Все мои здешние собеседники в один голос подчеркивали, что современная медицина должна прокладывать дорогу сквозь суеверия и колдовство, опираясь на безусловное знание местного языка. Врач, который не может сам договориться с больным, никогда не заслужит доверия. Переводчик же иногда «обогащает» рассказ больного своими домыслами… И врач неправильно ставит диагноз.

— Но зачем же он делает это?

— А затем, — говорит мне врач, практиковавший в Северном Таиланде, — что в глазах деревни он не может «потерять свое лицо» рядом со мной. Ведь я-то уеду, а ему там жить…

В Таиланде мне рассказывали, что иногда здесь складываются очень странные ситуации. В основном это происходит из-за того, что медицина, рожденная под другим небом, берется за лечение людей, выросших в условиях древней, не похожей на нашу, цивилизации.

В Таиланде много китайских поселений. К врачу, вооруженному всем современным оружием для борьбы с болезнями, приходит китаец:

— Доктор, — говорит он, — в меня вошли ветры в неподобающих местах, и, если ты мне не поможешь, я уйду к предкам.

Как это понять? Врачу приходится расспрашивать уже не больного, а его родных. Тут выясняется, что он уже несколько дней не мочится. Вот где надо знать местные обычаи. У китайца новая молодая жена, и он принимает возбуждающие препараты, каких здесь довольно много. Среди них есть средства, вызывающие острое воспаление мочеточников. Врач назначает различные процедуры и прописывает двенадцать уколов. Китаец — человек богатый, занятой; у пего каждая минута на вес золота.

— Доктор, — спрашивает он доверительно, — нельзя ли сделать сразу все двенадцать? Я заплачу. Зачем же мне приходить столько раз?..

Другой случай. К врачу приходит больной. После укола он сразу же теряет сознание. Оказывается, что больному прописали десять уколов. Врач, назначивший уколы, естественно, не стал делать их сразу. И тогда пациент в один день обошел десять врачей. При десятом уколе он, конечно, грохнулся без памяти.

В 2510 (1967) году (году Овцы), путешествуя по Таиланду, я встречался с преподавателями, которые готовили медицинские кадры. В Бангкоке врачей в избытке, а в провинции их не хватает, поэтому там орудуют знахарь, колдун и заклинатель.

Студенты проходят практику в столице, в современной, хорошо оборудованной клинике. Перед входом стоит памятник ее основателю. Больные, которые приходят в клинику, подползают к нему на коленях и отбивают поклоны.

А вот фотография основателя: молодой человек с гладко зачесанными, по моде времен наших дедов, волосами. На нем крахмальный воротничок, носить который в жарком климате — подлинное геройство. Университет и больницу он основал в память о сыне тогдашнего наследника престола, умершего в младенческом возрасте. Тут же пожелтевшая от времени и влажности фотография ребенка с амулетом на голове.

Видно, амулет не был чудодействен, раз не уберег принца от смерти. Для отца был ударом и тот факт, что он потерял сына из-за обыкновенной дизентерии, которой болеют нищие дети.

Я присутствовал на лекциях и на практических занятиях. Студентов все заставляют зубрить наизусть — такова давняя традиция. Система вдалбливания не очень-то подходит для овладения основами современной медицины, но нарушить обычаи очень трудно. Правда, здесь преподают и врачи, работающие в ВОЗ, но эта организация, как известно, властью не обладает, а ее рекомендации правительство может принимать или не принимать.

Меня поразил тогда энтузиазм будущих врачей, их желание овладеть знаниями. В Сараваке на Калимантане, возвращаясь от даяков по реке Баллех, мы задержались в небольшой амбулатории методистов в Нанга Мусонг. При амбулатории живет молодая акушерка по имени Гленда Ли Кокс. У нее лечатся даяки, кроме них здесь никто не живет. Она показывает нам свои владения: процедурный кабинет, жилой домик и садик с цветами, а кругом, куда ни глянь, густые джунгли.

