— Паша, там один оборот люди катаются! Нас заметят! Там же толпа ожидающих, и тех, кто катается! Коваль, блядь! — онемевшими от ужаса губами прошипела я, упираясь в его спину руками, и тут же получая не сильный, но веский удар по ягодице.

— То есть ты даже мысли об отказе мне в сексе не допустила? — довольно уточнил он, заставив меня опешить от правдивости этого заявления. — Прекрасно. Мы, наконец, сдвинулись с мертвой точки.

Задетая гордость крыла его трехэтажным матом, заставляя мое тело сопротивляться, но разве ему возразишь?.. Я уже почти смирилась с неминуемым позором, и даже нервно его предвкушала. По ходу, как прилечу домой, записаться к психологу все же придется.

Но до колеса он меня не донес, бухнув на стул в кафе, располагавшимся близ колеса и весело заржал, глядя в мое ошарашенное лицо. Отомстил за мои возбуждающие его ужимки, когда я прижималась к его бедрам на смотровой площадке. Вот сука-то.

— Здесь неплохая сангрия, тебе взять? — вполне себе миролюбиво поинтересовался он, опираясь пальцами о спинку стула напротив меня, и дождавшись моего слабого кивка и что-то довольно мурлыча себе под нос, отправился к стойке бара.

Даже не уточнил, какую сангрию я желаю, козел. Впрочем, угадал. Белая, с тройным сухим ликером, классическим набором фруктов, не слишком изобилующая пряностями и подсластителями. Мне понравилось. Я удовлетворенно кивнула и вопросительно приподняла бровь, глядя в его лицо с чуть улыбающимися губами.

— Заметил, что ты белое сухое предпочитаешь, — ответил он, пригубив зеленый чай и задумчиво глядя на меня сквозь стекла солнцезащитных очков.

— Что еще заметил? — я отвела взгляд, когда он снял очки. Чтобы снова не затягивало и не лишало воли и эмоций его гребанный омут.

— Шелк. Вместо кружева.

Я сначала не поняла. А когда до меня дошло, что речь о трусиках, стянутых им с меня в джете, я подавилась. Господи! Я же под кресло так и не заглянула! Мать вашу!

— Я забрал. — Заржал Коваль с упоением глядя на яркую смену эмоций на моем лице. — Киса, ну ты что, как я мог такой трофей оставить.

Я расхохоталась, не скрывая удовольствия глядя в глаза, в которых было море секса и приглашения. Купаться в Средиземных водах мне как-то расхотелось. А вместо этого я испытала странное желание подчиниться поющему в крови возбуждению и прямо сейчас и прямо здесь оседлать эту красивую и наглую суку, так умело вертящей мной и моим настроением. Хотя несколько минут назад я была очень возмущена его планом трахнуть меня на колесе обозрения. Что-то странное, дикое, необузданное было в нем. В его блядских глазах в провоцирующей полуулыбке. Это захлестывало, накрывало, и утверждало меня во мнении, что мой безумный поступок дать ему согласие на Испанию было правильным. Для моей порочной душонки.

С груди в пах скатилась будоражащая волна возбуждения, когда он снова в своей неповторимой манере усмехнулся, быстро тронув кончиком языка верхний резец. Нужно отвлечься, нужно о чем-то говорить. Чтобы не сорваться. Не потащить его вон за ту чудесную живую изгородь на краю широкой площади. Чтобы не представлять, как я там сваливаю его на газон, сажусь сверху и с упоением целую. А мои руки, между тем, скользят по его белой футболке до пояса с красивой бляшкой ремня. Представляла, как повинуясь порыву, соскальзываю по его телу вниз, в ноги, целуя огололенную кожу живота, дохожу и цепляю ткань джинс зубами. Не сильно, играючи, с приглашением, и чувствую, как его пальцы впиваются в мои волосы и…

— Кис, прекращай. Не смотри на меня так. У меня все дымиться начинает. — Фыркнул он, ближе придвигаясь к столу и скрещивая ноги. — Давай о высоком. Меня это всегда вгоняет в скуку.

Я рассмеялась, снова отводя взгляд и тоже скрещивая ноги, чувствуя влажность нижнего белья.

— О высоком? Давай о жизненном. — Пригубила сангрию, ощущая наслаждение от ее вкуса. — Ты здесь по работе?

