— Я всегда честно исполняю свои обязанности, а если наговаривает на меня кто, так не слушайте. То все наветы подлые.

— Да, ну! Так уж и подлые? Вот, если не будешь упрямиться и лгать мне дальше, то может и я смолчу о том, что ты все время крутишься у казармы.

Девица брякнулась на колени и подползла к ней, пытаясь схватить за руку.

— Не губите меня, ради святых мучеников и Блаженной Девы! Выгонят меня из замка, а я еще не пристроена… Все скажу вам… только не губите вы меня, бедную… По ночам, в которые должна была быть при госпоже, бегала я в караулку к Роналду. А потом к Кэлу. А они, со мной бедной, только позабавились, а за себя взять, никто из них не взял. Что мне, обманутой сироте, делать? Выгонят меня отсюда, кому я буду нужна? Только разве вдовцу, какому… Да я не хочу в деревню… Что мне там, за свиньями присматривать?

— Почему за госпожой не смотрела?

— А, что ей сделается? Она вон лежит бревном, не шелохнется, а я живая… Мне погулять охота.

— Дура ты… Сиди здесь и жди Христину.

Спустившись вниз, Ника прошла мимо распахнутых дверей пиршественного зала. Оттуда с подносом, полным тарелок, кубков и кружек, вышел мальчик служка и заторопился по переходу на кухню. Ника направилась за ним. До нее донесся дурманящий аромат жареного мяса и выпечки, и от голода подвело живот. Служка со своим подносом юркнул в раскрытые двери кухни из которой слышался многоголосый говор, звон посуды, глухой стук топорика, разделывающий мясную тушу…

Ника едва не пропустила момент, когда в стене открылась неприметная дверца и из нее, пригнувшись, вышел сэр Риган. Оглядевшись и не увидев никого, кроме монашки, робко жавшейся к стене, он быстро пошел по коридору в сторону казарм. А Ника вошла на кухню где было жарко, чадно и людно.

Кухня представляла собой длинную, мрачную залу, под сводчатым потолком которой, густой завесой висел чад, выветрить который не помогали даже три высоких окна под ним. Мальчик, который нес поднос с посудой, поставил его на пол и теперь сбрасывал с тарелок объедки в ведро.

Две женщины, высоко засучив рукава, мыли в чане тарелки, расплескивая во все стороны мутную, жирную воду. Рядом с ними, уже другой мальчик, помладше, чистил скребком подгоревший противень и сковороду. В дверь со двора, двое мужчин вносили освежеванную тушу оленя и связку, еще не ощипанной, птицы.

Ника отыскала Христину возле кладовой за разговором с полной, добродушного вида женщиной, что была намного старше самой Христины. Женщина чистила репу и морковь перед двумя корзинами в одну из которых кидала уже очищенные овощи, а в другую очистки. Увлеченная разговором, она совершенно не обращала внимание на то как чистит, ловко орудуя ножом. На Нику никто не обращал внимания до тех пор, пока она не подошла к Христине и, уж тогда, ее представили тетушке Агнесс, которая приходилась Христине кузиной.

Христина, прижимавшая к себе кувшин с молоком, а в другой держа узелок с плошкой меда, накрытой ломтем хлеба, встревожилась было появлением монахини на кухне, но Ника успокоила ее, сказав, что с молодой госпожой все в порядке, а на кухню она спустилась потому что проголодалась.

Тогда тетушка Агнесс, до того разглядывавшая Нику со жгучим любопытством, бросила свое занятие и вытирая руки о передник, повела ее к длинному столу, где в миске, высились высокой пирамидкой свежие яйца и в корзине лежал очищенный лук. Нику усадили на табурет, перед ней тут же появилась миска с горячей, круто сваренной, кашей, приправленной жареным салом.

Пока Ника ела, тетушка Агнесс, спрятав руки под передник, стояла перед ней, засыпая ее вопросами: правда ли то, что отец Фарф снова уезжает из замка? Куда? А, зачем? И скоро ли вернется? И спускалась ли Ника в деревню? Да кого встретила по дороге туда и обратно? И кто к ней подходил, да что ей говорил? Сперва Ника неопределенно мычала набитым кашей ртом, пока стоящая позади тетушки Агнесс, Христина, не взялась отвечать вместо Ники на все ее вопросы. Эти две кумушки просто просто были созданы друг для друга: Христина обожала поболтать, тогда как тетушке Агнесс до всего было дело.

