Женщина вышла, оправляя платье. Батюшка помог ей забраться в машину, но сам не сел, а подошел к Киру.

— Не знаете, как в Марьино проехать? — спросил батюшка. Голос у него был высокий, почти как женский. Это совсем не вязалось с его широченными плечищами.

— Не знаю, — ответил Кир.

— А эта улица как называется?

— Я не местный. — Кир задрал штанину и стал пристегивать ногу. — Скоро метро откроется, там спросишь.

— А вам не к метро? — Батюшка смотрел не в лицо, а на ногу Кира. — Если хотите, подвезу.

Кир встал, опираясь на костыль, и пошел к машине. Батюшка сел за руль, а Кир с ним рядом. Перегнувшись через Кира, батюшка захлопнул дверь, и они поехали. Кир смотрел в окно. Ему слегка хотелось, чтоб они еще раз проехали через те места, где вчера гуляли с Игорем и Никичем, — Кремль и все такое. Но ехали совсем другой дорогой. Мелькали высокие дома, похожие друг на друга. И это — Москва? Ну, не Кораблин, конечно, но на Рязань смахивает. Повсюду натыканы были строительные краны, и человечки в цветных касках, несмотря на рань, уже ползали в пустых глазницах бетонных коробок.

Москва пухла на глазах, вбирая в себя всех, кому не сидится на месте, — русских, чехов, китайцев, всяких.

Киру в ней места не было, теперь он это понимал отчетливо. Ну и насрать.

Батюшка извлек из бардачка затрепанную на сгибах карту Москвы. То и дело притормаживая, озабоченно сверялся с ней. Музыки у батюшки в машине не было, они ехали в тишине. Было слышно, как на заднем сиденье ровно дышит матушка — она заснула, но и во сне руками поддерживала свой огромный живот. Батюшка наконец сообразил, как ему следует ехать, и повеселел: спросил Кира, откуда он родом. Киру базарить с ним совсем не хотелось, но он ответил. Коротко ответил. Надо было сделать вид, что сплю. Глаза закрою — отвяжется. Но батюшка не отвязывался.

— А мы из-под Нижнего. Тут родственники жены живут — везу вот ее… А ты в Чечне воевал, да?

— Ну, воевал…

— Долго?

— В срочную год и после столько же.

— Так ты что — добровольно остался?

— А что? — с вызовом спросил Кир.

— Ничего… У нас в соборе тоже батюшка один упросил владыку благословить его поехать туда…

Никак было не заставить его заткнуться. А может, он-то мне и поможет, если добренький такой? Разве по-ихнему, по-христиански, можно отказать убогому человеку? Поможет… за бабки-то…

— Слушай, — сказал Кир, открыв наконец глаза. — Ты меня не выручишь, брат? Мне тут к друзьям надо съездить. Я заплачу, сколько надо.

Батюшка обернулся к жене, позвал (ради такого дела не пожалел разбудить, козел):

— Мать, ты слышишь? Может, заработаем на пеленки?

— Даже не знаю, — сонным голосом проговорила матушка, — целую ночь ехали…

— Ну, сначала-то, конечно, я тебя отвезу.

Матушка пожала плечами и снова закрыла глаза. Кир тоже зажмурился и успешно изображал спящего, никак не реагируя на приставания болтливого попа. «Шестерка» заехала в какой-то двор, как две капли воды похожий на Славкин. Батюшка, матушка и ихние чемоданы отправились к матушкиной родне, а Кир сидел в машине и лениво думал, угнать ее или не стоит. Скоро батюшка спустился, и они опять поехали. После того как Кир целые сутки ходил, стерев культю в кровь, ему приятно было просто ехать в машине и ни о чем не думать. Вообще ни о чем. Просто отдыхать.

Батюшка опять развернул затрепанную на сгибах карту и спросил, куда ехать. Кир показал ему листок с адресом.

— Это, выходит, за кольцевой где-то… — заключил батюшка, сверившись с картой. — Вот, посмотри, это же МКАД?

— Да не знаю я, — сказал Кир, — я ж не местный. Я тут первый раз.

