Рядом с дворфом появилась Ивэ и попросила его пойти в конец обоза, там, у одной из телег, отскочило колесо и Борг утопал за ней. А Ника, в какой-то момент, обнаружила возле себя Доргана. “Черт!” - вздрогнула она, совершенно позабыв о том, как он бесшумно может подходить. Какое-то время, они шли молча пока Дорган не произнес, не глядя на нее:
— Я вижу, ты сама и куда как охотно целуешь смертных мужчин… - и пошел дальше.
Ника остановилась. Может она ослышалась и этих слов вовсе не было? Ее толкнули и она вынуждена была шагать дальше.
Что это было? Сцена ревности? Она вздохнула. Было бы намного проще, будь они друзьями. Теперь же у них все шло наперекосяк.
Всю дорогу, что они добирались до Когхилла, небольшого городка, она не перемолвилась с эльфом ни словом. Переночевав в Конгхилле, Дорган, Борг, Харальд и две женщины покинули его, оставив в нем обоз и направились дальше на север.
Вот уже две седьмицы, как их маленький отряд был в пути. Днем они шли, ночевать останавливались там, где заставала ночь: в поле, в лесу или в деревеньке. Селяне, видя в них бывалых воинов, охотно принимали, угощали, расспрашивали и наперебой приглашали на ночлег. Но ночи, уходящего лета, стояли такими жаркими и душными, что даже думать не хотелось о том, чтобы провести их в спертой духоте тесной хижины, или сеновала. Не пугали их даже страшные байки о кровожадном оборотне, бродившем по округе, на которого им жаловались почти в каждой деревне которую они проходили.
— Алчущий крови, поджидает он путников на дорогах. Никого не щадит: ни старых, ни малых. Все едино его ненасытной утробе. Всех пожирает это чудище. Каждому бы задуматься, за что Вседержитель насылает на нас такое испытание? Каждому бы молится о грехах своих. Но, ни что не устрашает род людской, даже эта бестия, что ниспослана на нас Вседержителем, не вразумляет грешников. И все, бесстыже продолжают скатываться в бездну греха — жаловался им в трактире, подсевший за их стол, староста тамошней деревни — Вот не далее, как вчерашним днем, мой сосед Кервуд, без всякого стыда, утащил курицу у частной вдовы Дело. Опять же, с какой стороны посмотреть на эту, честную вдову? Потому как, всем ведомо, что повадился ее по ночам навещать Джим Долговязый. И это, от двух детишек, да жены, что на сносях. Вот и иссякло у Вседержителя его терпение. А как же! Тут оно у всякого закончиться, смотреть на такие-то безобразия. Вот и идет на нас страшная напасть. Как жить-то теперь добрым людям?
— Однако, ваши соседи с Пологих холмов и Березового ручья, поговаривали, что оборотень появлялся и у них, но никого не тронул, — заметил Харальд. — Только бродил вокруг три ночи.
— Может у них оно и так. Кто ж, будет спорить — вздохнул староста, тщедушный мужчина с впалой грудью и жидкими волосами — Может у них какие сильные амулеты, или святыни имеются, что от оборотня уберегают, не давая бестии совершать свое злодейство и отпугивают его от их деревень. У нас же, в Болотах, такой святыни отродясь не было, вот и терпим муки, вот и страдаем. А зверь, ходит кругами возле наших Болот и выбирает себе жертву, какого нибудь грешника не раскаявшегося.
— У зверюги, вишь, глаза разбегаются, потому и не может сразу, бедолага, выбрать, — прогудел на ухо Ивэ, дворф.
Ивэ улыбнулась, а староста укоризненно покосился на них.
— Все мы здесь заблудшие души, — смиренно покачал он головой.
Харальд, как делал это в Пологих холмах и в Березовом ручье, принялся расспрашивать старосту Болот об оборотне. Тот отвечал неуверенно, никаких подробностей, рассказать не мог, путался и все время твердил о заблудших грешниках и о божьем наказание, то и дело косясь на сидевшего за соседним столом человека, в опущенном на лицо капюшоне. А это очень настораживало старосту, потому как дни стояли жаркие и кто ж в здравом уме, будет кутаться в плащ да еще накрываться сверху капюшоном. Так и не добившись от старосты вразумительного ответа: нападал оборотень на кого-нибудь из жителей Болот или они так и отделались одним лишь испугом, передавая друг другу душераздирающие слухи, путники покинули таверну, безбоязненно расположившись на ночлег на лугу, близ деревни.
