Душа Ники корчилась от стыда, совесть тяжко давила. Просто переступи черту… просто переступи черту… Неужели все те глупости, что ты навыдумывала себе, стоят чьих-то страданий. Зачем все эти знаки? Что они означают? Да ничего.

Ника занесла ногу, чтобы выйти из круга и вдруг озадаченно посмотрела на прочерченную на полу углем линию. А правда, зачем она рисовала все эти знаки? Ведь зачем-то она это сделала? Но хныканье и неясное бормотание, раздававшееся из-за двери, мешали ей сосредоточиться на ответе. А найти ответ было жизненно важно. Мысли расползались и ее все время подмывало выйти за границу круга, открыть эту проклятую дверь и покончить со всем этим.

“Может стоит немного подождать? - несмело шепнуло ей ее сомнение. — Немного. Всего лишь минутку”. И одновременно с этим робким проблеском сомнения, стихли за дверью жалобные всхлипы и стоны. В полной тишине Ника отступила назад, в середину круга. Наваждение слетело с нее так же внезапно, как до этого нашло, подчиняя себе. Ее бросило в жар от сознания того, что она находилась на волосок от того, чтобы совершить непоправимое.

Заскрежетал, зацарапал по полу тяжелый кованный сундук, двинулся и взмыл в воздух. Со стен слетали, сорванные невидимой силой, гобелены, оголяя кирпичную кладку. Из нее один за другим начали высовываться кирпичи, словно кто-то, играючи, выталкивал их, по очереди. Пощечиной ударил ей в лицо смрадный порыв воздуха.

“Господи!” - прошептала Ника, зажмурившись. В окне, позади нее, стукнула ставня и начала биться часто-часто о священный знак сделанный воском на широком каменном подоконнике. Кирпич в стенах ходил ходуном, высовываясь из кладки до половины. Толстые брусья потолочных балок прогибались и обвисали так, будто были сделаны из тряпок. С потолка на Нику сыпалась штукатурка и пыль. Пол вздулся и пошел волнами, опадая у черты охранного круга.

Балахону очень хотелось войти, но мешали священные магические знаки. Именно там, где они были выведены, оставались незыблемые островки разумного и понятного порядка в наступившем разгуле и хаосе безумия. ” …как исчезает дым, да исчезнут, как тает воск от огня, так погибнут…” - бормотала Ника.

Не сказать, чтобы Ника не испугалась, конечно было жутковато, но она, все-таки, принадлежала к поколению экстрим, воспитанного на спец эффектах голливудских боевиков и французского кино, вот уж кто умеет снимать “кошмарный ужас”. Был даже момент, когда она оценивала происходящее с точки зрения эффектности происходящего, а это мешало молитвенной сосредоточенности и собиранию воедино той духовной силы, которая укрепила бы защиту символов, что заслоняли ее от буйствовавшей стихии зла.

Тишина упала вдруг. Все резко оборвалось и замерло. И теперь Ника, уже с неподдельным ужасом, что сковал ее ледяным панцирем, смотрела, как из-под двери сквозняком сдувает полоску земли, как бледнеют четыре знака по стенам комнаты, как растекается, теряя очертания, воск на подоконнике.

Но круг, в котором она стояла, еще охранял ее от пронзительного холодного, смрадного ветра, что усиливался с каждой секундой, неся с собой невидимые острые кинжалы, метавшиеся по комнате, но натыкавшиеся на защиту круга. А Ника как-то вдруг позабыла слова всех молитв и заклинаний и теперь пыталась расшевелить свою память, вырвать ее из оцепенения.

Странно, но на пологе кровати Айвен не шелохнулась ни одна складка, не смотря на бушующий вокруг ветер, а он все усиливался, воя все пронзительнее, переходя в неистовый ураган. Стук кинжалов о защитную стену круга, становился все чаще. Что-то ледяное пронеслось мимо нее, вжикнув острым по руке. Еще один порыв ветра, острой иглой чиркнул ее по щеке и воображение предательски угодливо, живописно нарисовало перед ней картину ее гибели: раскромсанное тело со срезанной с него, сплошь, кожей.

Но в то время, когда она ясно предчувствовала свою мучительную смерть ей показалось… или нет? Как будто порушенные священные символы начали источать слабый свет. Дверь снова начала биться с такой бешеной силой, что сорвалась и повисла на одной петле. А из темного дверного проема на Нику глянули горящие ненавистью крохотные глаза, такой лютой, что ее скрутил спазм ужаса, и самообладание покинуло ее.

