Такие пустые, подумал Джим. Его слова были пустыми и безжизненными. Будто они говорили о ком-то другом.

— Должен.

Точно.

Парень так сильно хотел выйти, что собирался покончить с собой. Но Девина вернула его обратно; Джим был уверен в этом. Здесь поработал этот демон с тысячью лиц и бесконечной паутиной лжи. Просто обязан был. И ее манипуляции прекрасно подготовили сцену для Исаака: солдат сотворил много зла, но он пытался начать жизнь с нуля, — вот его перепутье, перетягивание каната между Джимом и Матиасом.

Джим покачал головой.

— Я не позволю тебе забрать жизнь Исаака Роса. Не могу. Ты говоришь, что работаешь ради великой цели… так вот, я тоже. Убьешь этого мужчину, и человечество потеряет больше, чем простого невинного.

— О, да брось. Едва ли он невинный. Его руки по локоть в крови, как твои и мои. Я не знаю, что произошло с тобой, но не идеализируй прошлое. Ты точно знаешь, в чем он виновен.

Изображения мертвых мужчин замелькали перед глазами Джима: ножевые ранения, пулевые, истекающие кровью лица, изуродованные тела. И все они — из разряда грязной работы. Жертвы, задушенные, отравленные газом или химикатами, были серого оттенка.

— Исаак хочет выйти. Он решил прекратить. Его душа отчаянно ищет другую дорогу, и я помогу ему в этом.

Поморщившись, Матиас снова потер левую руку.

— Загадай желание в одну руку и одновременно мочись в другую. Потом сравнишь, какая заполнится быстрее.[92]

— Я убью тебя, — сказал Джим обыденным тоном. — Если дойдет до этого… я убью тебя.

— Ну, кто бы мог подумать… какие новости. Облегчи себе работу — сделай это сейчас.

Джим снова покачал головой.

— В отличие от тебя, я не стреляю без необходимости.

— Порой переход к решающему поединку — самый умный шаг, Джимми.

Старое имя мгновенно вернуло его в прошлое, к началу их обучения, когда он делил комнату с Матиасом. Ублюдок был холодным и расчетливым… но не во всех отношениях. Он был предан Джиму, насколько это в принципе было возможно в тех обстоятельствах. Однако, с годами, исчез любой след и без того ограниченного проявления человечности… пока тело мужчины не стало столь же искалеченным и немощным, как и его душа.

— Позволь задать один вопрос, — протянул Джим. — Ты когда-нибудь встречал женщину по имени Девина?

Парень выгнул бровь:

— К чему сейчас такие вопросы?

— Простой интерес. — Он расправил кожаную куртку. — К твоему сведению, я адски провел с ней время.

— Спасибо за совет насчет свидания. Это на самом деле мой приоритет в настоящий момент. — Матиас накрыл простыней серое лицо Джима. — И не стесняйся убить меня в любое время. Сделаешь мне одолжение.

Последние слова были сказаны тихо… доказывая, что физическая боль, сильная и продолжительная, может сломить даже самую стойкую волю. Но, с другой стороны, смена парадигм Матиаса произошла еще до взрыва, не так ли?

— Знаешь, — сказал Джим, — Ты тоже можешь покинуть подразделение. Я вышел. Исаак пытается. Если ты не можешь больше заниматься этим, ты в состоянии выйти.

— Ты покинул подразделение лишь потому, что я дал тебе временный отпуск, — резко рассмеялся Матиас. — Я планировал вернуть тебя назад. Исаак тоже не уйдет от меня… я сохраню ему жизнь, только если он решит вернуться в строй. В действительности, почему бы тебе не передать ему мои слова? Учитывая, как вы сдружились.

Джим сузил глаза.

— Ты никогда не делал этого ранее. Когда кто-то предавал доверие, ты не позволял ему возвращаться.

Матиас, содрогнувшись, выдохнул.

— Времена меняются.

Не всегда. И не относительно такой хрени.

— Конечно, — солгал Джим. — Давай уберем мое тело, а?

Когда они задвинули стол обратно в холодильник, Джим закрыл дверь. Потом Матиас медленно наклонился, чтобы поднять трость, его спина хрустнула пару раз, дыхание стало рваным, будто от боли и того, что его легкие не справлялись с работой. Когда он выпрямился, его лицо приобрело неестественно красный оттенок… доказательство того, сколько сил забрало такое простое движение.