Доев кашу, Ника выбирая ее остатки с тарелки, тихо спросила:

— Разве на кухню ведут две двери? Или это была дверь в чулан?

Конечно же, она была тут же услышана.

— Про какую это дверь вы говорите, сестра? - живо обернулась к ней тетушка Агнесс.

— Про ту, небольшую дверь, что рядом с кухней. Я чуть было не вошла в нее, подумав, что она ведет сюда. Я ведь здесь ничего и никого не знаю. Скорей всего это погреб, где хранятся бочки с вином.

— То не чулан вовсе и не винный погребок, — поспешила отозваться Христина. — Это каморка Криспи. Он наш эконом, держит там все свои бумажки и очень не любит когда туда кто-то без спросу заходит. Страшно сердится.

— Серчает? За что? - переспросила тетушка Агнесс.

— Как за что? Я же тебе толкую, что из-за того, что бы не заходил к нему никто? - с досадой отмахнулась от нее Христина узелком с хлебом. — Эконом-то наш…

— Так наш эконом Криспи и есть. Что ты в самом деле… очухайся, — возмутилась тетушка Агнесса.

— А я про что говорю? - накинулась на нее, потеряв терпение Христина. — Я и говорю, что он наш эконом…

— Ну, тебя… Вечно ты все напутаешь, а кто-то виноват, — рассердилась тетушка Агнесс и отвернувшись от нее пошла к своим корзинкам.

— Пойдемте, сестра, а то уже голова раскалывается от твоих назойливых выспрашиваний, кума, — кинула ей вслед Христина.

— Ну, так ты у нас теперь важная птица, не нам чета. Разок к нам спустишься, да и то затем, чтобы нос задрать, — не осталась в долгу тетушка Агнесс, ворча им в след.

— Не обращайте на нее внимание. Ее, вишь, разбирает, что она день деньской проводит на кухне. Света, говорит, белого не вижу. Можно подумать, будто я его вижу. А так-то, она, кума моя, незлобливая, да отходчивая.

— Христна, ты ведь при баронессе состоишь?

— Ну, да. Я и к леди Айвен так же приставлена, потому как, леди Элеонор я не всегда бываю нужна, — со значением сказала Христина.

— А разве в Репрок она прибыла без своих слуг?

— Да, где там! - они миновали холл и теперь поднимались по крутой лестнице. — Наш господин ее чуть ли не голой взял: с одной сорочкой сюда прибыла. Пригрел, обул, одел. Она, леди Элеонор, дочь какого-то мелкопоместного, обнищавшего рыцаря, но вот, поди ж, полюбилась хозяину. Меня она сразу в услужение взяла, и кроме меня возле себя никого и видеть не хочет.

— Да, вы дайте мне кувшин или узелок, я понесу, — перебила ее Ника и спросила. — А та девица, которую я застала сейчас в покоях леди Айвен, она что, вместо Маргарет к ней приставлена?

Христина замолчала, перехватив поудобнее кувшин с молоком.

— Так ведь кроме нее никто больше не берется сидеть по ночам возле молодой госпожи.

Когда они поднялись в покои леди Айвен и отпустили девицу, глядевшую на них преданными глазами и быстро удалившейся, явно радуясь, что не получила ожидаемый нагоняй, Ника поинтересовалась вдруг:

— У кого я могу спросить свечи?

— Зачем вам свечки? - остановилась Христина, рассказывавшая последнюю новость о том, что у Дороти родился прелестный мальчик и, что ей, Христине, страсть как хотелось бы повидать саму Дороти и посмотреть на ее младенца, да и гостинцев ей отнести, поздравив молодую роженицу.

Но Ника действуя по принципу Никиты из фильма Люка Бессона, гласящий: “Если не знаешь, что сказать — улыбайся”, ответила ей молчаливой улыбкой, смутившей, вдруг, Христину:

— Нам-то вон от лампадки света достает, да от камина… А свечи? У Криспи их спрашивайте.

Ника ушла, оставив озадаченную Христину в полной уверенности, что монашка отправилась за свечами, тогда как, на самом деле, она решила осмотреть замок.

Репрок имел планировку четырехугольника с внутренним двором, который и окружал с с четырех сторон. И одни въездные ворота в которые можно было попасть через, опущенный на ров, мост. Над воротами нависали башни с прорезями бойниц и амбразур. Бастион окружал внутренний двор.