– Что ты, блять, такое!? – вскричал я, отчаянно вытянув вперед нож, как последний способ выжить в этой нечеловеческой схватке.

– Я не знаю. Я просто хочу быть свободным. Отдай мне его, отдай ножик, – он попробовал забрать у меня оружие, дотрагиваясь до хладного лезвия, и тут же отдергивал руку, когда я замахивался им. – Отдай, слышишь? Отдай! Отдай! Отдай!!

– Я убью тебя! – заскрежетал я, скривившись от жгучей боли.

– Ты не знаешь, как это делается, – спокойно возразил он. – За моими плечами множество жизней. И многие из них молились мне перед смертью. Для них я был богом. Как сладостно звучали голоса, просящие их пощадить. Я очень долго разрезал их тела: отрывал по кусочку, методично срезал мышцы, словно это было целью моей жизни, словно больше ничего не существовало на свете – я погружал их в эту реальность. Они думали, что уже в аду, но даже не представляли, как далеко я могу зайти! Их хрупкий мирской разум, привыкший к обыденной жизни, к телевизору и работе, болтливой соседке с ее неугомонным псом не способен был уместить в себе столь чуждую ему идею о том, что есть и другие миры. Например, мир боли, мир насилия. Мир, который лежит за пределами их примитивной повседневности. И сейчас по воле случая они попали в один из этих миров. Глаза их были полны неверия и страха, но чувства не обманешь. Разум вступает в жесточайшее противоречие с немыслимыми страданиями. Жертва претерпевает две стадии смерти: психологическую и физическую. До чего только они не доходили в своих прошениях, лишь бы я отпустил их домой, – Мусорщик брезгливо сплюнул на пол. – Нет более несчастного существа, чем человек, а человек с таким одичалым рвением желающий остановить свою скорейшую смерть еще более жалок! Может быть, я услышу молитву и от тебя, мальчик?

– Я молюсь только за ужином.

– Как интересно: кто-то заливается слезами, а ты спасаешься от страха юмором. – Мусорщик широко улыбнулся; кожа растянулась на лице так, что я мог разглядеть каждую кость, каждую выпуклость на черепе. – Тайлер еще не рассказывал тебе, как это больно? Я покажу. Когда ты умрешь, я буду пытать твою душу, пока мне это не надоест. Тебе понравится это безумие. Готовься, сука, сдохнуть!

33

Не успел я замахнуться, как он перехватил мое запястье и выхватил из руки нож. Затем потащил меня к столу. Он зафиксировал мою ладонь на столешнице и начал энергично резать мизинец не заточенной стороной лезвия, чтобы подольше продлить мучения. Помещение огласил душераздирающий крик и я с яростью потянул руку, вырывая из его цепких когтей. Из обрубка пальца густой струей брызнула кровь. Но он грубо вернул руку на место и продолжил с одержимым рвением от основания отпиливать уже безымянный. Ненасытное лезвие прогрызало себе путь – послышался мерзкий хруст, – раздробило кость и двинулось дальше. Палец болтался на сухожилиях, а затем отделился вовсе.

Из глаз выступили слезы. В нос ударил отчетливый металлический запах, вызывая спазмы в желудке. Комната начала краснеть, пока не превратилась в сплошной красный туман. Мусорщик теперь был лишь безликой темной фигурой. Каким-то гротескным черным существом. Не человеком. Монстром из далеких детских кошмаров! Я перестал соображать, перестал сражаться. Крепко прижимая поврежденную руку к груди, попробовал подняться, но не получилось. Ноги заскользили и я плюхнулся на задницу, ударяясь затылком о стену...

Что-то со мной произошло в этот момент. Боль внезапно отступила. Я почувствовал непривычную легкость, словно способен летать. Мне вовсе не хотелось возвращаться в побитое, доведенное до крайнего истощения, покрытое ссадинами и порезами, искалеченное тело. Оно мне больше не нужно! Я просто хочу летать. Парить в воздухе, как птица и не знать страданий... больше не хочу...

