— Погоди! — бросилась я внутрь, задергивая шторы. — Смотри, чтобы корова их не съела! Хотя нет, корова у нас будет жить отдельно!
Тролль не хотела расставаться со своей коровой, поэтому я приказала феям замуровать все окна.
— Ручки болят, ножки болят, — жаловались они друг другу. — Уже колдовать сил нет!
— На сегодня это все, — произнесла я, видя, как тролль пригибается и карабкается внутрь. Дом заходил ходуном, послышался такой грохот, словно сейчас все рухнет. Я отбежала подальше, видя, как тролль почти влез внутрь.
— Тебе не кажется, что у тебя поехала крыша? — спросил Вольпен, выбегая из дома.
— Нет, я считаю, что мы делаем все правильно! Горный Король изгнал его за то, что тролль отказался убить нас! — отрезала я.
— Я не про эту крышу. Я вон про ту, — ткнул рогом Вольпен. И правда, крыша ходила ходуном.
— Ты почему не с мужем? — спросила я, вспомнив, что оставила инквизитора в спальне наверху.
— Я как бы не женат, — парировал Вольпен. — Плохая идея! Очень плохая!
— Ты почему оставил раненого? — спросила я, подбирая пыльную юбку и бегом несясь на второй этаж.
— Он просто с кровати упал, — вздохнул Вольпен.
Я добежала до комнаты, видя, что муж пытается пошевелиться.
— Я здесь, — крикнула я, подбегая к нему и помогая лечь на кровать. — Все хорошо…
Муж смотрел на меня, с трудом понимая, что происходит.
— Лежи, лежи, не вставай, — ласково проворковала я, чувствуя, как кровать под нами ходит ходуном. Инквизитор не понимал, в чем дело, а я пыталась удержать его на месте.
— Что происходит, — произнес хрипловатый голос. Кровь на виске запеклась, а муж соображал очень плохо.
Я никогда не ухаживала за ранеными. Поэтому постаралась вспомнить, как это делается. Я вспомнила, как тетя влетела в комнату, требуя все бинты, которые у нас есть. Я тогда страшно перепугалась. Но бледная и трясущаяся тетя сгребла все в охапку и вылетела из комнаты, ничего не объясняя кроме: «Твой дядя ранен!».
Я бросилась за ней, стуча босыми ногами и перепуганным сердцем. Когда я влетела в комнату, то увидела дядю, который орал, чтобы его оставили в покое. И бинт, который разматывался за тетей от самого входа.
— Я просто порезал палец! — орал дядя, пока тетя охотилась за ним по всей комнате с бинтом и лекарством.
— Прекрати, я тебя прошу! — орал дядя, спасая палец с выступившей капелькой кровати. — Я просто случайно порезал палец! Это не смертельно!
— О, мой герой! Ты убил эту проклятую муху! И был ранен! — всхлипывала тетя, пока дядя спасался бегством и за креслом.
Потом я вспомнила, как тетя прижимала дядю собой к кровати, чтобы влить ему в рот сироп от кашля. Дядя кряхтел, отплевывался и шевелил руками и ногами, словно пытался уплыть, но тетя была проворнее и пыталась перекрыть ему нос.
«Моя девочка, мужчины они не любят лечиться!», — в сердцах восклицала тетя. — «Поэтому их нужно ловить и лечить! В этом и заключается великая миссия женщины!».
«А как узнать, что мужчина болеет?», — спросила я, забираясь с ногами на кресло, пока тетя перебирала лекарства из ящика.
«О, тут все просто. Если мужчина становится молчаливым, фыркает на тебя и грубит, то либо у него что–то болит, либо у него появилась любовница! Одно из двух! ", — вздыхала тетя. — «Понимаешь, мужчины, они как животные. У них тоже глаза умные, а сказать не могут. Ты должна сама угадать, что у него болит и чего он орет! И здесь нам понадобится женская интуиция! Берешь первое попавшееся лекарство и начинаешь его вливать в мужчину. И тогда он начинает орать, что у него совсем другое болит! Вот так и выясняем!».
— О мой герой! Ты победил этого проклятого тролля! И был ранен! — ахнула я в точности, как тетя.
— Победил? — спросил муж недоверчиво. — Я этого не помню…
Я вспомнила, как однажды тетя попросила убить муху, а дядя уронил шкаф и потерял сознание. Тетя подобрала юбки, зверски забила муху утренней газетой, подняла шкаф и дядю.