Сломанный сосуд, подумал Джим. Девина работала с… использовала сломанный сосуд.

— Это все происходит на самом деле? — спросил Матиас. — Этот разговор.

— Все реально, черт возьми, но сейчас ты немного вздремнешь. — Прежде чем парень успел забросать его вопросами, Джим поднял руку и призвал силу к своему пальцу. Когда кончик начал светиться, Матиас раскрыл рот от удивления. — Но ты запомнишь, что я хотел сказать.

С этими словами он коснулся лба Матиаса, и сияние прошло через мужчину, словно зажженная спичка, вспыхнув быстро и ярко, поглощая сломанное тело и порочный разум.

Матиас рухнул наземь, словно камень.

Ангел Амбиен[93], детка, подумал Джим. Усыпляет лучше всех.

Он навис над Матиасом, и вид валявшегося ничком босса был слишком метафоричен: мужчина пал по многим параметрам, не просто «здесь и сейчас».

Джим ни на секунду не поверил, что ублюдок позволит Исааку вернуться. Это заявление — способ приманить парня на расстояние выстрела.

Бог знал, Матиас был искусным лжецом.

Наклонившись, Джим убрал пистолет парня в кобуру, затем просунул руки под его колени и плечи… черт, еще трость. Протянув руку, он подхватил палку и уложил ее на грудь мужчины.

Джим встал без проблем, и не потому, что был силен в плечах. Черт… Матиас был таким легким; совсем легким для человека его телосложения. Он весил не больше ста пятидесяти фунтов[94], тогда как должен весить все двести[95].

Миновав закрытые двери комнаты для бальзамирования, Джим поднялся по лестнице на первый этаж.

Тогда, в пустыне, когда он впервые нес ублюдка, его переполнял адреналин, он спешил доставить гада в лагерь, прежде чем тот истечет кровью… чтобы Джима не обвинили в убийстве. Сейчас же им владело спокойствие. С одной стороны, жизни Матиаса ничего не угрожало. С другой, их накрывал пузырь невидимости и безопасности.

Пройдя через закрытую парадную дверь, он решил отнести Матиаса в его машину…

— Ну, здравствуй, Джим.

Джим застыл. Потом повернул голову влево.

Вычеркните «безопасность», подумал он.

На дальней стороне лужайки перед похоронным бюро, на траве стояла Девина на черных шпильках, ее длинные, густые черные волосы разметались по груди, маленькое черное платье обтягивало роскошные формы. Идеальные черты лица — все, начиная с черных глаз и алых губ, и заканчивая алебастровой кожей, — светилось здоровьем.

Зло всегда приходило в красивом обличии.

Но, с другой стороны, в этом крылась часть ее внешней привлекательности, не так ли?

— Чего ты добился там, Джимми? — спросила она. — И куда ты собрался с ним.

Будто сучка и так не знала, подумал Джим, гадая, как, черт возьми, он выберется из этой передряги.

С его точки обзора, в кладовой Гри, Исаак мог слышать все, что происходило снаружи… но он ни черта не видел.

Не то, чтобы он нуждался в визуализации.

— Скажи мне, где Исаак Рос, — отец Гри повторил вопрос тоном теплым, как январская ночь.

Ответ Гри был таким же холодным:

— А я-то надеялась, что ты придешь извиниться.

— Где он, Гри.

Раздался шум бегущей воды, потом хлопанье полотенца.

— Почему ты хочешь это знать?

— Это не игра.

— Я не думала иначе. И я не знаю, где он.

— Ты лжешь.

Исаак зажмурился на секунду и пересчитал причины, согласно которым он был придурком. Да, черт возьми, он, словно ядро для разрушения зданий, ворвался в профессиональную и личную жизнь Гри, оставляя повсюду хаос…

Шаги. Громкие и резкие. Мужские.

— Отвечай, где он!

— Отпусти меня…

Прежде, чем он понял, что покидает укрытие, Исаак широко распахнул дверь кладовой. Потребовалось три широких шага, чтобы оказаться около пары, а потом он взялся за отца Гри, развернув мужчину кругом и толкнув его лицом к холодильнику. Обхватив затылок мужчины, Исаак прижал его аристократическую физиономию к стали так сильно, что резкие вдохи старого доброго Мистера Чайлда оставляли облака конденсата на панели.