– Наша кузина, герцогиня Савойская, сообщила нам слухи, которыми полны окрестности. Несколько тысяч жителей кантонов во главе с жителями Берна должны собраться в Нешателе и оттуда двинуться на нас. Таким солдатам, как мы, не стоит их опасаться, но все же мы опередим их по времени.
– Почему бы не подождать их здесь! – поинтересовался Антуан Бургундский. – Лагерь хорошо защищен рекой и другими укреплениями, которые мы возвели для наших пушек. К тому же у этих горцев мало кавалерии. У нас на равнине будет большое преимущество.
– Возможно, и так. Но я полагаю, что нашим лучшим союзником будет быстрота. Надо захватить Вомаркюс, а после этого вперед пойду я со всей армией. Эффект неожиданности полностью покажет себя, и мы атакуем Нешатель еще до того, как жители организуют настоящую оборону.
– Итак, лагерь снимается?
– Нет, – покачал головой Карл. – Я сказал, что быстрота – наш лучший союзник, и поэтому мы не можем связывать себе руки всеми этими повозками, багажом, имуществом канцелярии и теми женщинами, которые за нами следуют. Поверьте мне, у нас будет просто быстрый переход, и мы окажемся под стенами Нешателя, ни разу не обнажив шпагу!
– Послы поедут с вами?[8]
– Что до меня, так я поеду за монсеньором, если только он сам не отошлет меня, – возразил Панигарола. – Разве я не являюсь глазами и ушами моего благородного хозяина? А порой и его голосом?
– Вы больше, чем посол, потому что мы испытываем к вам дружеские чувства, – любезно ответил герцог, – вы останетесь рядом с нами.
– Могу ли я надеяться, что посол будет сопровождать герцога один? – дипломатично спросил Филипп, глядя при этом на Фьору. – Некоторые пажи мне кажутся слишком хрупкими для того, чтобы носить полное вооружение.
Миланец заметил этот взгляд и улыбнулся:
– Монсеньор герцог оставляет свои сокровища в лагере. С его позволения я сделаю то же с тем сокровищем, которое он мне в свое время поручил.
На другой день, 10 марта, крепость Вомаркюс пала под мощными ударами бургундцев, которые поставили в ней свой гарнизон, а на другой день, 11 марта, в субботу, армия начала то, что герцог назвал «военной прогулкой».
Воспоминание об этом зябком утре надолго останется в сердце Фьоры. Закутавшись в меховой плащ, подаренный ей герцогом, и стоя на пороге своей палатки, Фьора смотрела, как он удалялся по равнине, похожий на железную статую, увенчанную золотым львом, на своем Моро, любимом коне, напоминавшем из-за металлических доспехов сказочное животное, и сопровождаемый личным знаменосцем. А вокруг него – множество кавалеров ордена Золотого Руна, каждый со своим гербом: фантастический мир грифонов, леопардов, быков, химер и сирен... Над головой его лошади подрагивал золотой цветок лилии, на концах лепестков которого сверкали бриллианты – жалкий и навсегда утраченный им символ королевской власти, которую сам герцог, впрочем, глубоко ненавидел.
Начинавшийся день был серым, а небо мутным. Слева горы Альбер и Шоссрон были еще покрыты снегом, а поверхность озера отсвечивала ртутным блеском. Авангард, вернувшийся из Вомаркюса, удалялся по извилистой дороге «Виа Детра», а основная часть армии огибала Грандсон и исчезала вдали. Герцог даже не позаботился расположить ее в боевом порядке, считая, что никому не придется вступать в сражение, а надо будет всего лишь преодолеть какое-то расстояние, чтобы застигнуть швейцарцев врасплох.
Все верно, если надеяться, что те ничего не подозревают.
Чего Карл Смелый не мог себе представить, так это того, что его ожидает готовая к бою профессиональная армия из отборных и закаленных в сражениях солдат. Казалось, в нее вошло все мужское население страны. Сюда пришли из Базеля, присоединившись к отряду из Страсбурга, пришли и из Фрибурга, Солевра, Бьенна, Бадена и многих других городов. Здесь были уроженцы Цюриха, а также семь тысяч человек из Берна. Всего собралось от пятнадцати до двадцати тысяч, которые в тот же час, что и бургундцы, направились в сторону Грандсона, чтобы отомстить за своих убитых братьев. Карлу предстояло встретиться с самой опасной в Европе пехотой, но он еще не знал об этом и мирно беседовал с едущим рядом с ним еще одним сводным братом Бодуэном, принцем д'Оранж, а также Жаном Лаленгом и Оливье де ла Бомом.
В полдень, когда Фьора и Баттиста играли в шахматы, они вдруг одновременно повернулись туда, где скрылась армия, и прислушались. Оттуда доносился странный шум, разобрать который из-за дальности расстояния не было возможности. Шум прекратился, затем возобновился с новой силой, и это вызвало у Фьоры холодок ужаса.
