— Я прямо здесь, — прорычал Исаак. — И в настоящий момент немного раздражен. Поэтому, мой тебе совет, перестань обращаться так со своей дочерью, иначе я открою морозильную камеру твоей же физиономией.
Он думал, что Гри прикажет отпустить отца, но она ничего не сделала. Просто достала коробку с Бенд-Эйдом из-под раковины и запустила в нее руку, выискивая нужный размер пластыря.
Ее отец сделал глубокий вдох.
— Уйди… от моей дочери.
— Ему хорошо там, где он находится, — ответила Гри, обернув пластырь вокруг указательного пальца. Потом она убрала коробку и скрестила руки на груди. — Ты же, с другой стороны, можешь уйти.
Исаак быстро обыскал модный свитер ее отца и суперотутюженные брюки, и, не найдя оружия, отступил назад, но не слишком далеко. У него возникло чувство, что парень распустил руки, потому что боялся до смерти и был на грани нервного срыва… но никто не станет обращаться с женщиной Исаака таким образом. И точка…
Не то, чтобы Гри была его женщиной. Конечно, нет.
Будь оно проклято.
— Ты знаешь, что подписываешь ей смертный приговор, — сказал Чайлд, впиваясь в него взглядом. — Тебе известно, на что он способен. Ты принадлежишь ему, и он уберет любого, чтобы добраться до тебя.
— Никто никому не принадлежит, — вмешалась Гри. — И…
Мистер Чайлд даже не взглянул на дочь, обрывая ее.
— Сдайся, Рос… это единственный способ убедиться, что он не причинит ей вреда.
— Этот мужчина ничего мне не сделает…
Чайлд повернулся к Гри.
— Он уже убил твоего брата!
После бомбы, брошенной мужчиной, казалось, что кто-то ударил Гри по лицу… но оттаскивать от нее, обезоруживать и обездвиживать было некого. Когда Гри побледнела, Исаак почувствовал парализующее бессилие. Невозможно защитить от событий, которые уже произошли. Нельзя переписать историю.
Как и… людей. В этом корень стольких проблем, не так ли?
— Что ты… сказал? — прошептала она.
— Не было случайной передозировки. — Голос Чайлда сорвался. — Его убил тот же человек, который придет за тобой, если не получит этого солдата. Никаких переговоров, торгов и сделок. И я не могу… — Мужчина начал терять самообладание, доказывая, что деньги и аристократизм бессильны перед трагедией. — Я не могу потерять и тебя. О, Боже, Гри… я не могу потерять тебя. И он сделает это. Этот мужчина заберет твою жизнь в мгновение ока.
Черт.
Черт, черт, черт.
Прислонившись к столу, Гри с трудом понимала сказанное. Слова были короткими и простыми. Но их значение…
Она смутно осознавала, что он продолжает говорить, но после следующих его слов она окончательно лишилась слуха:
— Не было случайной передозировки.
Совершенно оглохла.
— Дэниел… — Ей пришлось прокашляться. — Нет, Дэниел сам сделал это. У него, по меньшей мере, дважды были передозировки. Он… виновата зависимость. Он…
— Другой человек вставил иглу в его вену.
— Нет. — Она покачала головой. — Нет. Именно я нашла его. Я позвонила 911 и…
— Ты нашла тело… но я видел, как это произошло. — Ее отец всхлипнул. — Он заставил меня… смотреть.
Когда ее отец закрыл лицо руками, теряя самообладание, зрение Гри закоротило, будто кто-то устроил дискотеку на кухне. А потом ее колени подогнулись и…
Кто-то поймал ее. Не позволил упасть на пол. Спас ее.
Мир закружился… и Гри осознала, что ее подхватили на руки и отнесли к дивану напротив.
— Я не могу дышать, — сказал она, ни к кому не обращаясь. Оттягивая воротник кофты, она прошептала. — Я не могу… дышать…
Не успела она опомниться, как Исаак поднес бумажный пакет к ее губам. Она попыталась отмахнуться от него, но движения рук были беспорядочными и бесполезными, и ее вынудили дышать в пакет.
— Заткнись, черт возьми, — сказал Исаак кому-то. — Прямо сейчас. Соберись, приятель, и закрой рот.
Он говорил с ее отцом? Наверное.
Вероятно.
О, Боже… Дэниел? И ее отца заставили смотреть?
Вопросы, на которые она должна была получить ответы, помогли больше, чем приток диоксида углерода. Отпихнув пакет в сторону, Гри приподнялась.
