— Да замолчите же! — повторила Сабина не то сердито, не то смеясь. Она испугалась, что бог и в самом деле вознегодует, и поспешно переменила тему разговора.

— Кроме того, — добавила она, — в эти часы единственный раз за всю неделю можно спокойно посидеть в саду.

— Да, — согласился Кристоф. — Их нет дома.

Они переглянулись.

— Какая тишина! — добавила Сабина. — Как-то даже непривычно… Будто мы и не здесь…

— Ух! — в гневе воскликнул Кристоф. — Иной раз так бы и передушил их всех…

Объяснять, кого и зачем, не было надобности.

— Неужели всех? — весело спросила Сабина.

— Ах да, — растерянно ответил Кристоф. — Розу бы не стал.

— Бедная девочка! — проговорила Сабина.

Помолчали.

— Вот если бы всегда было так, как сейчас! — вздохнул Кристоф.

Сабина вскинула на него смеющиеся глаза и потупилась. Тут только Кристоф заметил, что она чем-то занята.

— Что вы делаете? — спросил он.

(Кристоф стоял за густой завесой плюща, отделявшего сад Эйлера от садика Сабины.)

— Вы же видите, — ответила Сабина, приподняв миску, стоявшую у нее на коленях, — лущу горошек.

И она тяжело вздохнула.

— Это не так уж трудно, — со смехом заметил Кристоф.

— Ох, все время заниматься приготовлением обеда до смерти скучно, — сказала она.

— Держу пари, — заметил Кристоф, — что, будь хоть малейшая возможность, вы бы никогда не обедали, лишь бы избавиться от надоедливой стряпни.

— Конечно, не обедала бы! — подтвердила Сабина.

— Подождите! Я вам сейчас помогу.

Кристоф перепрыгнул через изгородь и подошел к Сабине.

Сабина сидела на стуле у порога дома. Он опустился на ступеньки у ее ног. В складках подобранного у талии платья он брал пригоршни зеленых стручков и бросал маленькие круглые горошинки в миску, стоявшую на коленях у Сабины. Кристоф упорно смотрел в землю. Он видел черные чулки Сабины, плотно обтягивавшие лодыжки и икры, одна туфля держалась на кончиках пальцев. Он не смел поднять глаза.

Свинцовый воздух предвещал грозу. Ни единого дуновения под низкими, белесыми небесами. Ни один лист не шевелился. Сад был замкнут высокими стенами: мир кончался за ними.

Девочку увела соседка. Кристоф и Сабина остались вдвоем. Они ничего не говорили. Не могли говорить. Не глядя, брал он с колен Сабины горстку гороха, и пальцы его дрожали, касаясь ее платья; и пальцы Сабины дрожали тоже, когда вдруг, перебирая свежие и гладкие стручки, дотрагивались до руки Кристофа. Они, не сговариваясь, прервали работу. Оба теперь сидели неподвижно, не глядя друг на друга: она — откинувшись на спинку кресла, с полуоткрытым ртом, с бессильно повисшими руками, он — у ее ног, чувствуя плечом теплые колени Сабины. Им не хватало воздуха. Кристоф приложил ладони к каменным ступеням, чтобы освежить пылающие руки, и случайно задел ногу Сабины, ту, с которой спадала туфелька, и так и замер, не в силах отвести руку. Обоих охватила дрожь. Они едва не потеряли сознания. Рука Кристофа все сильнее сжимала тонкие пальчики, маленькую ножку Сабины. Сабина медленно приблизила к Кристофу похолодевшее, чуть влажное лицо…

Вдруг знакомые голоса вывели их из опьянения. Оба вздрогнули. Кристоф быстро поднялся с места и перескочил изгородь. Сабина собрала очистки в подол юбки и пошла в дом. Во дворе Кристоф обернулся. Она стояла на пороге. Они посмотрели друг на друга. Мелкие капли дождя зашуршали в листве. Сабина захлопнула дверь. Г-жа Фогель и Роза подымались по лестнице. Кристоф прошел в свою комнату…

Когда окрашенный желтизной день угас в потоках дождя, Кристоф, повинуясь неодолимому влечению, поднялся из-за стола; он бросился к закрытому окошку и протянул руки к домику напротив. И в ту же самую минуту в окошке напротив за стеклом, в полумраке комнаты, он увидел — решил, что увидел, — Сабину, протягивавшую к нему руки.

Он бросился туда. Спустился с лестницы. Побежал к изгороди. Пусть все видят, он все равно пойдет. Но когда он взглянул на окно, где только что стояла Сабина, он увидел, что все ставни закрыты. Дом, казалось, спал. Кристоф не осмелился постучать. Старик Эйлер, направлявшийся к погребу, заметил Кристофа и окликнул его. Кристоф вернулся домой вместе с Эйлером. Он решил, что все это пригрезилось ему.

