ПЕРВЫЙ РАЗВЕДЧИК: Я вынужден согласиться с мнением Рыцаря Избранника. Восстание было назначено шифрованным распоряжением главного парижского комитета за номером 54. Однако и по духу, и по букве устава, особенно его 12 и 13 параграфов, группы на местах автономны. Следовательно мы вправе отменить дело в виду непредвиденных чрезвычайных обстоятельств. Рыцарь Избранник, предлагаю решить вопрос голосованием.
БЕРНАР (почти механически): Кто за то, чтобы отложить наше выступление, тех прошу поднять руки. (Все с видимым облегчением поднимают руки). Выступление отложено единогласно.
ПЕРВЫЙ РАЗВЕДЧИК: О дне восстания все присутствующие будут мною извещены именными повестками.
БЕРНАР: Порядок дня исчерпан. Уже не в качестве Избранника предлагаю тем из присутствующих, которые по своему возрасту способны к физической работе, немедленно отправиться на место пожара и вместе с нашими молодыми товарищами из кавалерийской школы принять участие в борьбе с бедствием, обрушившимся на наш город. Рыцари, напомню вам, что если ближайшая наша задача заключается в восстании, то более общая цель ордена сводится к помощи несчастным и обездоленным. (Общее одобрение). Заседание закрывается. (Встает): Вера. Надежда.
ВСЕ (вставая): Честь. Добродетель.
Все поспешно одеваются и выходят, простившись с хозяевами.
ВТОРОЙ РАЗВЕДЧИК (Рыцарю почтенного возраста): Какие уж мы с вами пожарные! Старость не радость. Не зайдем ли в кофейню? Я не хотел возражать Бернару, так как не люблю много говорить, но я не могу согласиться с его словами о более общей цели ордена. Мы не филантропическое учреждение. Если хотите, я кратко и сжато изложу вам свои мысли об этом вопросе.
РЬЩАРЬ (уклончиво): В другой раз я буду чрезвычайно рад. Кофейни верно закрылись. Если восстание отменяется, то я пойду на мессу. (Испуганно) Только зайду в церковь за женой.
ВТОРОЙ РАЗВЕДЧИК: У нас сегодня индейка с каштанами. Мы по традиции празднуем Сочельник дома. (Поспешно). Всегда в тесном семейном кругу. (Уходит).
БЕРНАР. ЛИНА. ДЖОН.
БЕРНАР: Дело свободы чистое и благородное дело. Почему его преследует злой рок?
ЛИНА: Дело не в роке, а в людях.
ДЖОН: Позвольте мне с вами проститься. Я ухожу на пожар.
БЕРНАР (холодно): Вы хорошо делаете. Я тоже пойду туда через несколько минут.
ДЖОН: Прощайте, полковник… Я хотел принять участие в восстании и для этого приехал в Сомюр. Но если оно отменяется… виноват, если оно откладывается, то я вернусь в Париж. У меня уже есть билет на корабль в Нью Иорк.
БЕРНАР: Желаю вам счастливого пути. Быть может, мы когда-нибудь опять встретимся.
ДЖОН (смущенно): Я тоже надеюсь. (Прощается с Линой и уходит; незаметно, после некоторого колебания, оставляет на столике бумажник)
БЕРНАР. ЛИНА.
БЕРНАР: Не понимаю, зачем этот молодой человек приехал в Сомюр. Иностранцам незачем участвовать во французском восстании.
ЛИНА: Тем более, что восстания не будет.
БЕРНАР: Успех был почти обеспечен. Случай работает на Бурбонов… До свиданья. Я скоро вернусь, мы выпьем вина.
ЛИНА: Да. (Смущенно). – Марсель, у меня совершенно нет денег. Я заплатила прачке, и эти Рождественские начаи… Нет ли у тебя?
БЕРНАР (тоже смущенно): Конечно, конечно… Я тебе отдал всю пенсию за декабрь… Теперь у нас как будто уходит больше, чем уходило еще недавно, и у меня осталось немного (Роется в кошельке). Десять… Пять… Еще два… Вот тебе семнадцать франков. Прости, что не могу сейчас дать больше.
ЛИНА (со вздохом): Это твои карманные деньги… Спасибо.
БЕРНАР: Кажется, ты начала сокращать расходы на стол? И отлично, мне ничего не надо. Не сокращай только твоих расходов на туалеты, ты и так брала у меня очень мало. До свиданья, милая. (Уходит).
ЛИНА. ПОТОМ ДЖОН.
ДЖОН (робко входит с букетом цветов): Лина, простите меня, я забыл у вас бумажник.
ЛИНА (смеется): Я это заметила еще тогда, когда вы так старательно его забывали. (Берет бумажник со стола). Смутно подозреваю, что эти цветы для меня.
