Танто на минуту умолк, но мы не отозвались ни словом. В речке плеснулась рыба. Зашумели крылья большой совы.

Танто продолжал:

– Мы последнее из свободных племен. Людям из Королевской Конной не удалось загнать нас в резервацию. С тех пор как наш отец стал вождем – а этому больше лет, чем нам с тобой, – его призывают белые вожди присягнуть им в покорности и пойти со своим племенем в резервацию. Но отец сказал, что он родился свободным и свободными рождены его род и его племя. И с тех пор пас преследуют люди из Королевской Конной. Мы слишком маленькое племя, чтобы посылать против нас большое войско. Но они выслеживают нас непрерывно. Иногда нам удается на несколько лет избежать погони, исчезнуть в чаще, скрыться от глаз белых вождей. Некоторые белые охотники и некоторые торговцы, такие, как Толстый Торговец, – наши друзья и не доносят Королевской Конной о наших лагерях и селениях. Но мы все время должны менять места наших селений, чтобы запутать следы.

И вот теперь они опять напали на наш след. Их ведет Вап-нап-ао. Его послал король белых людей, живущий за большой соленой водой. А сам Вап-нап-ао, Белая Змея, – маленький вождь из Королевской Конной. Он уже раз охотился за нами, когда я был двухлетним ути. Но тогда его настигла стрела Большого Крыла, и мы думали, что он погиб. Нам удалось запутать след. И, с тех пор как ты родился, племя жило спокойно. А теперь Вап-нап-ао снова возвратился. И снова мы должны выступить в дорогу…

Когда небо на востоке посветлело, а последние звезды угасли над лесом, мы двинулись в путь. Все наши пожитки были уложены на сделанные из шестов волокуши, один конец которых укреплялся на спине коня, а другой волочился по земле. Даже собаки тянули маленькие волокуши – поход должен был быть спешным.

Засыпав костры, мы один за другим двинулись вслед за Овасесом к главному лагерю.

Мы шли уже второй день поспешным маршем через чащу, изредка останавливаясь только для еды. А ночлеги, хотя и начинались поздно ночью, заканчивались задолго до рассвета. По утрам мы все яснее слышали с разных сторон далекие звуки бубнов, сзывавших роды нашего племени в Долину Стремительного Потока. Мы были близко от этой долины.

Перейдя границу леса, мы увидели скалистые горные отроги. Большие скалы нависали низко, протягивая к нам серые каменные кулаки. Тропинка начала виться вверх широкими зигзагами, и наконец около полудня, когда солнце уже стало больно печь натруженные плечи и слепить глаза, перед нами открылась узкая горловина скалистого ущелья. Здесь начинался каньон, который вел к Стремительному Потоку.

Казалось, что какой-то воин-великан расколол томагавком в этом месте скалу пополам, и возникла глубокая мрачная щель. Мы вошли в нее, как в Страну Теней. Каменные стены по бокам все росли и росли. Сначала они были высотой с нас, потом – как взрослый воин, а через несколько сотен шагов поднялись так, что едва видна была вверху узенькая полоска неба. Здесь царили холод и тьма, со стен стекала вода, собираясь в маленькое озерцо. Наконец между двумя скалистыми стенами забрезжил свет долины. Она была с полмили шириной. Посередине протекала речка, питая своей влагой буйные луга по обоим берегам. Долина тянулась с севера на юг, и в окружающих ее скалах, казалось, не было и трещинки. Только прямо перед нами, на противоположном берегу реки, из широкой щели вырывался большой поток света. Там пролегала дорога в долину, где должны были собраться все роды нашего племени.

Брод находился несколько выше по реке. В это время года вода едва достигала брюха лошади. Мы перешли речку легко и вышли на огромный луг. Затем вошли в другой каньон. Поток справа и стена слева продолжали бежать на юг. Только после часа марша мы подошли к такому месту, где каньон повернул на восток, а стена скал слева неожиданно оборвалась, образуя острый угол с другой, которая тянулась на север.

