Стальная махина с лязгом налетела на нас, и мы снова попадали на землю. Ловкость выручила нас и на сей раз, однако становилось ясно, что рано или поздно каждый будет пронзен смертоносным рыцарским копьем.
— Надо избавиться от этой жердины! — крикнул я, вскакивая на ноги, в то время как рыцарь тормозил и разворачивал коня.
— Надо-то надо! Но как?
— Отвлеки его. Я брошусь на него сверху.
Рыцарь, громыхая железом, понесся к нам, но на сей раз мы, не дожидаясь его приближения, разделились. Панихида отбежала в сторону, а я вскочил на пандус. Преследователю пришлось выбирать между двумя мишенями, и он помчался за Панихидой. Она убегала и уворачивалась со всей быстротой и ловкостью, на какую было способно мое тело. Увлекшись погоней, рыцарь совершенно позабыл обо мне. Неожиданно я понял, в чем состояла эта рыцарская забава, — она представляла собой не сражение, а некую разновидность охоты. Закованный в латы всадник был охотником, и нас он рассматривал не как противников, а как добычу. Однако охота на одного коровяка казалась рыцарям слишком уж простой — то ли дело погоняться за двумя одновременно. Создавалась иллюзия, что жертва может спастись, а это делало жестокое развлечение особенно азартным.
Пока я бежал по пандусу к первому повороту, мне пришло в голову, что рыцарь скорее всего не убьет нас сразу. Покончить с жертвами слишком быстро означало бы испортить забаву. Охотник должен поиграть с добычей, повеселиться сам, поразвлечь зрителей и, возможно, удостоиться их аплодисментов. Скорее всего он не станет наносить смертельный удар при первой возможности, а постарается выбрать момент, когда сможет сразить жертву наиболее эффективно. Что ж, это давало нам время, а стало быть, и надежду.
— Панихида! — крикнул я на бегу. — Раздевайся! Сбрось одежду!
— Ух? — выдохнула она, ловко уворачиваясь от острого наконечника тяжеленной рыцарской пики. Следует признать, что она хорошо освоилась в моем теле.
— Сбрось платье!
На моем теле оставалось все то же коричневое платье Панихиды.
— Попробуй отвлечь его платьем!
— Не понимаю! — выкрикнула она, в очередной раз уходя от удара.
Возможно, бычья голова мешала ей как следует слышать; в любом случае у меня не было времени растолковывать, что да как. Но если нет возможности рассказать, надо показать.
Не замедляя бега, я стал снимать свое серое платье. Замечу, что после изменения размера мне пришлось распустить его в швах, — несмотря на складки, оно оказалось тесноватым. Теоретически платье должно было увеличиться вместе со мной. Возможно, так и случилось, однако мне пришлось изменить не только рост, но и пропорции тела, а покрой платья оставался прежним.
Стоило мне стянуть через голову свое одеяние, как голова рыцаря повернулась в мою сторону. Ну конечно, я и думать забыл, что пребываю в облике женщины, причем женщины огромного роста с чрезвычайно пышными формами. Мне пришлось изменить телосложение, чтобы управляться с выросшим телом, — стройная фигурка Панихиды никак не соответствовала столь высокому росту. Недаром великаны сложены иначе, чем нормальные люди. Словом, сейчас рыцарь видел перед собой бегущую по пандусу обнаженную женщину. Все, что могло трястись, подпрыгивать и качаться на бегу, тряслось, подпрыгивало и качалось.
Но мне было не до того, какое я произвожу впечатление. Схватив сорванное платье, я растянул его на руках и развел руки в стороны.
— Сделай вот так! Это будет вторая мишень! Пусть он целится не в тебя, а в платье!
Не знаю, разобрала ли Панихида мои слова, но смысл моего жеста от нее не укрылся. Она мгновенно сорвала с себя коричневое платье, и стальные шлемы зевак, как по команде, повернулись в ее сторону. Создавалось впечатление, что рыцарей возбуждает вид обнаженного человека; видимо, сами они никогда не снимали доспехов. Во всяком случае на людях.
Чудной народ.