«О, мой герой!», — ворковала она, когда дядя пришел в себя. — «Ты победил ее!».
И еще два часа расписывала, как героический дядя скакал по комнате, как прекрасный принц. И героически сражался с превосходящими силами противника.
Я так понимаю, что лучше соврать.
— Да, победил, — улыбнулась я, видя, как Инкрис морщится, пытаясь что–то вспомнить. — Ты сел на коня, поскакал … в лес, а потом наступил рассвет и… тролль окаменел. Тогда ты его решил разрушить, но камень упал тебе на голову.
— А ты откуда знаешь? — недоверчиво спросил Инкрис, а глаза его сверкнули. — Я сказал тебе, где тебе находится. Почему ты покинула убежище?
— Я… я просто перепугалась и выбежала, — повторила я слова тети. — А потом спряталась за шкафом… ой, за деревом, и все видела. Мне было очень страшно!
Послышался грохот, словно уронили огромный шкаф.
— Это что за звук? — спросил муж, пытаясь встать, но я легла ему на грудь, как это делала тетя.
— Какой звук? — спросила я. — Я ничего не слышала! О, тебе еще рано умирать…
— И дом ходуном ходит… — выдохнул Инкрис так, словно слова давались ему неимоверно тяжело.
— Такое бывает, когда камень в голову прилетает, — ответила я, понимая, что подпрыгивает даже кровать. Видимо, тролль никак не мог улечься и ворочался. — О, нет, нет! Не вставай! Тебе еще рано вставать!
— Так вы уже определитесь, мне рано вставать или рано умирать? — мрачно усмехнулся муж, прямо как дядя!
— Я схожу и принесу … эм… грелку и градусник, — соврала я, чувствуя, как шатает кровать. Ножки ее подпрыгивали на полу, а я понимала, что тролль никак не может обустроиться.
— Зачем? — спросил муж, морщась от боли. — Вы померяете температуру, чтобы потом если что догреть до нужной?
Внезапно меня дернули к себе властным, положив мою голову себе на грудь. Это было так неожиданно и волнительно. Я лежала крайне неудобно, боясь лишний раз шелохнуться. Ветерок его дыхания в моих волосах заставлял внутри что–то переворачиваться.
Немного погодя, я услышала мерное дыхание и почувствовала, что рука слегка ослабила хватку. Муж уснул.
— Хрррррр! — донеслось раскатистое на весь дом. Я вскочила и бросилась бежать вниз.
Открыв двери зала, я увидела огромную глыбу, которая свернулась и захрапела прямо на зеркальном паркете.
— Потише, — прошептала я, прерывая храп.
Тролль спросонья проурчал, а потом перевернулся на другой бок и притих.
Я поднялась обратно в комнату, как вдруг увидела мужа. Тот лежал с квадратными глазами.
— Это что такое сейчас было? — спросил он, подозрительно. — Словно храпело чудовище.
— О, простите… Я просто уснула внизу на диванчике, — пожала я плечами, а глаза мужа стали больше. — И не заметила…
А потом зевнула для убедительности и вышла из комнаты, заперев ее на торчащий из нее ключ.
— Хра–а–а-а, — храпел тролль, пока я спускалась по лестнице.
— Ты куда? — спросил Вольпен, пытаясь успеть за мной.
— Я… я… хочу побыть одна, — прошептала я. — Мне нужно подумать… А ты пока карауль инквизитора! Кстати, как там гномы?
— Гномы поживают отлично! Слышишь, стучат чем–то, — вздохнул Вольпен. — Вот не могу понять, зубами или каелками! Ты там не задерживайся!
— Хорошо, — ответила я, выходя за дверь. На улице был ясный день, солнце плыло на подушке из облаков.
Старинные деревья, словно скрюченные великаны, склонялись перед каждым идущим вглубь сада. На деревьях висели маленькие осколки зеркал и светящиеся камни. Иногда попадались разноцветные перышки. Все вокруг было до того красиво и волшебно, что напомнило мне какой–то полузабытый сон.
От каждого дуновения ветерка зеркальца вертелись, перышки крутились, а драгоценные камушки мелодично звенели.
— Как очнется, — решительно произнесла я, глядя на свои руки. — Я с ним поговорю! Так не может продолжаться вечно! Я так и скажу ему… Ой, а что я ему скажу?
Я прошлась по садовой дорожке и остановилась.
— Я скажу ему, что … люблю другого! — вздохнула я. — И мы… мы никак не можем быть вместе… А с королем я сама поговорю!