ДЖОН (тоже смеется): Вы не ошиблись, я забыл бумажник нарочно: чтобы объяснить мое возвращение.
ЛИНА: Какой он хитрый, это просто изумительно! Вы ждали против нашего дома в цветочном магазине, пока не уйдет мой муж? (Кладет цветы на окно).
ДЖОН: Да. Он, кажется, меня ненавидит?
ЛИНА: Марсель ненавидит всех мужчин от семнадцати до семидесяти лет, которые хоть раз в жизни на меня взглянули. А с вами это иногда случается. Я удивляюсь, как он меня не ревнует к обоим Разведчикам: им вдвоем не более ста тридцати лет. В наказание за ваши хитрости я просмотрю все, что у вас в бумажнике. (Смотрит). Тысяча франков… Пятьсот… Господи, какой вы богатый, Джон! Это билет в Америку?.. Корабль «Кадмус"… На 8-ое января… Так скоро! Как я хотела бы путешествовать! Я иногда бываю в ужасе оттого, что проживу свой век, не побывав в какой-нибудь Индии. Место наверху. Это самое лучшее? Ваши родители вас балуют.
ДЖОН: Они теперь стали на ноги. Прежде нам помогали родственники из Европы.
ЛИНА (отдает ему бумажник): Все-таки в другой раз, мой милый, если вам нужно будет иметь предлог, чтобы вернуться к женщине, в которую вы влюблены, то оставляйте что-либо другое, а не бумажник. Правда, сегодня вы ничем не рисковали. (Смеется). Рыцари Свободы честнейшие люди на земле. Как вам понравилось сегодняшнее заседание?
ДЖОН (улыбаясь): Мне показалось, что кое-что сегодня было не вполне необходимо.
ЛИНА: Именно. Вы нашли правильное выражение: необходимо, но не вполне… Мой милый, вы однако сказали, что пойдете тушить пожар.
ДЖОН (успокоительно): О, еще есть время! Этот пожар будет продолжаться долго.
ЛИНА: Сегодня мы не затворяем дверей, люди будут заглядывать до поздней ночи. В Сомюре поздняя ночь это одиннадцать часов вечера. Я не хотела бы, чтобы кто-либо вас здесь застал. В маленьких городках все падки на сплетни. Даже Рыцари Свободы.
ДЖОН: Я должен уйти сейчас?
ЛИНА: Да.
ДЖОН: Постойте… Я хотел вам сказать… Нет, я только хотел поцеловать вам руку.
ЛИНА: За ваши цветы и за вашу любовь вы имеете право на большее. (Берет его за голову и целует).
ДЖОН: Лина!.. Я этот поцелуй буду вспоминать всю дорогу… Всю жизнь!
ЛИНА: «Всю дорогу» это мало. «Всю жизнь» это много. Месяца через три вы влюбитесь в другую женщину… Вспоминайте обо мне ласково. Думайте: «Она была нехорошая, легкомысленная, лживая женщина, но не злая. Она никому не хотела зла, она только себе хотела добра… И даже не добра, а чего-то другого, чего жизнь почти никому не дает"… Впрочем, вы этого не понимаете.
ДЖОН: Лина, я все понимаю! Я знаю, вы меня считаете добрым мальчиком, который ровно ничего не видит. Поверьте, я многое вижу и понимаю, но не говорю, потому что желаю быть джентльменом.
ЛИНА: Что за дикое желание! Зачем быть джентльменом? (С интересом). Что же вы такое видите?
ДЖОН: Будете ли вы мне писать?
ЛИНА: Нет. Я люблю болтать, но писать я не люблю и не умею. А вот вы мне пишите. Не на дом, на почту, а то Марсель был бы способен из ревности прочесть ваше письмо.
ДЖОН: Нет, он джентльмен.
ЛИНА: К сожалению, он тоже джентльмен… Он джентльмен из Плутарха.
ДЖОН: Впрочем, я никогда не позволю себе сказать в письме что-либо такое, чего не мог бы прочесть ваш муж.
ЛИНА: Мой милый Джон, зачем мне такие письма, какие мог бы прочесть мой муж? Впрочем, пишите, все равно. (Вынимает из букета розу, целует ее и отдает ему). Вот вам в награду еще за то, что вы «все видите».
ДЖОН: Лина, если ферма моего отца даст доход, я в будущем году приеду опять во Францию.
ЛИНА: «В будущем году»? Неужели вы думаете, что будет «будущий год»!
ДЖОН: Я даже в этом уверен.
ЛИНА: Я никогда так далеко не заглядываю. Надо жить тем, что есть сегодня, самое большее завтра. Ну что ж, если ферма вашего отца даст доход, приезжайте. Прощайте, мой милый Рыцарь Свободы.