Панихида остановилась, растянула платье перед собой и стала дожидаться атаки. Узкие щели забрала предоставляли не очень-то хороший обзор, но серое пятно перед собой рыцарь видел отчетливо, а потому на него и нацелился. Он помчался вперед, и Панихиде осталось лишь в последний момент слегка отступить в сторону — вместо нее стальное острие пронзило серую ткань. Теперь Панихиде не приходилось отпрыгивать и падать, что давало некоторое облегчение.
— Замани его сюда! — крикнул я с пандуса. — Пусть проскачет подо мной!
На сей раз Панихида расслышала мои слова и, размахивая серым платьем, стала завлекать всадника к тому месту, где стоял я. С первого захода осуществить задуманное не удалось — рыцарь промчался слишком далеко. Но, развернувшись, он поскакал назад вдоль самого пандуса и в один прекрасный момент оказался прямо подо мной.
В то же мгновение я прыгнул с пандуса и угодил на конскую спину, как раз перед рыцарским седлом. Мы оказались сидящими лицом к лицу, точнее лицом к забралу. Кажется, мое неожиданное появление его не обрадовало.
Воспользовавшись растерянностью противника, я сорвал с его шеи цепь. Цепь, на которой висел ключ! Затем я решил сбросить рыцаря с коня, но жестоко просчитался. Его замешательство длилось лишь долю секунды. Я обхватил закованное в сталь тело, силясь прижать руки к бронированным бокам, однако рыцарь легко вывернулся из моей хватки. Разве могут женские руки удержать сильного мужчину? Если только в объятиях...
Но это к делу не относится.
Рыцарь выронил копье, обеими руками стиснул меня так, что перехватило дух, и сбросил с коня.
Приземлился я на ноги, но не удержал равновесия и шлепнулся на мягкое место. Замечу, что в последнее время этому месту доставалось как никогда раньше — однако на сей раз я почувствовал себя так, словно получил пинка от огра.
Но несмотря ни на что, мне удалось добиться определенного успеха — рыцарь лишился и ключа, и копья. Ключ оказался у меня, а упавшее копье подобрала Панихида.
— Беги и открой ворота! — крикнула она мне. — Я отобьюсь от него!
— Как же, отобьешься! Можно подумать, ты умеешь обращаться с этой штуковиной. Ты и пикнуть не успеешь, как он снесет тебе голову мечом.
Рыцарь и вправду обнажил длинный острый меч. Поблескивавший в свете факелов вороненый клинок заставил меня вспомнить о магическом мече волшебника Яна.
— Если мне не хватит умения, — отозвалась Панихида, — то тебе силенок. С твоими мускулами этакой орясиной не помашешь.
тут она угодила в точку — рыцарское копье было очень тяжелым. Чтобы управляться с таким оружием, требовалась недюжинная сила — неудивительно, что рыцарь легко сбросил меня с коня.
Ухватившись за тяжелое древко, мы вдвоем подняли его с одного конца, нацелив острие на противника, но тот небрежным взмахом меча отсек наконечник вместе с частью древка, а нам снова пришлось самым постыдным манером падать на землю.
— Ну, и что теперь? — прохрипела Панихида, когда мы поднялись на ноги по обе стороны от разрубленного копья.
— Все к лучшему, — заявил я. — Теперь у нас есть оружие.
Я подхватил с земли отрубленный наконечник длиной в половину моего роста — его можно было использовать как меч. Панихида подняла оставшуюся часть древка, — став короче, оно превратилось в довольно удобную дубинку. Сам того не желая, рыцарь оказал нам услугу.
Когда он устремился на нас с мечом, мы атаковали его с обеих сторон, размахивая своим оружием. Увы, результат оказался плачевным. Слегка приподняв щит, рыцарь отвел в сторону мой удар и одновременно рубанул черным клинком Панихиду. Она отпрянула, но слишком поздно. На арену упала отсеченная мечом кисть левой руки. Пальцы спазматически сжались.
— Проклятье! — воскликнула Панихида, прижимая обрубок руки к телу, чтобы остановить кровотечение. Впрочем, в этом не было особой нужды, ибо мой талант уже начал действовать. А вот черный меч рыцаря, разворачивавшегося для новой атаки, окрасился кровью.
Но тут Панихида предприняла совершенно неожиданный ход. Она наклонилась, подобрала отрубленную руку, а когда рыцарь приблизился, швырнула эту руку ему в лицо.