Обе принцессы, признававшие усердие и особенно пользу Пьера Лене, несмотря на частые его противоречия, встретили советника дружеским жестом. На устах старушки показалась даже улыбка.

– Ну, любезный Лене, – сказала она, – вы слушали, маркиза Турвиль жаловалась или, лучше сказать, жалела о нас: все идет у нас хуже и хуже... Ах! Наши дела, любезный Лене, наши дела!

– Обстоятельства представляются мне не такими мрачными, как кажутся вашему высочеству, – отвечал Лене. – Я очень надеюсь на время и на изменение счастья. Вы изволите знать поговорку: «Кто умеет ждать, тому все приходит вовремя».

– Время, перемена счастья – все это философия, Лене, а не политика, – сказала принцесса.

Лене улыбнулся.

– Философия всегда и везде полезна, – отвечал он, – и особенно в политике. Она научает не гордиться при успехе и не падать духом в бедствии.

– Все равно, – возразила маркиза Турвиль, – по-моему, лучше бы видеть курьера, чем слушать ваши истины. Не так ли, ваше высочество?

– Да, согласна.

– Так, ваше высочество, будете довольны, потому что увидите сегодня трех посланных, – сказал Пьер Лене с прежним хладнокровием.

– Как? Трех!

– Точно так, ваше высочество. Первого видели на дороге из Бордо, второй едет от Стене, а третий от Ларошфуко.

Обе принцессы вскрикнули от радостного удивления. Маркиза закусила губы.

– Мне кажется, любезный господин Лене, – сказала она с ужимками, желая скрыть досаду и позолотить колкие слова свои, – такой искусный колдун, как вы, не должен останавливаться на половине пути. Сказав нам, что курьеры скачут, он должен бы в то же время рассказать нам, что содержится в депешах.

– Мое колдовство, – скромно отвечал он, – не простирается так далеко и ограничивается желанием служить усердно. Я докладываю, но не угадываю.

В ту же минуту (как будто какой дух служил Пьеру Лене) показались два всадника, скакавшие около решетки сада. Тотчас толпа любопытных, оставив цветники и луга, бросилась к решеткам, чтобы получить свою долю новостей.

Оба всадника сошли с лошадей. Первый, бросив поводья лошади второму, который оказался его лакеем, подбежал к принцессам, шедшим к нему навстречу.

– Клара! – вскричала принцесса.

– Да, я, ваше высочество, позвольте поцеловать вашу руку.

Упав на колени, он хотел почтительно взять руку супруги Конде.

– Нет! Нет! В мои объятия, милая виконтесса! В мои объятия! – воскликнула принцесса, поднимая Клару.

Когда принцесса расцеловала всадника, он с величайшим почтением повернулся к вдовствующей принцессе и низко поклонился ей.

– Говорите скорей, милая Клара, – сказала она.

– Да, говори, – прибавила принцесса Конде. – Виделась ли ты с Ришоном?

– Виделась, и он дал мне поручение к вашему высочеству.

– Приятное?

– Сама не знаю, всего два слова.

– Что такое? Скорей, скорей!

Самое живое любопытство выразилось на лицах обеих принцесс.

– Бордо – да! – произнесла Клара со смущением, не зная, какое действие произведут слова ее.

Но она скоро успокоилась: на эти два слова принцессы отвечали радостным криком. Услышав его, Лене тотчас прибежал.

– Лене! Лене! Подите сюда! – кричала молодая принцесса. – Вы не знаете, какую новость привезла нам наша добрая Клара?

– Знаю, – отвечал Лене улыбаясь, – знаю. Вот почему я не спешил сюда.

– Как! Вы знали?

– Бордо – да! Не правда ли, вот ответ? – сказал Лене.

– Ну, вы в самом деле колдун! – вскричала вдовствующая принцесса.

– Но если вы знали эту новость, Лене, – сказала молодая принцесса с упреком, – почему же вы не вывели нас из томительного беспокойства этими двумя словами?

– Я хотел оставить виконтессе де Канб награду за ее труды, – отвечая Лене, кланяясь взволнованной Кларе. – Притом же я боялся, что на террасе вы станете радоваться при всех.

– Вы всегда правы, всегда правы, мой добрый Пьер, – сказала принцесса. – Довольно об этом!