Гленда осматривала больную женщину. Я с удивлением посмотрел на ее воспаленную рану. Она перехватила мой взгляд:

— Здесь пока что отрезают пуповину заостренным бамбуком и посыпают рану пеплом.

— А какие шансы у матери и ребенка выжить?

— Бывает всякое. Если привезут роженицу быстро, можно еще ей помочь, но случается, что виновник такого варварства отпускает свою жертву лишь тогда, когда понимает, что сам уже ничего не может сделать.

Мы погуляли по маленькому саду. Это были последние дни моего пребывания на Калимантане, через несколько дней я вылетал из Кучинги в Сингапур, а оттуда в Европу. Сколько впечатлений за эти месяцы!

Молодая женщина вдруг прервала наше молчание:

— О чем это вы задумались?

А я задумался о том, сколько понадобится времени, чтобы забота о здоровье людей, живущих в джунглях, достигла уровня развития здравоохранения в передовых странах. Наверно, мне не следует касаться этого в своей книге. Не правда ли?

— Возможно ли получить такую вакцину, которая гарантировала бы человека от нашествия вирусов?

— Теоретически, да. Ее надо в течение нескольких месяцев вводить младенцу, и она защитит человека от опасных вирусов на всю жизнь. Это — один из способов выработать иммунитет, т. е. заменить плохой микроб добротным… Но надо искоренять болезни, а не микробы, которые их вызывают. Такой микроб может «уйти в подполье» и вновь появиться, когда мы потеряем бдительность. Он может проявиться в следующем поколении, и тогда врачам трудно будет даже распознать болезнь, потому что они никогда прежде с ней не встречались. Микроб необходимо держать все время под контролем, а не уничтожать его, иначе будет поставлено под угрозу здоровье будущих поколений. Я глубоко верю в микробиологическое равновесие. Возьмем к примеру структуру нашего питания. Известно, что в нашем желудочно-кишечном тракте есть много разных бактерий. Равновесие сохраняется постоянным. Теперь предположим, что мы начинаем питаться неким препаратом Икс, действие которого таково, что он убивает бактерию Игрек, и она исчезает. К чему это приведет? Равновесие нарушится и появится микроб, о существовании которого мы даже не догадывались, но который уживался с бактериями. Такое же равновесие существует и между вирусами. Поэтому борьба с вирусными заболеваниями должна заключаться не в уничтожении вирусов, а во введении с помощью инъекций живых, но ослабленных микробов. Следовательно, идеальной вакциной может быть такая, которая содержит ослабленный вирус. Классическим примером в этом смысле является вакцина против детского паралича. Миллионы людей благодаря ей приобрели иммунитет к полиомиелиту.

Это — не откровения дилетанта. Эти мысли очень важны. Человек, который поделился ими, — известнейший специалист в своей области. Польское микробиологическое общество присвоило ему звание своего почетного члена. Он был в Польше и нашел время, чтобы встретиться со мной и ответить на мои вопросы. Это — Хилари Копровский, директор Института анатомии и биологии им. Уистара в Филадельфии, где ученые из разных стран ведут исследовательскую работу над проблемами современной медицины. В 1959 году он был награжден премией Нью-йоркской академии наук. Он — профессор экспериментальной медицины медицинского факультета и профессор микробиологии факультета биологии Пенсильванского университета в Филадельфии. Копровский пожертвовал Польше 9 миллионов порций вакцины типа 1 и 3 против болезни Гейне-Медина. Массовая вакцинация привела к тому, что эта болезнь у нас почти полностью ликвидирована. Его жена Ирэна, коренная варшавянка, также известный ученый, работает над проблемами рака; она — профессор патологии в Медицинской академии им. Ханемана в Филадельфии.

Мы могли поговорить с Копровским много лет назад, очень давно, когда он был еще учеником гимназии им. Миколая Рея в Варшаве, а не профессором. Но вряд ли я рискнул бы тогда подняться на верхний этаж, где занимались старшие классы (профессор окончил гимназию в 1916 году) и помимо Хилари Копровского учились Казимеж Брандыс и Витольд Куля, имена которых сейчас хорошо известны. Я непременно получил бы там подзатыльник.