Телом теперь управлял Тайлер. И довольно искуснее чем я, по крайней мере, ему удалось вставь на ноги. Но ситуация от этого не выравнялась в нашу пользу. Он ловко работал ножом, держа Мусорщика на расстоянии. Пару раз ему даже удалось нанести удары – в предплечье и бедро. Но никакой крови практически не было. Словно боролся с живым мертвецом.

Они уже были в коридоре, затем переместились на лестницу. Тайлер отступал на второй этаж. Двигался спиной вперед, полностью сосредоточив внимание на Мусорщике, который неотрывно следовал за ним шаг за шагом, словно стервятник готовый вонзить гигантский клюв в незащищенный участок добычи. Он с рычанием поддался вперед, замахнувшись ножом, но Тайлер увернулся, заломил его руку за спину и отбросил к перилам. Мусорщик сломал деревянные поручни и обрушился вниз прямо на то место, где я любил сидеть, прислонившись спиной к стене; там где мы общались с Тайлером буквально пару часов назад. Пользуясь моментом пятиминутной передышки, он отрезал край от рубашки и обмотал им изувеченную руку, чтобы остановить кровотечение.

Как я не хотел возвращаться обратно. Впервые был готов, чтобы Тайлер остался в этом истерзанном, измученном куске мяса насовсем. Был готов умереть, сложить руки и сдаться, но проблема с Кровавым Вивисектором так и осталась бы нерешенной. Я взбежал по лестнице на площадку и в панике стал озираться по сторонам, в поисках укрытия. Взгляд остановился на двери, ведущей в маленькую кладовку. Кинулся туда...

Я прятался в кладовке, как до смерти перепуганный ребенок, оставшийся с маньяком один на один в пустом доме. Здравые мысли покинули мою голову и уступили место животному страху. Тело тряслось, а из культей пальцев, впопыхах обвязанных оторванной тканью от одежды, обильно текла темная кровь. Пот щипал глаза. Покинуть дом не удастся – уверен на сто процентов, что двери закрыты. Я в ловушке. Мертвый дом не отпустит нас, пока мы не перегрызем друг другу глотки; пока кто-нибудь из нас не умрет, чтобы вечно голодная тьма могла забрать его тело и пожрать его душу...

Я превратился в одну из своих несчастных жертв, над которыми когда-то вот так издевался и мучил, когда он или она, истекая кровью и трясясь, в ужасе молил про себя, чтобы этот кошмар наконец-то кончился; а я бродил по коридорам, игриво царапая топором стены и паркет, в поисках сбежавшего пленника. Порой они мочились прямо в штаны, забывая о том, как следует реагировать в подобных ситуациях. Жалобно рыдали, а когда я находил их, то...

– Дили, ну же, выходи! Будь хорошим мальчиком, – дразнящим голосом позвал Мусорщик. – Если ты сейчас не выйдешь, я сдеру с тебя шкуру. И делать буду это очень ме-е-едленно и мучи-и-ительно. – он замолчал, как бы прислушиваясь, не подал ли я где шума. Но дом безмолвствовал. Я затаил дыхание, боялся пошевелиться. Только сердце стучало, как барабан, и могло меня выдать. – Дили, не заставляй меня тебя искать. – он внезапно с бешенством завопил. – Я знаю каждый уголок в этом чертовом месте! Сейчас я тебя найду и буду клещами кусочек за кусочком отрывать твою ****ую плоть!

Его голос уже звучал тише, приглушенней, словно он ушел в противоположную часть дома. Я хотел открыть дверь, выглянуть наружу, в надежде придумать какой-то план, добраться до своего топора. Но первоначально подсмотрел в щелку, чтобы убедиться, что его нету рядом.

– Проклятье, – тихо заскулил я, когда случайно ударился израненным плечом о стенку. Конечности затекли, спину ломило. Каждое движение доставляло адские мучения.

– Ну выходи, Дили, я не причиню тебе вреда. Я не сделаю тебе больно, обещаю, только если ты сейчас же покажешься передо мной. Я всего лишь хочу тебе помочь... ты где-то близко? От меня не скроешься!