– И всем этим обязаны мы верному Ришону, – начала вдовствующая принцесса. – Вы довольны им, он превосходно действовал, не так ли, кум?

Старушка употребляла слово «кум» вместо ласки, она выучилась этому слову от Генриха IV, который очень часто употреблял его.

– Ришон человек умный и притом в высшей степени исполнительный, – отвечал Лене. – Верьте мне, ваше высочество, если бы я не был уверен в нем, как в самом себе, то не рекомендовал бы вам его.

– Чем наградить его? – спросила принцесса.

– Надобно поручить ему какое-нибудь важное место, – отвечала старушка.

– Важное место! – повторила маркиза Турвиль. – Помилуйте, ваше высочество, Ришон не дворянин.

– Да ведь и я тоже не дворянин, – возразил Лене, – а все-таки принц оказывал мне полное доверие. Разумеется, я особенно уважаю французское дворянство, но бывают обстоятельства, в которых я осмелюсь сказать: великая душа лучше старого герба.

– А зачем сам он не приехал с этою дорогою новостью? – спросила принцесса.

– Он остался в Гиенне с целью набрать несколько сот человек. Он сказывал мне, что может уже надеяться на триста солдат. Только он говорил, что они, по недостатку времени, будут плохие рекруты и что ему хотелось бы получить место коменданта какой-нибудь крепости, например, в Вере или на острове Сен-Жорж. «Там, – говорил он мне, – я уверен, что буду полезен их высочествам».

– Но каким образом исполнить его желание? – спросила принцесса. – Нас так не любят при дворе, что мы никого не можем рекомендовать, а если кого рекомендуем, то он в ту же минуту станет человеком подозрительным.

– Может быть, – сказала виконтесса, – есть средство, о котором говорил мне сам Ришон.

– Что такое?

Виконтесса отвечала, покраснев:

– Герцог д’Эпернон, говорят, влюблен в какую-то барышню.

– Да, в красавицу Нанону, – перебила принцесса с презрением, – мы это знаем.

– Говорят, что герцог д’Эпернон ни в чем не отказывает этой женщине, а эта женщина продает все, что угодно. Нельзя ли купить у ней место для Ришона?

– Это были бы не потерянные деньги, – сказал Лене.

– Да, правда, но наша касса пуста, вы это знаете, господин советник, – заметила маркиза Турвиль.

Лене с улыбкою повернулся к Кларе.

– Теперь вы можете, виконтесса, показать их высочествам, что вы обо всем позаботились.

– Что вы хотите сказать, Лене?

– Вот что хочет он сказать: я так счастлива, что могу предложить вашему высочеству небольшую сумму, которую я с трудом добыла от моих фермеров; приношение очень скромно, но я не могла достать больше. Двадцать тысяч ливров! – прибавила виконтесса, покраснев и нерешительно, стыдясь, что предлагает такую неважную сумму важнейшим принцессам после королевы.

– Двадцать тысяч! – повторили обе принцессы.

– Но это просто богатство в наше время! – продолжала старушка с радостью.

– Милая Клара! – вскричала молодая принцесса. – Как мы заплатим тебе за усердие... Чем?

– Ваше высочество подумаете об этом после.

– А где деньги? – спросила маркиза Турвиль.

– В комнате ее высочества, куда отнес их верный слуга мой Помпей.

– Лене, – сказала принцесса, – вы не забудете, что мы должны двадцать тысяч ливров виконтессе де Канб?

– Они уже записаны между нашими долгами, – отвечал Лене, вынимая записную книжку и показывая, что эти 20 000 ливров стоят уже в длинном ряду цифр, который, вероятно, несколько испугал бы принцесс, если бы они вздумали сложить его.

– Но как могла ты пробраться сюда? – спросила принцесса у Клары. – Здесь говорят, что Сент-Эньян занял дорогу, осматривает людей и пожитки, точно как таможенный сторож.

– Благодаря благоразумию моего Помпея мы избегали этой опасности. Мы пустились в объезд, это задержало нас в дороге лишних полтора дня, но обеспечило нашу поездку. Без этого объезда я уже вчера имела бы счастье видеть ваше высочество.

– Успокойтесь, виконтесса, время не потеряно, стоит только хорошенько употребить нынешний день и завтрашний. Сегодня, извольте не забыть, мы ждем трех курьеров.