— Как? Почему? — Она послала обоим жесткий взгляд. — И слушайте, я уже и так в этом по самые уши, верно? Так что объяснения не причинят вреда… наоборот, они не дадут мне окончательно сойти с ума.
Исаак стиснул челюсти, будто в ногу вцепился доберман, а он не хотел, чтобы кто-то услышал его крик.
Не ее проблема.
— Я сойду с ума, — сказала она, прежде чем повернуться к отцу. — Ты слышишь меня? Я не проживу так ни минуты, ни секунды… ни одного мгновения. Не после этой разорвавшейся бомбы. Тебе лучше рассказать. Сейчас же.
Ее отец буквально свалился в кресло с подлокотниками, стоявшее рядом с Гри, будто ему девяносто лет, и он рухнул на смертное ложе. Но он не справился о порезе на ее руке, и Гри тоже не собиралась жалеть его… какой стыд. Они всегда были на одной волне, одинаково мыслили. Однако трагедии, секреты и ложь разрывают даже самые крепкие узы.
— Говори, — потребовала она. — Немедленно.
Ее отец посмотрел на Исаака, не на нее. Но, по крайней мере, когда Исаак пожал плечами и выругался, Гри поняла, что получит историю. Хотя, вероятно, не полную.
Как это грустно — не доверять собственному отцу.
Когда он начал говорить, его голос был слабым:
— Впервые меня пытались завербовать в специальное подразделение в 1964 году. Я закончил Вест Поинт[96], когда со мной связался человек, представившийся Иеремией[97]. Без фамилии. Тогда я четко запомнил безликость мужчины… он больше походил на бухгалтера, чем на шпиона. Он сказал, что существуют элитные войска, для которых я вполне подходил. И мужчина спросил, не желаю ли я узнать больше. Когда я поинтересовался, почему они выбрали меня, — в конце концов, я был всего третьим в классе, не первым — он ответил, что оценки — это еще не все.
На какое-то время ее отец умолк, будто пытался вспомнить разговор почти пятидесятилетней давности слово в слово.
— Мне было интересно, но в конечном итоге я ответил отказом. Я уже вступил в армию в качестве офицера, и казалось позорным отказываться от обязательств. Я не видел его… семь лет, пока не вернулся к гражданской жизни. Я заканчивал юридический колледж. Не знаю, почему именно согласился… но я собирался жениться на твоей матери, начинал работать в семейной фирме… казалось, будто моя жизнь кончена. Мне хотелось приключений, и казалось… — Он нахмурился и внезапно посмотрел на Гри. — Это не значит, что я не любил твою мать. Мне просто… нужно было что-то еще.
О, ей было знакомо это чувство. Она жила с той же тягой к острым ощущениям, которую не могла утолить обычная жизнь.
Но последствия насыщения этой жажды? Гри начинала понимать, что они не стоили тех жертв.
Ее отец достал платок с монограммой и вытер глаза.
— Я сказал Иеремии… мужчине, который связался со мной… что не могу полностью оставить свою жизнь, но был заинтересован в чем-нибудь, в чем угодно. Так все началось. В итоге, я начал периодически летать за границу в разведывательных целях, наша юридическая фирма предоставила мне свободу действий, ведь я был внуком основателя. Я хорошо понимал масштаб заданий, которые мне поручали, как тайному агенту… но из ТВ и газет я узнавал, что есть последствия. Что действия были направлены против конкретных личностей…
— Ты имеешь в виду убийства, — горько добавила Гри.
— Политическое устранение.
— Есть разница?
— Есть. — Ее отец кивнул. — Убийство не носит никакой цели.
— Результат один и тот же.
Он ничего не ответил, и Гри не хотела, чтобы история закончилась на этом.
— Что случилось с Дэниелом?
Отец медленно выдохнул.
— Проработав примерно семь или восемь лет, я понял, что ввязался во что-то, с чем не мог ужиться. Телефонные звонки, приходившие домой люди, разъезды, которые могли длиться целыми днями, неделями… не стоит говорить о последствиях моих действий. Я не мог спать, ни на чем не мог сосредоточиться. И, Боже, давление на твою мать было колоссальным, оно также задевало вас обоих… вы были молоды, но уже тогда замечали мои отлучки и напряжение в семье. Я предпринял попытки к уходу. — Глаза ее отца переместились на Исаака. — Именно тогда я узнал… что выхода нет. Оглядываясь назад, я понимаю, что был наивным… чертовски наивным. Следовало знать лучше, учитывая, какие задания мне давали, но я застрял в подразделении. И у меня не было выбора. Это убивало твою мать… она сильно пила. А потом Дэниел начал…