Роза недолго оставалась в неведении. Но ей чуждо было малейшее недоверие, и она не знала еще, что такое ревность. Она готова была отдать все, ничего не требуя взамен. Но если она с грустью и смирением принимала как должное то, что Кристоф не любит ее, она не могла допустить мысли, что Кристоф полюбит другую.

Однажды вечером после обеда она закончила наконец вышивать надоевший стенной коврик, над которым трудилась долгие месяцы. Счастливая, она решила хоть как-нибудь отпраздновать свое освобождение и побеседовать с Кристофом. Когда мать занялась чем-то в комнатах. Роза незаметно выбралась из дому. Выскользнула потихоньку как напроказивший школяр. Она радовалась, предвкушая свое торжество над Кристофом, — ведь он не раз пренебрежительно уверял, что ей никогда не разделаться с ковриком. Она подстережет его на улице — то-то будет весело! Бедняжка прекрасно знала, какие чувства питает к ней Кристоф, но упорно продолжала считать, что раз она при встрече с тем или иным человеком испытывает удовольствие, то и ему должно быть приятно.

Роза вышла на улицу. Перед домом, как обычно, сидели Кристоф и Сабина. Сердечко Розы сжалось. Однако она прогнала это мимолетное неприятное ощущение и весело окликнула Кристофа. Звук ее пронзительного голоса в вечернем безмолвии произвел на Кристофа впечатление фальшивой ноты. Его даже передернуло, лицо его исказилось от гнева. Роза торжествующе сунула ему под нос свой коврик. Кристоф нетерпеливо отмахнулся.

— А я кончила вышивать, кончила! — твердила Роза.

— Ну и прекрасно. Начинайте новый, — сухо ответил Кристоф.

Роза оцепенела. Вся ее радость померкла.

А Кристоф продолжал злобно:

— Когда вы закончите вышивать тридцатый коврик, когда вы станете дряхлой старухой, у вас хоть будет приятное сознание, что вы не зря прожили жизнь.

Слезы выступили на глазах у девочки.

— Господи, — сказала она, — какой вы злой, Кристоф!

Кристофу стало стыдно, и он пробормотал какую-то любезную фразу. А Розе так мало требовалось! Она сразу обрела безмятежность духа и начала болтать; говорить тихо она не умела — она кричала, будто оглашенная, подобно прочим обитателям дома. Как ни старался Кристоф сдержать свою ярость, ему это плохо удавалось. Сначала он отвечал на болтовню Розы односложно, но сердито, потом вообще перестал отвечать, повернулся к ней спиной, вертелся на стуле, скрипел зубами, слыша над ухом ее трескотню. Роза видела, что он злится, знала, что ей следует помолчать, но не унималась. Сабина, сидевшая чуть поодаль, молча, с невозмутимой иронией, наблюдала эту сцену. Затем, поняв, что вечер потерян, устало поднялась и ушла домой. Кристоф заметил ее уход не сразу. Но, заметив, встал и, даже не извинившись, удалился, сухо пожелав Розе спокойной ночи.

А Роза, оставшись одна, растерянно глядела на дверь, за которой скрылся Кристоф. Слезы душили, ее. Она быстро вбежала в переднюю, тихонько, чтобы не остановила мать, поднялась к себе в спальню, быстро разделась, бросилась в постель и, закрывшись с головой одеялом, зарыдала. Она не пыталась понять, что именно произошло, она не думала, любит ли Кристоф Сабину, ненавидят ли Кристоф и Сабина ее. Розу; она знала, что все потеряно, что жизнь отныне не имеет никакого смысла и что остается одно: умереть.

Утро принесло неизменную и обманчивую надежду, а вместе с нею и рассудительность. Перебирая в памяти события вчерашнего вечера. Роза убедила себя, что зря приписывает незначительному, в сущности, происшествию такую важность. Пусть Кристоф ее не любит: она покорялась неизбежному, ибо про себя тайно лелеяла мысль, что, любя так сильно, заставит Кристофа полюбить себя. Да и откуда она взяла, что между Кристофом и Сабиной что-то есть? Разве мог он, такая умница, полюбить столь незначительную особу, не видеть ее пустоты? Роза воспрянула духом, но все же стала следить за Кристофом. Днем она ничего не сумела заметить, так как нечего было и замечать; а Кристоф, видя, что Роза с самого утра безо всякой причины не отходит от него, пришел в неистовство… Гнев его достиг апогея, когда вечером Роза появилась на улице и решительно уселась между Кристофом и Сабиной. Повторилась вчерашняя сцена. Говорила одна Роза. Но на сей раз Сабина еще раньше ушла домой, и Кристоф последовал ее примеру. Роза не могла не видеть, что ее присутствие становится назойливым, но несчастная девочка старалась себя обмануть. Она не нашла ничего лучшего, как снова навязать Кристофу свое общество, и с обычной своей неловкостью продолжала держаться этой тактики все последующие вечера.