— Господи, — сказала тетка. — Ты… вы… Послушайте… Я могу на верхнюю… Я аэробикой занимаюсь…

— Спасибо, — буркнул Кир.

Он торопливо подтянулся на руках и запрыгнул наверх. Никич залез на багажную полку и там свернулся клубочком среди чемоданов и сумок. А Игорь сел на краешек полки рядом с девушкой. Она дышала ровно. Игорь осторожно нагнулся и понюхал ее светлые волосы.

— Не там нюхаешь, — сказал Никич.

— Где хочу, там и нюхаю… Отъебись.

Девушка беспокойно зашевелилась во сне. Игорь отпрянул от нее. Девушка повернулась на спину и раскрыла близорукие глаза, она смотрела прямо в лицо застывшему Игорю. Кир протянул руку к выключателю и погасил свет. Потом он снял куртку и накрылся ею. Он опять забыл выбросить письмо Морозова, оно лежало в кармане вместе с другими бумажками — адрес Славки, еще разные адреса пацанов, московские и всякие, этих бумажек у него было до черта.

Поезд прибывал на Казанский вокзал. Ехать было еще с полчаса, но тетка уже выволоклась со своими сумками в тамбур; Кир сидел у окна и смотрел на проплывающую мимо и покачивающуюся Москву.

— Вы в Москве раньше были? — спросил он.

Девушка, сидевшая напротив, удивленно и недобро на него поглядела поверх очков, но все-таки ответила:

— Да, — и тут же уткнулась в свою газету.

Дура! Кир не ее вовсе спрашивал, а Игоря с Никичем, и они тоже ответили ему: Никич сказал, что был множество раз, а Игорь сказал, что ни разу. Сам Кир не знал, как считать, был он в Москве или нет. В Чечню их везли через Москву, в Москве и ночевали, в какой-то части. Можно сказать, что он Москву видел сквозь дырку в брезенте.

Когда они прошли с перрона через здание вокзала в город, Кира против воли поразило, какая Москва громадная и быстрая. Еще ни свет ни заря, но народу просто прорва, и все куда-то страшно торопились. Рассвет вставал серый, с мелким дождиком, но и эта серость была какая-то бодрая, энергичная. Казалось, что у всех здесь есть интересное занятие и бабла немеряно. Остаться бы тут, да только кому я тут нужен? Размечтался… Как будто они не возьмут меня… да нет, обойдется. О том, что его могут и даже непременно должны взять, Кир как-то не очень думал, арест он не воспринимал как неизбежное последствие убийства, он привык к совсем другим последствиям таких поступков. Да и убийство было какое-то ненастоящее, он почти забыл о нем, будто все ему приснилось — банка с помидорами, злое лицо начфина, хлюпающий звук, с каким шашка вошла в начфиновское горло. Он развернул бумажку и прочел адрес Славки.

— Ты Москву знаешь, — сказал он Никичу и показал ему бумажку, — веди.

— Ста-лак-ти-ты, — прочел Никич.

— Что это еще за название?

— Это в пещерах такие ледяные сосульки. Сталактиты и сталагмиты.

— Все знает, блин, — сказал Игорь.

— Не знаю я такого места в Москве. Таксисты знают. Они все знают. Да только рано. Он дрыхнет еще, и жена дома. Она скоро уйдет. Может, погуляем?

— А я хочу на Красную площадь, — заявил Игорь.

— Хули ты там забыл?!

— Должен же человек хоть раз в жизни увидать Красную площадь.

— В чем-чем? В жизни? — заржал Никич.

— Погодите, — остановил их Кир, — надо подарок купить.

— Еще одну шашку, что ли? Не нарубился?

— Не ему. Ему-то уж не судьба, видно. Дочке. Дочка у него. Три года. Маленькая.

— Может, хватит подарков? — занудным голосом спросил Никич. — Ты уже купил один — и чем, блядь, кончилось?

— Купи ей сразу калаш, — посоветовал Игорь, скаля зубы.

— Ладно. Есть универмаг «Детский мир», — сказал Никич, — можно съездить… Не, я вспомнил, тут есть ближе большой магазин, «Московский» называется, открыт круглые сутки. Хряем туда.