— Отнюдь. Я здесь отдохнуть. Что может связать меня и Испанию по работе? — Он снова надел очки, хотя под тентом над нашим столиком была уютная тень.

— А какое у тебя образование? — я скользила заинтересованным взглядом по его лицу, повернутому в профиль.

— Высшее. — Почему-то усмехнулся и снова посмотрел на меня, доливая себе чай из чайника. — Инженер нефтегазового производства. Правда, так же как у твоего полупокера купленное.

Слова о Женьке прозвучали неуместно. Здесь, на высшей точке Барселоны, в уютном кафе со множеством туристов и каталонцев, за этим маленьким столом под распитую сангрию. Но он словно бы не обратил внимания, хотя взгляд на мое лицо бросил, а потом посмотрел поверх моего плеча в далекую линию горизонта, соприкасавшуюся со средиземным морем.

— Хотя курса до третьего я хорошо учился. Мне еще в школе нравилась химия, физика и математика. Технарь до мозга костей. И нефть всегда была интересна, поэтому поступил почти без напряга и на бюджет. Потом отчислили. Из-за жизненных обстоятельств.

Я почувствовала, как холод воспрянувший было ы ответ на его слова о Женьке, растворяется в интересе, вызванном спокойствием и задумчивостью его голоса. Таких интонаций я у него не слышала. Он говорил со мной, как со старой знакомой. Не с женщиной, которую он постоянно хотел, не с сукой, сознательно и охотно провоцирующей его. Он говорил просто, легко и размеренно. И это, черт возьми, очень подкупало. Он снял очки, и меня тряхануло от желания видеть его таким чаще. Расслабленным, спокойным с эхом неопределяемого чувства в глазах, обвившим меня странным подобием теплоты.

— Я тогда занятий пропустил много, закрыть долги не успел и вылетел. — Пашкины глаза потемнели, свидетельствуя, что эти воспоминания ему удовольствия не доставляют. — Мама в тот период сильно заболела и одновременно бабушка. Я работал как ишак, чтобы на лекарства и на жизнь хватало. Само собой на учебе этот момент сыграл, да как-то похер было. Бабушка умерла, а мама пошла на поправку. С института я тогда уже вылетел, однако, я для себя уже решил, что на чужого дядю пахать больше не буду и нужно крутиться самостоятельно. Идея со станцией прочно засела в голове. Нужны были деньги. И большие. Ну, для того меня, двадцатилетнего пиздюка с амбициями это тогда были очень большие деньги. — Он усмехнулся, словно находя это смешным. — Я обивал пороги потенциальных инвесторов днями и ночами, пока в армию не забрали. Но у меня если что в голове засело, то оттуда снять это можно только с этой самой головой. В армии с Толстым познакомился. Он тогда за год третью по счету Панамеру подаренную отцом разбил. Его батя обозлился и отправил Толстого в армию. Сдружились мы сразу, потому что он, несмотря на то, что был выходцем из числа золотой молодежи, человек хороший. Я поделился своей идеей, он предложил поговорить с отцом. Поговорил. Батя у него не дурак и сказал мне, что даст в долг на мой бизнес очень нехилую сумму при условии, если я отпишу учредителем предприятия его сына в качестве гаранта. Мол, если заартачусь и не захочу деньги возвращать, предприятие все равно будет числиться за Костей. Я согласился, тем более, что Толстому доверял. Тот, правда, один раз в себя поверил и я его едва не прибил за глупые мыслишки, но… Что было, то прошло. Тем более, он понял, что поступок его был дебильный. — Паша мрачно улыбнулся и отпил из чашки, не отрывая взгляда от пейзажа за моей спиной. — Месяц назад полностью погасил долг и по условиям соглашения с отцом Толстого я ничего их семье не должен и мое предприятие будет преобразовано введением меня в состав учредителей с увеличением уставного капитала и последующим выходом второго учредителя, то есть Толстого, из состава общества. Через пару-тройку недель я буду полноправный и единоличный руководитель уже не только по факту реального расклада, но и по бумагам. Затягивается все, конечно, я уже устал, но из-за этого месторождения на Ямале, куда мы летели, когда я тебя встретил, пришлось все графики двигать, да и денег сейчас из-за этого почти нет, можно было бы в следующем месяце заняться, когда вернется вычет по НДС от купленных на организацию машин, и дивиденды с последних откачек… но я уже действительно устал столько лет этого момента ждать.