– Ну, – сказала королева, засмеявшись громко, но принужденно, – что за церемонии! Они вовсе бесполезны, я требую только верности.

Маршал закрыл лицо платком, чтобы скрыть гримасу или желание сделать гримасу.

– Но в самом деле, они там не шевельнутся! – сказал юный король, недовольный таким забвением правил этикета, на котором он впоследствии основал все свое величие.

– Ваше величество, – отвечала Анна Австрийская, – вот маршалы де ла Мельере и Гито скажут вам, что первая обязанность всякого коменданта в неприятельской земле сидеть осторожно за стенами, чтобы его не захватили врасплох. Разве вы не видите на цитадели ваше знамя, знамя Генриха IV и Франциска?

И она гордо указала на эту значительную эмблему, которая доказывала, что королева не обманулась в надежде.

Поезд подвигался и вдруг увидел земляное укрепление, которое, по-видимому, было сооружено очень недавно.

– Ага, – сказал маршал, – видно, комендант действительно знаток своего дела! Аванпост выбрал удачно, и ретраншемент ловко очерчен.

Королева высунула голову из кареты, а король приподнялся на стременах.

Один часовой ходил по укреплению; впрочем, оно казалось таким же пустынным и безмолвным, как и крепость.

– Хоть я не военный человек, – сказал Мазарини, – хотя вовсе не знаю военных обязанностей коменданта, однако же такое небрежение к лицу короля кажется мне очень странным.

– Во всяком случае поедем вперед, – сказал маршал, – и узнаем, что это значит.

Когда они подъехали шагов на сто к укреплению, часовой, до сих пор ходивший взад и вперед, вдруг остановился, посмотрел и закричал:

– Кто идет?

– Король! – отвечал маршал.

Анна Австрийская ожидала, что при этом одном слове выбегут солдаты, поспешно явятся офицеры, опустятся мосты, отворятся ворота и заблещут шпаги.

Ничего этого не было.

Часовой выдвинул правую ногу, занес ее на левую, уставил мушкет против прибывших и закричал громким и твердым голосом:

– Стой!

Король побледнел от досады, Анна Австрийская укусила губы до крови, Мазарини пробормотал итальянское ругательство, очень неприличное во Франции, но от которого он не мог отвыкнуть, маршал только взглянул на их величества, но очень красноречиво.

– Люблю меры предосторожности, когда они принимаются для службы мне, – сказала королева, стараясь обмануть себя.

Хотя лицо ее казалось спокойным, однако же она начинала беспокоиться.

– А я люблю уважение к моему лицу, – прошептал юный король, не сводя глаз с бесстрастного часового.

Между тем крик «Король! Король!», изданный часовым и повторенный двумя или тремя голосами, долетел до крепости.

На крепостной стене показался человек, за ним выстроился весь гарнизон.

Комендант подал знак: заиграли барабаны, солдаты отдали честь, протяжно и торжественно раздался залп из орудий.

– Видите ли, – сказала королева, – вот они исполняют свою обязанность. Лучше поздно, чем никогда. Поедем.

– Извините, – возразил маршал де ла Мельере, – но я не вижу, чтобы они отпирали ворота, а мы можем въехать в крепость, только когда отворят ворота.

– Они забыли отпереть их, вероятно, от изумления и восторга, потому что они не ожидали августейшего посещения, – осмелился сказать какой-то льстец.

– Такие вещи не забываются, – возразил маршал.

Потом обернулся к королю и королеве и прибавил:

– Позволите ли предложить совет вашему величеству?

– Что такое, маршал?

– Вашим величествам следует отъехать шагов на пятьсот с Гито и с телохранителями на то время, пока я с мушкетерами и егерями сделаю рекогносцировку.

Королева отвечала одним словом.

– Вперед! – закричала она. – И мы увидим, посмеют ли они не впустить нас!

Юный король в восторге пришпорил лошадь и проскакал шагов двадцать.

Маршал и Гито бросились за ним и догнали его.

– Нельзя!.. – закричал часовой, оставаясь в прежней угрожающей позе.