Но Никич — то ли после смерти память у него стала сдавать, то ли он врал, что много раз был в Москве, — нетвердо помнил, как выйти к «Московскому», и они умудрились заблудиться, прямо как в анекдоте. Эта площадь трех вокзалов была уж очень большая и суматошная, как муравейник. Они кружились, бегали взад-вперед по подземным переходам, утыкаясь то в один вокзал, то в другой, и пытались спрашивать у людей, как выйти к универмагу, но никто ничего не знал, все были сами не местные. Потом Киру понадобилось в сортир (в вагоне-то было не пропихнуться), но и сортира они, обалдевшие от беготни и давки, не могли сразу отыскать.

— Наше главное преимущество перед тобой, — сказал Никич, — нам этого не надо.

— Да, — сказал Кир, — завидую.

Они только что описали очередной нелепый круг и стояли прямо перед входом в Ленинградский вокзал.

Кир сообразил, что в здании вокзала сортир есть обязательно, и они зашли внутрь. Этот вокзал был очень чистый и нарядный, как будто в Ленинград, то бишь в Питер, ездили одни иностранцы. Повсюду были шикарные магазинчики и кафе. Сортир тоже был такой, какие, наверное, в Кремле бывают. Кир заглянул в один из магазинчиков, где продавались книги, игрушки и всякие цацки: игрушки все были страшно дорогие, опять же как для иностранцев, но ему уже надоело искать универмаг. Он попросил продавщицу показать ему куклу в платье с оборками и вдруг боковым зрением увидел типа, показавшегося ему знакомым. Тип стоял у книжного прилавка, рядом с ним стояла шикарная длинноногая девица и полусонными русалочьими глазами разглядывала витрину с какими-то бабскими побрякушками. Тип делал вид, что листает журнальчик, а сам смотрел искоса на девицу. Лицо у него было тоскливое, русалка, похоже, наставляла ему конкретные рога. Кир узнал его: это был толстый киновед из телевизора. Сейчас он был чуть больше похож на человека, чем тогда, когда молол какую-то хуйню про мертвецов. Глупо, но Кира почти обрадовала эта встреча. Ну, не то чтоб обрадовала, а так — получалось, что он всего час в Москве и уже видел живьем человека из телевизора, вроде как знакомого. А, да в Москве такие, наверное, толпами валят по каждой улице. Киновед поднял голову и посмотрел на Кира, но глаза их не встретились: киновед глядел сквозь Кира, не видя его, будто Кир был такой же мертвый, как Игорь с Никичем, ведь киновед не верил в существование таких, как Кир, и они его не интересовали. Совершенно глупо было радоваться при виде этого жирного мудака.

Кир купил куклу, и они, сдавшись на непрекращающееся нытье Игоря, поехали глазеть на Красную площадь. Кир впервые был в метро, и оно ему очень понравилось, хотя он едва не грохнулся, когда сходил с эскалатора. Запах в метро был какой-то особенный, нигде такого не было — вроде химией какой-то воняет, а приятно. Странно: он ехал в Москву заранее с таким настроением, что все там будет ему противно и тошно, тошней, чем дома, особенно москвичи, но Москва ему скорее понравилась, ощущение бодрости и ожидания чего-то не оставляло его. Теперь ему очень хотелось увидеть Славку. Если бы кто-нибудь стал говорить ему, что Славке следовало не волочь его, а нести на себе и тем самым спасти его ногу, он дал бы этому человеку в хлебало.

Пустая в этот час площадь, брусчатка. Кремль и соборы произвели на него непонятное, двойственное впечатление: все это было очень красиво и в то же время как будто ненастоящее. Такое чувство было, что ему показывают глянцевые открытки. Это, наверное, потому, что я по телевизору их сто раз видел. Не, ну клево, конечно, кто спорит. А Игоря больше всего заинтересовал Мавзолей.

— Войдем, а?

— Чего ты там не видел? Жмурика?

— Это ж не простой жмурик, — смущенно сказал Игорь.

— Ну, пойди, пойди. Ручку ему поцелуй. Ляг вместо в него в гроб, полежи.

— А вы?

— Меня не пустят, — сказал Кир.

— А я твоего Ленина в гробу видел, — ухмыльнулся Никич.

Игорь беззлобно послал их на хер и отправился к Мавзолею. Кир с Никичем стояли и смотрели, как он проходит мимо роты почетного караула и, не удержавшись, дергает одного из солдат за винтовку.

— Придурок, — сказал Никич, — какой был, такой остался.

— Какой?

— Ебнутый. Вроде тебя.

— Слушай, Никич… Вы ж еще вчера ни на минуту не разлучались, не могли. Как пришитые, куда один, туда и другой. И от меня не могли… Как же сейчас?