В тоже время она с нервной дрожью, перепугано смотрела на неясное свечение, клубящееся в углах комнаты и постепенно приобретающее очертания человеческих фигур. В отчаянии смотрела она на них, гадая, какую угрозу несет ей их появление.

Справа, у камина оформилась некая фигура в свободном плаще и низко опущенном на лицо капюшоне, из-под которого спускались длинные белые волосы. Ника пригляделась.Сердце Ники чуть не выпрыгнуло из груди: Дорган?! Ей потребовалось время, чтобы хоть немного успокоиться. Призрак поднял голову, полыхнув холодным огнем взгляда, что был устремлен не на нее, а в противоположный угол, где, столь же призрачным светом, светилась приземистая, коренастая фигура с длинной бородой, опирающаяся на посох. В ней Ника узнала Хиллора.

Очертания двух других фигур, мерцавших в противоположных углах комнаты, она узнать не могла, как бы пристально в них не вглядывалась. Хотя та, что имела высокий рост и отличалась нескладной худобой, которую не скрывал длинный плащ, кого-то смутно напоминал ей. А вот четвертый силуэт — огромный и согбенный в бесформенном балахоне, в закрывающем лицо капюшоне, точно не был ей знаком.

До нее доносился чуть слышный шепот. Страх отступил и Ника, глядя на Доргана, прислушалась. Сложив руки на груди, он что-то шептал на древнем дровском языке. Хиллор бормотал ему в унисон на гортанном дворфском. Владелец худой нескладной фигуры тихо взывал к Вседержителю. А высокий незнакомец, кажется — Ника не поверила, прислушиваясь, — мыча, монотонно пел. Четыре призрака, оставаясь неподвижными, на удивление слаженно, читали слова своих молитв и заклинаний.

Убийственный, кромсающий ветер стих. Стихия злобы была подавлена и вытеснена из покоев больной девочки. Все улеглось и успокоилось, обретя свой обычный вид: вещи встали на свои места, стены и пол восстановились, ставни и дверь больше не бились. С четырех углов комнату окутывало чистое голубое сияние.

Вдохновенные слова, читающих заклинания магов звучали все громче, пока под сводчатыми сводами дальних коридоров замка не прокатился панический вой и визг, полный злобы и отчаяния. Когда же он стих, призрачные фигуры в углах комнаты, тихо истаяв пропали и покои еди Айвен снова погрузились в полумрак, освещаемые, лишь мерцающим огоньком лампадки теплящейся перед статуей Блаженной Девы.

Сколько стояла Ника не двигаясь приходя в себя, она сказать не могла: может это длилось минуту, может часы, только из состояния полной прострации ее вывел неясный шум, раздавшийся снаружи, за дверью.

Нервы Ники были напряжены, так что этот шорох почти оглушил ее. Она была взвинчена до предела. Заставив себя покинуть пределы круга, Ника нерешительно подошла к двери и не поверила своим глазам. Дверь оказалась заперта на засов. Преодолевая все еще копошившийся в ее душе страх, Ника, сдвинув засов и, дрожа, выглянула за дверь.

Собственно она, не решилась бы даже и на такой поступок, если бы не надеялась, что четыре призрака не оставят ее без своей защиты. А сейчас ее подгоняло желание поскорее разобраться с Балахоном, пока расстановка сил была не в его пользу - все таки, пятеро против одного.

Прислушиваясь, Ника на ходу сбросила свои башмаки и метнулась вверх по лестнице. Подобрав подол рясы, она перепрыгивая через две ступеньки, неслась наверх, правда осторожно выглядывая перед этим из-за каждого поворота на площадку. Так, она и выглянула из-за стены, поднявшись к дверям барона уже без всякой опаски, и в неровном свете факела заметила метнувшуюся, на следующий оборот лестницы, тень.

Ника вжалась в стену, пытаясь унять бешено бьющееся сердце и набираясь духу, чтобы продолжить преследование Балахона. Держась настороже, она миновала еще один пролет, когда ее остановил неясный звук. Пытаясь успокоиться, Ника напряженно прислушалась. В двери леди Элеонор, кто-то скребся. Ника замерла и, нахмурившись, слушала. Нет, слух ее не обманывал: вместе со скребущимися звуками, слышался шепот отчаяния.