Сейчас я бежал к речке, как и каждое утро, но был еще слаб. Ноги подламывались, будто земля была покрыта мягким пухом диких гусей. Голова была пустая и разбухшая, казалось, что в ней переливается тяжелая вода. А тело мое за ночь постарело на много Больших Солнц. Я должен был избавиться от слабости, прежде чем выходить в чащу. Самое лучшее лекарство от слабости – искупаться в прохладной реке.

Я прыгнул в воду. Тело укололи тысячи острых иголок. Речка в месяц Лопающихся Почек несет много зимнего льда.

Тепло цветущих лугов и зеленеющей чащи пока не достигло сюда. Даже лось, когда плавает, еще не выходит на широкое течение, а держится ближе к берегу.

Мои руки спокойно рассекают утреннюю поверхность реки, вода освежает мне лицо, холодит лоб. С каждым движением я становлюсь все здоровее и сильнее. Обратная дорога к типи уже гладка и тверда. Тауга, который бежит за мной, скулит, скулит немного жалобно: дескать, я слишком быстро бегу. Он опять пропадал в лесу, бока у него запали, в густой лохматой шерсти запуталась прошлогодняя хвоя. Его ночная охота, вероятно, была не очень удачной, и сейчас у него нет желания бегать наперегонки.

Когда первые лучи восходящего солнца пробивают верхушки елей, мы, вооруженные ножами и луками, уходим в чащу. За высокой, слегка сгорбленной фигурой Овасеса следуют четверо мальчиков – Прыгающая Сова и, кроме меня, еще двое ути без имени. Я среди них самый низенький и иду сзади всех. Нам приходится хорошенько вытягивать ноги, чтобы ступать в следы Овасеса. Ведь мы должны ходить, как воины, и оставлять на тропах только один след.

Мы вышли на широкую поляну, окруженную с трех сторон изгибом реки. От чащи ее отгораживали поросшие кустарником скалы. Здесь Овасес остановился.

– Посмотрите на эту скалу, – сказал он. – Когда солнце осветит ее, вы должны быть на поляне. А сейчас идите на охоту в чащу на ту сторону реки.

Конечно, мы побежали вдвоем с Прыгающей Совой. Мы решили переправиться на другой берег там, где река делала крутой поворот. Это было самое узкое место. Одежду мы связали ремнями и прикрепили на головах, луки и колчаны повесили за спину. Сова первый приготовился и прыгнул с берега в воду. Течение подхватило его, и он скрылся за поворотом. Я прыгнул за ним.

На этот раз я не ощущал холода. Все внимание я сосредоточил на том, чтобы не замочить одежду и не дать течению слишком далеко отнести меня вниз. Течение было сильное. Вода с шумом разбивалась о торчащие из нее скалы, образуя густую белую пену. Нужно было плыть осторожно, чтобы не наткнуться на скалы. Плохо прикрепленная одежда все больше мешала мне, и течение сносило меня вниз. Кроме того, я еще был довольно слаб, и меня унесло бы далеко вниз, если бы Прыгающая Сова не протянул мне с берега длинную ветку. Но тут наши дороги должны были разойтись. Охотиться нам было приказано поодиночке.

К назначенному месту я явился первым, но с пустыми руками. Чувствовал я себя довольно неуверенно, Но, увидев двух других ути, немного успокоился. Им повезло не больше, чем мне. Количество стрел в их колчанах не уменьшилось. Нелегко неопытному ути подойти к зверю. Нана-бошо – Дух животных в сговоре с верхним ветром часто успевает предупредить оленя об охотнике раньше, чем засвистит тетива лука.

Овасес неподвижно сидел на скале, глядя па ее подножие. Мы расселись вокруг, не нарушая молчания.

– Смотрите внимательно! – наконец произнес Овасес.

Мы посмотрели туда, куда указывала его рука, и увидели на противоположном берегу Прыгающую Сову. Он шел согнувшись и нес что-то па плечах.

– Смотрите внимательно, ути, – повторил Овасес, – ваш брат убил горную козу. Нужно иметь зоркий глаз и длинные ноги, чтобы повесить череп козы в своем типи.

