меткие одиночные выстрелы. Зуброводы с Киши и Безымянки при первом же удобном случае выходили к реке.

Фашисты знали о зубровом заповеднике. Их самолеты фотографировали кордон и зубропарк. Но переправиться через Белую они опасались. Мостик был разрушен заранее.

Какая-то немецкая часть заняла и сожгла Сохрай. Жители успели разбежаться. Тот же отряд подошел и к пустому Кишинскому кордону, занял его, ограбил дома, сжег документы, но не остался здесь: лес стрелял, казалось, что русские за каждым деревом. Бесценное стадо зубров было надежно укрыто в долине Темной за Сосняками.

В эти тревожные дни и произошло событие, которое трудно объяснить законами логики или рассудка.

Мы помним переживания Андрея Михайловича Зарецкого, когда он убедился, что его жена в руках врага. Надежда отыскать ее среди беженцев не оправдалась.

Днем и ночью он думал о Дануте, изобретая и тут же отвергая проекты ее освобождения. В конце концов, решил, что выручить ее он может только сам.

Вечером, находясь вместе с невесткой на карауле возле зубров, он сказал ей:

— Я ухожу в Майкоп, Лида.

— На смерть? Вы понимаете, что задумали? На верную смерть! У меня больше шансов на успех. Позвольте мне…

— У тебя жизнь впереди, Лида. У меня все в прошлом. На тебе и на Мише ответственность за сохранение кавказских зубров. Мои силы на исходе. Чувствую, скоро умру. Сердце… Впрочем, ты знаешь это. Если мне суждено умереть там, дело наше не пропадет, лишь бы вы оба остались живы. Но я смею надеяться, что мое предприятие удастся. Вернемся невредимыми. Война кончится, скоро их погонят назад. И тогда начнется славная жизнь, о которой можно только мечтать. Что же ты плачешь, дочка моя?

Она рыдала, по-детски уткнувшись лицом в его грудь. А Зарецкий смотрел поверх ее головы на темные кроны пихт, на горы, гладил ее волосы и сам хотел верить, что все будет именно так, как он говорит.

Через день Андрей Михайлович исчез, передав егерю Кондрашову наказ: не дать в обиду Лидию Васильевну, стеречь зубров, защищать заповедник.

В Даховской, куда поздней ночью приехал Зарецкий, только ахнули, увидев посетителя. Кругом были немцы.

Через час хозяин принес ему листовку, снятую со стены. Андрей Михайлович прочитал: «Комендатура города Майкопа разыскивает следующих лиц, объявленных военными преступниками в занятых нами районах». И далее следовал список из восьми фамилий. Четвертым значился А. М. Зарецкий. И четыре страшных строки ниже: «В связи с этим задержаны заложники, члены семей указанных лиц. Последний срок явки военных преступников назначен на пятое сентября. Не позже вечера пятого сентября заложники будут казнены».