Встревоженный, оставшуюся часть пути до квартиры проделал бегом.

В понедельник Пол все еще находился в состоянии посттраурной прострации. Вчера вечером он наглотался снотворных таблеток, поэтому поутру мало что соображал. Вчера он было твердо решил пойти сегодня на работу – даже если он не до конца включится в процесс, все равно полезнее видеть вокруг знакомые лица – но утром Пол уразумел, что не выдержит вида сотрудников.

Он сходил в банк, потому что кончились наличные, Прогулка получилась короткой: банк находился возле газетного киоска, на углу Семьдесят второй и Бродвея. Тот же путь он проходил и вчера, чтобы купить “Таймс”, это был тот же путь, которым он тысячи раз следовал на работу и домой – в метро, из метро... Но сейчас все выглядело по-другому. Пол скользнул в двери банка, словно в потайное убежище.

Пол решил было купить тяжелую палку и использовать ее в качестве оружия. Но это очень громоздко и неудобно: человек с ножом мог преспокойно увернуться, подскочить под палку, да к тому же если человек носит с собой дубинку, это обычно только озлобляет нападающих.

У кассы Пол встал за человеком в грязном переднике, разменивающим мелочь для своей закусочной. Через некоторое время мужчина отошел, неся несколько тюбиков с мелочью, упакованной в бумагу.

Пол взял на десять долларов четвертаков. Придя домой, он опустил их в носок, завязал его. И для проверки стукнул этим импровизированным кастетом, по сложенной “чашечкой” ладони. Затем положил его в карман пиджака. С этого момента он намеревался постоянно носить кастет с собой.

Он не собирался себя выгораживать; и прямо признал, что является бесхребетным трусом. До него дошло, что самой кошмарной чертой его характера является тщета всех его усилий.

Он чувствовал себя последним идиотом. Вытащив тюбик монет, Пол развязал носок и высыпал монеты в дальний ящик стола. То есть хотел высыпать. Ящик заело, он не хотел выезжать. Пол дернул сильнее.

Ящик выпал, и содержимое вывалилось на ковер. Самые же мелочи – кнопки, скрепки, разлетелись по полу.

Во всю мощь легких, Пол стал сыпать проклятиями.

После того, как он снова собрал вещички и поставил ящик на место, Пол вновь засыпал монетки в носок, завязал его и снова убрал в карман.

Позвонив слесарю, Пол договорился, что тот придет в среду и заменит замки, на более прочные модели, которые невозможно открыть пластиковой карточкой и вышибить ногой.

Несколько часов подряд Пол придумывал различные ловушки для воображаемых грабителей. Дробовики с обмотанными курками, поставленными на дорогу. Гранаты.

После этого он принялся выдумывать себе прозвища: полный кретин, параноидальный дурак. Сразу после пяти позвонил Джек:

– С полудня пытаюсь тебя достать.

– У меня была снята трубка. Чересчур много звонков с выражениями соболезнований.

– Понимаю тебя.

– Кэрол ходила к психиатру?

– Да, мы были у него вместе этим утром. Произвел хорошее впечатление, все на уровне. Выписал несколько транквилизаторов и сказал, что через какое-то время все образуется. Мне показалось, что со мной он разговаривал даже больше чем с ней. Знаешь, всякие советы давал о том, каким я должен быть спокойным, терпеливым и понятливым, пока все не образуется. Можно подумать, что она беременна.

– И все-таки мне кажется, что он прав. Тебе стало спокойнее на душе?

– Какое-то время да. Но, па, у Кэрол страшнейшая депрессия. Когда я с ней заговариваю, она почти никогда не отвечает. Словно об стенку горох.

– Ну, в какой-то степени это может быть эффектом транквилизаторов.

– Может, – произнес Джек неуверенно.

– Как думаешь, она обрадуется, если я приду навестить?

– Нет. Я обговаривал этот вариант с врачом, он сказал, что для нее будет лучше не видеть тебя определенное время. Я объяснил, что тебя будет непросто сломать, но он все-таки стал настаивать, говоря, что какое-то время Кэрол надо оберегать от любых воспоминаний связанных с преступлением. Тебя, живущего в квартире, в которой произошло убийство необходимо держать от нее подальше. Па, пойми меня правильно и извини – не думай, что Кэрол тебя в чем-либо винит. Но все-таки будет лучше, если она отдохнет от тебя хотя бы несколько дней.