По знаку Овасеса мы вскочили и побежали к реке, сбрасывая по дороге одежду. Через минуту мы уже помогали Сове переправиться через реку вместе с его добычей – красивой и большой козой. Ей было не меньше двух лет. В ее левом боку около сердца виднелись следы от двух стрел так близко один от другого, что можно было подумать, будто из лука стрелял меткий и опытный охотник. Прыгающая Сова был серьезен и равнодушен. Так же серьезен и равнодушен, как Овасес, который даже не похвалил его ни единым словом. Но глаза у моего друга блестели. Он был горд. Даже мы трое, хотя нам и не повезло, тоже были горды.

Солнце опускалось уже на вторую половину своего пути, когда мы подходили к лагерю. На этот раз первым шел Сова, неся на плечах свою добычу.

Это была первая убитая им коза, а старый обычай велит, чтобы мальчик, который впервые убил козу, сам принес ее в лагерь, сам выпотрошил и пригласил друзей на вечерний пир.

После возвращения с охоты мы собираемся на поляне неподалеку от лагеря. Когда все были в сборе, приехал на коне Овасес, а за ним бежал неоседланный мустанг. Ведь каждый из Молодых Волков должен уметь ездить верхом и владеть оружием так же свободно, как дышит, говорит, ходит и ест. Нелегкая это наука, но она должна стать для нас такой же естественной и привычной, как дыхание и речь. Мне она дается тяжело, так как у меня еще не зажило бедро после первого падения с коня и деревенеют руки, утомленные вчерашней тренировкой в метании томагавка.

По знаку Овасеса я прыгаю на мустанга. Теперь я должен мчаться так, чтобы Овасес не догнал меня. Я знаю: если он меня догонит, на спину придется не один удар кожаного ремня. А рука у Овасеса тяжелая. Но, если мне посчастливится проехать вокруг поляны, не получив ни единого удара, я выйду из испытания победителем.

Подбегая к коню, я хватаюсь руками за кожаный ремень, опоясывающий его, и припадаю к вытянутой шее.

Я мчусь прямо вперед, конь сам обходит редко разбросанные на поляне деревья. Сзади раздается стук копыт коня Овасеса. Оглядываюсь. Между нами расстояние всего лишь в два конских корпуса. Овасес уже отводит назад руку с ремнем. Я чувствую, что еще минута, и мне не миновать жгучей награды за плохую езду. Я еще больше пригибаюсь к шее Моего мустанга и бью его пятками по ребрам. Половина дороги уже позади. Овасес немного отстал, но вскоре начинает опасно, очень опасно приближаться. Шумное дыхание его коня я уже слышу прямо над ухом, а до группы мальчиков, стоящих на краю поляны, остается еще целый полет стрелы.

Я уже слышу над собой пронзительный свист ремня, но тут мне удается так дернуть коня за гриву, что он отскакивает в сторону, а я, держась за кожаную опояску, соскальзываю под брюхо лошади. Разогнавшийся конь Овасеса пробегает мимо меня.

Прежде чем Овасес повернул коня, я уже был возле мальчиков. Я впервые выиграл.

После верховой езды начинаются испытания ловкости в обращении с оружием. Вот Прыгающая Сова мчится галопом по направлению к дереву, на котором нарисован круг величиной с человеческую голову. Ветер обвевает лицо моего друга, отбрасывает с высокого лба волосы, заплетенные в мелкие косички. Глаза его впились в круг. В поднятой руке он держит нож. Минуя дерево, Сова выпрямляется и быстрым движением бросает нож в цель. Перья, украшающие рукоятку ножа, издают тихий свист, острие ножа глухо ударяется в кору. Сова оглядывается, и его лицо мрачнеет: нож вонзился за пределами круга. Овасес выдергивает нож и дает другому. Я не знаю, печалиться ли мне из-за неудачи друга, или гордиться тем, что только я один сумел сегодня трижды попасть точно в цель.

Когда мы возвращаемся в лагерь, тени наши длинны, как высокие буки, а чаща затаилась в вечерней тишине. Мы утомлены, но веселы. Рука болит от упражнений с ножом и томагавком, ноги дрожат от стискивания лошадиных боков. И хотя у некоторых из нас следы ремня на плечах после верховой езды, и хотя только мне удалось трижды попасть ножом в цель, мы знаем, что Овасес доволен своими учениками. Ему приходится сейчас прилагать значительно больше усилий, чтобы догнать кого-нибудь из нас во время верховой езды, чем это было три месяца назад. И никто даже из его младших учеников не метнул нож мимо дерева, не «дырявил» ножом и томагавком испуганный воздух.