Мы остановились на краю поляны. За ней начинался лес с такими густыми кронами деревьев, что у подножий их царила вечная тьма.

На этой поляне, перед лесом, находилось главное стойбище племени шеванезов.

На следующий день вечером прибыли воины во главе с отцом. Поскольку Королевская Конная еще не выступила в поход, отец и воины, выйдя из лагеря Молодых Волков, пошли по большой дуге в противоположном главному стойбищу направлении. Они хотели как можно дальше отвести преследователей от главного лагеря. И только вчера вечером повернули к нам, не оставляя за собой следов, чтобы собрать побольше воинов и либо иступить в бой, либо месяцами водить врагов по ложному следу.

Вождя с воинами не приветствовали на этот раз ни радостными песнями, ни танцами. Все держались обособленно – отдельно воины, уже раскрашенные в военные цвета, отдельно женщины и дети, собравшиеся возле табуна вьючных лошадей, отдельно мы, Молодые Волки. Овасес еще не разрешил нам повидаться со своими матерями. Все стойбище молчало. Свернуты были яркие типи женщин, даже маленькие дети играли молча.

Вскоре после возвращения отца и воинов на лагерную поляну вышел Горькая Ягода и из цветного песка насыпал на земле изображения фигур белых людей, покрывая их шаманскими знаками и соединяя между собой знаком Вап-нап-ао – Белой Змеи.

Все шеванезы окружили его плотным кольцом. В первых рядах стояли раскрашенные для военных танцев воины. За их спинами столпилась молодежь, женщины – многие с заплаканными глазами, – маленькие дети и немощные старики.

Когда из круга воинов выступил мой отец, Горькая Ягода в полной тишине то с криком орла, то с шипением змеи начал вокруг фигур из цветного песка свой танец Я еще не видел такого танца. Шаман то притаивался, то бросался вперед прыжками куницы. Сначала он трижды обошел фигуры вокруг, потом бросился на них, лихорадочными движениями сгреб песок и разбросал его пригоршнями на все четыре стороны. Затем обратился к отцу высоким, не своим, почти женским, голосом:

– Веди воинов против белых. Пусть начинают борьбу. Духи наших отцов и духи отцов наших отцов говорят мне, что они помогут вам победить.

Но мой отец молчал. Я хорошо видел его лицо, и мне показалось, хотя после слов Горькой Ягоды у него даже бровь не дрогнула, что в его глазах вспыхнул огонь страшного гнева.

Горькая Ягода снова сделал шаг в сторону отца и опять начал повторять:

– Веди своих воинов против белых… Духи наших отцов и отцов наших отцов…

И тут произошло то, чего никто не мог ожидать.

Отец поднял руку и прервал шамана. Этого не бывало никогда. Почему отец сделал так и сделал как раз тогда, когда устами шамана духи призывали начать победоносную борьбу? Вряд ли кто понимал. Шеренга воинов неспокойно задвигалась.

Отец же сказал:

– Нет, Горькая Ягода, не на победу ты посылаешь пас. Совет воинов решил иначе. Мы не выйдем на открытый бой. Не духи нам помогут, а сила собственных рук и хитрость лисицы – Тут мне послышалось, что в голосе отца прозвучала более веселая нотка – А если хочешь идти туда, где ждет нас опасность борьбы, то утешишь наши сердца: твои руки пригодятся нам так же, как и твое колдовство и беседы с духами.

Мне стало страшно. Кажется, оторопели и другие, так как в наступившей тишине не слышно было даже человеческого дыхания. Впервые главный вождь племени выступил против голоса духов, что вещали устами шамана. А ведь Горькая Ягода – хозяин жизни и смерти – мог одной своей мыслью, одним движением руки послать на него удар молнии. Велик, видно, был гнев отца из-за того, что духи промолвили устами шамана не то, что решил совет воинов. Они стали друг против друга, отец и шаман, молча глядя друг другу в глаза.