– Так сказал этот врач, да?

– Да. Извини – я прекрасно понимаю, что на тебя и так слишком много навалилось, и без...

– Ничего. Я все понял. – На самом деле он не был в этом уверен, просто спорить не хотелось. Споры бесполезны. – Хорошо, позвоню завтра. – И дал отбой, чувствуя гнетущее опустошение.

В воскресенье утром он позвонил в полицейский участок; следующий звонок – в понедельник вечером. Его соединили с лейтенантом Мэлколмом Бриггсом.

– Все верно, мистер Бенджамин, я веду это дело.

– Мне просто хотелось узнать, прояснилось ли хоть что-нибудь. Есть ли зацепки...

– Хотелось бы вас как-то ободрить, но боюсь на сегодняшний день у нас чего-то конкретного, ничего, что можно было бы назвать зацепкой. Отыскалось несколько человек, видевших группу подростков, слонявшихся возле супермаркета примерно в нужное нам время в самый день нападения. Один из свидетелей сказал, что если показать ему этих ребят, то он обязательно их узнает, поэтому если мы их поймаем, у пас будет человек, способный их опознать. Но пока что никто никого не узнал по нашим фотоальбомам. Вчера ваша дочь просмотрела альбомы, но не нашла в них знакомых ей личностей.

– А я и не знал, что ее привозили в полицию.

– Ее не привозили. Я разговаривал с мистером Тоби, который объяснил мне в каком она состоянии, поэтому, поговорив с помощником инспектора, мы отправили несколько патрульных полицейских, которые завезли альбомы ей на квартиру. Ваша дочь просмотрела все фото людей, бывших когда-нибудь замешанных в подобные дела. И как я уже сказал, она никого не опознала. Правда миссис Тоби дала нам что-то типа описания этих людей, я имею в виду нападавших.

– В самом деле?

– Похоже, она уверена в том, что двое были пуэрториканцы, а третий – негр. Конечно он вполне мог быть пуэрториканкским негром – их тут в последнее время развелось...

– Скажите, я слышал: обычно делают такие специальные рисунки, основанные на показаниях свидетелей... Портреты...

– Верно, сэр. Но ваша дочь чувствовала себя не совсем хорошо, так что она ничем не смогла нам помочь.

– Но может быт,ь в ближайшие дни она почувствует себя несколько лучше...

– Как только она будет готова, мы сразу же приступим к делу.

После того, как он положил трубку, в голову Пола тут же завертелись вопросы, которые ему бы хотелось задать инспектору. Он побродил возле телефона, а затем набрал номер квартиры на Горацио-Стрит.

– Джек?

– А, па, привет. Что-нибудь случилось?

– Почему ты не сказал мне, что Кэрол просматривала полицейские альбомы?

– Да просто выскользнуло из памяти. То есть, я хотел сказать, что она все равно никого не узнала.

– Ей наверное было не по себе?..

– Она сама этого захотела, настаивала.

– Судя по тому, что произошло, мне это не кажется такой уж блестящей идеей.

– Понимаешь, тогда мне показалась настойчивость Кэрол ободряющим знаком. А в конце концов оказалось, что стало только хуже, – Голос Джека слегка дрогнул: – Па, черт побери, да что же нам-то делать?

Жаль, что у Пола не было ответа.

Только повесив трубку он понял, почему Джек ничего ему не рассказал: потому что ожидал взрыва. Ему были прекрасно известны протекционистские чувства Пола.

Поэтому Пол задумался, почему же он в действительности не взорвался. Да потому, подумалось ему, что все вариться внутри под высоким давлением. И вскоре рванет.

В четверг Кэрол госпитализировали в Пресвитерианскую Колумбийскую лечебницу на обследование; по крайней мере так это объяснил психиатр.

К утру четверга Пол понял наконец-таки, какую опасность таит в себе одиночество. Чем больше времени он проводил в квартире, тем более жутким представлялся ему мир за окном. Ему было необходимо пробудиться. Слишком легко замуровать себя и тупо смотреть идиотские телепередачи или наблюдать за пустыми стенами. Пить даже больше чем есть. Ничем не заниматься, не делать зарядку. Думать, что сердечные приступы возникают на голом месте.