— Сейчас я уделаю этого сукиного сына, — сказал Эдди и попытался схватить меня.

Я сделал шаг вправо и провел левый крюк ему по желудку. Сильный. Он выпустил из себя воздух с натужным хрипом и вдруг сел на задницу. Лицо стало бледным как мел; он издавал какой-то свист, пытаясь хватать ртом воздух.

— Ну, иди сюда, — сказал я.

Эдди частично восстановил дыхание и поднялся на ноги. Не глядя ни на кого, на ватных ногах устремился в туалет.

— У тебя совсем неплохой удар, — похвалил меня Руди.

— Все потому, что я чист сердцем, — сказал я.

— Надеюсь, он не изгадит там весь пол.

Посетители, замолкшие, когда началось представление, вернулись к своим разговорам. Студентки, не допив, встали и ушли. Страхи их матерей подтвердились. Вернулся из туалета Эдди, его лицо было бледным и мокрым, он, видимо, смочил его водой.

— Выпивка достанет тебя, — сказал я. — Станешь совсем неуклюжим, а брюхо лопнет.

— Я знаю ребят, которые могут тебя уделать, — сказал Эдди. В его голосе не было задора, и на меня он предпочитал не смотреть.

— Я тоже знаю. И знаю ребят, которые могут уделать их. В конечном счете все это бессмысленно. Ты всего лишь встрял в дело, в котором я разбираюсь лучше.

Эдди кивнул.

— Расскажи, как вы расстались утром, — попросил я. Мы снова сидели за стойкой.

— А если не расскажу? — Эдди уставился в стойку между руками.

— Значит, не расскажешь. Я не собираюсь постоянно бить тебя по животу.

— Мы проснулись, и мне захотелось еще раз, понимаешь, своего рода последний штрих, а она не позволила даже прикоснуться к себе. Назвала меня свиньей. Сказала, если прикоснусь, убьет меня. Заявила, что ее тошнит от меня. Раньше она таких вещей не говорила. Трахались напропалую полночи, а утром называет меня свиньей. Мне таких заморочек не надо, понимаешь? Я отлупил ее и ушел. Когда уходил, она валялась на спине и орала благим матом. Уставилась в потолок и рыдала в голос. — Он потряс головой. — Сука! Всего пять часов назад она трахалась со мной напропалую.

— Спасибо, Эдди, — сказал я. Достал из бумажника двадцатидолларовую банкноту и положил ее на стойку. — Возьми и за него, Руди, сдачу оставь себе.

Когда я уходил, Эдди все еще сидел, тупо уставившись на стойку бара между своих рук.