– Что это такое? – спросила она.
– Честное слово, не знаю, – ответила Леонарда, которая сидела рядом за столом и шила, но на всякий случай перекрестилась.
– Я слышал, – вмешался паж, – что в горах Швейцарии есть такие трубы, через которые горы дышат, и это дыхание можно слышать на большие расстояния... Если это так, то тогда...
– Это герцог, который вопреки своим ожиданиям встретил швейцарцев, – закончила Фьора. – Боже мой, от этого вся кровь стынет в жилах!
Вместе с пажом Фьора вышла из палатки. Шум стих, и наступило полное молчание. В Грандсоне, где на берегу реки до сих пор висели трупы, царила такая же тишина. Часовые тоже застыли в молчании и прислушивались. Вдруг сразу поднялся страшный шум.
– Слишком далеко, чтобы что-то разобрать, – проговорил Баттиста, – но там идет битва.
Больше никто ничего не говорил. Фьора с тоской подумала о том, что там с Филиппом. Его отвага была всем известна. Сейчас он должен был находиться в самой гуще битвы, готовый пожертвовать своей жизнью за герцога. Она опустилась на колени рядом с Леонардой и присоединилась к ее молитве.
Все самое страшное случилось ближе к полудню. Внезапно показалась бургундская армия, похожая на приливную волну. Она отступала в полном беспорядке, а совсем рядом раздался опять этот страшный вой – это играли военные трубы Урн и Люцерна, который, однако же, перекрывал безумный крик: «Спасайся, кто может!»
– Бежим! – одними губами выговорил Баттиста. – Армия бежит.
Все дальнейшее показалось Фьоре дурным сном. Появился Панигарола, покрытый пылью, с пятнами крови на одежде:
– Быстрее! Где лошади? Нам надо догнать герцога!
Спустя какое-то время Фьора осознала, что скачет в сторону Орбэ рядом с Леонардой, Баттистой и послом, к которому присоединились его секретарь и слуги. Впрочем, они были не одни: бежали все, кто оставался в лагере, бежали не зная куда, но все были страшно напуганы теми жуткими звуками, которые все приближались к ним.
– Что случилось? – спросила Фьора.
– Случилось немыслимое: в то время, как некоторые наши отряды перестраивались, они были вовлечены в беспорядочное бегство теми войсками, которые уже успели произвести маневр. Одновременно швейцарцы появились из леса и атаковали с флангов, что вызвало дополнительную панику. Две трети армии отступили, даже не начав сражаться!
– Вы встретили швейцарцев?
– Да. И, признаюсь, это было страшно! Вдруг я увидел, как появилась пехота: плечом к плечу шли примерно восемь тысяч человек, выставив впереди себя пики, раза в два длиннее, чем наши копья, огромный ощетинившийся еж, над которым развевались зеленые флажки и большое белое знамя. Эти люди сражались с открытыми руками, в коротких кирасах, одетых на кожаные куртки, а на головах у них были металлические шлемы. Казалось, что они вышли из сказки и сеяли ужас и страх.
Обернувшись назад в седле, Фьора увидела покинутый лагерь с его роскошными палатками, пушками и всем имуществом. Луч неожиданно появившегося солнца позолотил шар, украшавший верхушку ярко-красной палатки герцога.
– И герцог Карл бросает все это?
Панигарола пожал плечами:
– Невероятно, но это так. В этом лагере швейцарцам достанется, наверное, самая богатая добыча, какая вообще была до сих пор[9] . Мне кажется, – добавил он, – что мы теперь можем не торопиться. Нас никто не преследует... У швейцарцев мало кавалерии. Кроме того, они все сейчас заняты грабежом.
8
Обеспокоенный герцог Миланский действительно направил еще трех послов, чтобы быть лучше информированным: Палавичини, Висконти и Гримальди. Смелый отказался взять их в поход и отправил всех троих в Орбэ.
9
Добыча и вправду была просто фантастической. Кроме самого лагеря с его палатками, продовольствием, лошадьми и оружием, швейцарцам достались фигуры из золота двенадцати апостолов и ценные реликвии, составляющие капеллу герцога, драгоценные четки Филиппа Доброго, изделия из серебра и посуда Государственного канцлера и бастарда Антуана, сотни нарядов, расшитых золотом, позолоченный герцогский трон, его парадный головной убор и, конечно, его неповторимые драгоценности: Большой бриллиант Бургундии, так и не найденный, бриллиант, который впоследствии назовут «Санси», белый бриллиант «Флорентиец», «Роза Йорка», «Перо», сделанное из жемчуга, рубинов и бриллиантов, «Три брата», громадные жемчужины: «Перегрин» и «Нонпарей», орден Подвязки самого герцога, украшенный бриллиантами и жемчугом, его цепь