Пока мужчины у костра, насытившиеся нехитрым ужином, обсуждали непонятную “кровожадность” оборотня, так и не утащившего никого, Ника, растянувшись на плаще, смотрела в бездонную чашу звездного неба, опрокинутого над землей. Она думала о Доргане, который и в эту ночь, как и во все предыдущие, устраивал в лесу засаду в надежде отловить оборотня, волновавшего всю округу. А Ника, все эти ночи, без него, вела тяжкую борьбу со своими сомнениями, переросшими в подозрения, которые крепли в твердую уверенность. Она никому не сказала о том, что ей рассказал Герт. Поверят ли его друзья рассказу, переданного со слов солдата, что был навеселе, когда подсматривал за Дорганом, а может быть сразу же приступят к эльфу с расспросами, прося объяснений. Он отговорится в любом случае. Нет, ей просто надо поговорить с ним. Он один мог бы опрокинуть и разрушить ее сомнения, но он отдалился от нее, держал на расстоянии. Конечно, Ника могла и хотела сделать первый шаг к их примирению, но он замораживал ее своей холодностью. “Это он тебе так рассказал?” - шептало ей ее сомнение в образе Хеннелоре. “Дроу и любовь? Но, они не способны любить” - ухмылялось оно, приняв личину Джеромо Прекрасноголосый. “…он же раньше был холодней дохлой рыбы” — припечатывало оно, обернувшись Боргом. Но в ее памяти всплывали слова Доргана: “Верь мне, что бы ни случилось”. И вот на этот крохотный островок, оставшийся от твердыни ее веры, налетали, атакуя его раз за разом, ее мысли, словно стая черных птиц, долбя и круша его железными клювами доводов и логики. И как ей укрепить его? Как укрепиться самой на этом крохотном островке веры? Она вспоминала дни в Мензоберранзане, но и тут возникали неприятные вопросы, предполагающие недвусмысленные ответы. Что-то, слишком легко выпустила их из своих тенет Ллос? И весь тот путь, по которому они шли с ним, словно был пройден им заранее. Подземье, где он провел десять лет. Поверхность, где его знали и он настолько хорошо знал людей, что мог бы подражать их чувствам. И там, в Подземье, он совершал поступки за которые его не раз должны были казнить. А его, славные друзья, были слишком простодушны, слишком преданы ему… Куда он ведет их? Куда ведет ее? Поговорить с ним? Но скажет ли он ей правду? Поверит ли она, теперь, его словам? “Дроу нельзя верить” — говорил ей лесной эльф. “Долго и терпеливо плетут они паутину своей лжи” - вторил ему менестрель
На следующий день, Дорган разбудил всю компанию ни свет ни заря, резонно заявив на сетование перепившего вчера дворфа и, не желавшей подниматься в такую рань Ивэ, что если они хотят этим вечером ночевать в Сапире, то лучше бы им поторопиться сейчас. На этот раз Дорган не оставлял их, уходя вперед на разведку, а шагал вместе со всеми, оглядываясь на Борга и Нику, плетущихся, как всегда, позади всех. Но к полудню они нагнали остальных, да и то потому что, Ивэ, Харальд и Дорган остановились подождать их, что бы решить: сделать привал сейчас, или обойтись, чтобы уж, наверняка быть вечером в Сапире. И как, всегда Харальд и Борг начали привычно препираться.
— Сдается мне, что придется все-таки заночевать в какой-нибудь вшивой дыре, — начал ворчать Борг, когда решено было не делать привала, а идти дальше. — Сколько уже идем, а стен города, все не видно, чтоб Марадин обрушил его в Бездну.
— Ты стал неженкой, Борг! Тебе уже не по чину ночевать под открытым небом. Того и гляди жаловаться и кряхтеть начнешь, как древняя старуха, что устал, — поддел его Харальд.
— Это ты у нас неженка, — отрубил Борг, сердито глянув на, весело скалящегося, Харальда. — Это тебе в последнее время, подавай мягкую постель и Ивэ под бок. Забывать стал, как бродягой ночевал на мерзлой земле и что ветер был тебе вместо одеяла, да холодный камень, вместо подушки.
— Да-а… были времена, — мечтательно протянул Харальд. — Я тогда свободен был, как птица, вольный словно ветер Холодных пустынь, пока ты, старый увалень, не подсунул мне свою дочку.