– Ведь это король! – закричали придворные.

– Назад!.. – крикнул часовой с угрозой.

В то же время из-за парапета показались шляпы и мушкеты солдат, которые охраняли это первое укрепление.

Продолжительный ропот встретил слова часового и появление солдат. Маршал схватил за узду лошадь короля и повернул ее, в то же время он приказал кучеру королевы отъехать дальше. Когда король и королева удалились шагов на тысячу от первых ретраншементов, свита тотчас разлетелась, как разлетаются птички после первого выстрела охотника.

Тут маршал де ла Мельере, овладев позициею, оставил человек пятьдесят для охранения короля и королевы и, взяв с собою остальных солдат, приблизился к укреплению.

Когда он подошел шагов на сто, часовой, начавший ходить спокойным и мерным шагом, опять остановился.

– Возьмите трубача, навяжите платок на шпагу, Гито, – сказал маршал, – и ступайте, требуйте, чтобы дерзкий комендант сдался.

Гито повиновался и под прикрытием мирного флага, который во всех странах обеспечивает безопасность посланных, подошел к ретраншементу.

– Кто идет? – закричал часовой.

– Парламентер! – отвечал Гито, размахивая платком на шпаге.

– Впустить! – закричал тот человек, которого мы уже видели на крепостной стене.

Он пришел на аванпост, вероятно, каким-нибудь скрытым путем.

Ворота отворились, мост опустился.

– Что вам угодно? – спросил офицер, ждавший в воротах.

– Хочу переговорить с комендантом, – отвечал Гито.

– Я здесь, – отвечал тот человек, которого мы видели уже два раза – в первый раз на крепостной стене, во второй на парапете ретраншемента.

Гито заметил, что этот человек очень бледен, но спокоен и учтив.

– Вы комендант Вера? – спросил Гито.

– Я.

– И не хотите отпереть ворот вашей крепости королю и королеве?

– К величайшему моему прискорбию.

– Что же вы хотите?

– Освобождения принцев, плен которых разоряет и печалит всю Францию.

– Его величество не вступает в переговоры с подданными.

– Увы, мы это знаем, милостивый государь, потому и готовы умереть, зная, что умираем на службе короля, хотя, по-видимому, вступаем с ним в войну.

– Хорошо, – отвечал Гито, – вот все, что мы хотим знать.

И, поклонившись коменданту довольно сухо, на что комендант отвечал ему вежливым поклоном, он ушел.

На бастионе никто не пошевелился.

Гито воротился к маршалу и передал ему результат переговоров.

Маршал указал на селение Изон.

– Отправить туда пятьдесят человек, – сказал он, – пусть заберут там все лестницы, какие найдутся, но как можно скорее.

Пятьдесят человек поскакали галопом и тотчас приехали в село, потому что оно находилось недалеко.

– Теперь, господа, – сказал маршал, – вы должны спешиться. Одна половина из вас, с мушкетами, будет прикрывать осаждающих, другая пойдет на приступ.

Приказание приняли с радостными криками. Телохранители, мушкетеры и егеря тотчас сошли с лошадей и зарядили ружья.

В это время возвратились посланные и привезли двадцать лестниц.

На бастионе все было спокойно, часовой прохаживался взад и вперед, а из-за него выглядывали концы мушкетов и углы шляп.

Королевский отряд двинулся вперед под личным предводительством маршала. Отряд состоял из четырехсот человек, половина их по приказанию маршала должна была идти на приступ, а другая – поддерживать осаждающих.

Король, королева и свита издали со страхом следили за движениями маленького отряда. Даже королева казалась уже не такою самоуверенною. Чтобы лучше видеть, она велела повернуть карету и поставить ее боком к крепости.

Осаждающие едва прошли двадцать шагов, как часовой остановил их.

– Кто идет? – закричал он громким голосом.

– Не отвечайте ему, – сказал Мельере. – Вперед!

– Кто идет? – закричал часовой во второй раз, взводя курок. – Кто идет? – повторил он в третий раз и прицелился.

– Стреляй в него! – сказал Мельере.