— Я и сам первый раз. Со свояченицей знакомиться приехал… Свояченица хочет, чтоб моя здесь рожала. Я-то не хотел. А она уговорила жену. По телефону три дня уламывала. Ну, я и привез. Положение плода у ней неправильное, врач говорил. Может, и лучше, что в Москве. Врачи, может, получше.

— Бог дал, — изрек Кир и поднял кверху палец — как Никич, наставительно, — Бог и возьмет, если что… Тебе ж достаточно помолиться, чтоб все обошлось, и твой Бог тебе все устроит в лучшем виде. По благу, на халяву. А вы по врачам ходите, как все.

Он хотел просто пошутить, а вышло — зло, обидно. Поп надулся. Ну, не привык он разговаривать с попами. Надо б извиниться, да как? Батюшка, насупясь, глядел в карту. Потом рванул с места — «шестерка» аж взвыла вся, как реактивный истребитель. Ну и ладно. Везет, и пусть везет. А я пока отдохну. Кир похлопал себя по карманам, обнаружил, что кончилось курево. Впереди был киоск. Очень кстати. С пустыми руками в гости не ходят, надо выпивку, закусь. Ну, без подарков на сей раз обойдемся — напокупался, хватит. Он попросил батюшку тормознуть у киоска, тот скривил рожу, но остановился. Когда покупал в киоске всякую снедь — консервы, чипсы, вино, хлеб, сигареты, — чувствовал, как батюшка из машины сверлит взглядом его спину. Не уехал бы. Кир заторопился, хватал что попало.

Батюшка уже не злился, даже открыл дверцу и держал, чтобы Киру удобней было садиться. Добренький такой. Добренький батяня. Лицо у батюшки было круглое, добродушное, белое как блин, со светлыми детскими бровями. У него даже борода толком не росла — клочки какие-то. Во наел ряшку — на церковных-то харчах…

— Блин, — сказал Кир, разглядывая свои покупки, — один сухач, у меня от него изжога… На заправке, говорят, водка есть. Правда, это в обратную сторону..

— Это же какой крюк, — сказал батюшка, поглядевши опять в свою карту. — Не, так не пойдет.

— Что ж я — пустой к пацанам приеду?

— А без водки нельзя?

— Слушай, — сказал Кир очень тихо, стараясь не заорать, — мы же договорились. Я плачу — ты везешь. Ты везешь — я плачу. Деньги есть.

Батюшка глянул на него неодобрительно. Процедил сквозь зубы:

— Если ты такой богатый — иди лучше такси поймай.

Кир опять постарался сдержаться: ему тошно было при одной мысли о том, что придется ловить другую тачку, заново с кем-то сговариваться, объяснять.

— Ладно, не обижайся, — сказал он. — Чего ты? Ну, надо мне, понимаешь? Надо. Не для себя.

Но батюшка уже завелся.

— А мне не надо? У меня там жена на сносях, между прочим.

— Да я понимаю, понимаю…

Батюшка опять смерил Кира неодобрительным взглядом, но потом вздохнул и включил зажигание. Про милосердие божеское вспомнил, или так сильно бабки нужны? Ладно, едем, пока поп обратно не передумал… Дверца была такая же дохлая, как вся «шестерка», плюнь — и развалится. И не закрывалась ни хрена.

— Не закрыл! — прошипел батюшка.

Кир сжал зубы. Хлопнул дверью посильнее. Батюшка завопил:

— Не хлопай!

Кир пожал плечами. Батюшка длинной ручищей потянулся через его колени, сам закрыл свою чертову дверь. Он делал это с такой же нежностью, с какой вел под ручку беременную попадью. Кир открыл зажигалкой бутылку пива, распечатал пачку сигарет, достал одну, размял в пальцах.

— Курить можно?

— Кури, — буркнул батюшка все так же недружелюбно.

— А сам не куришь?

— Нельзя.

— А… — усмехнулся Кир, — типа кадило сатаны… А пиво можно?

— Можно. Если не за рулем.

— Ты смотри, прямо как у нас. А с бабами?

Батюшка не реагировал. Сидел прямой как палка, глядел прямо перед собой. Руль он сжимал так, что аж костяшки побелели. Такой здоровый бугай, воду на нем возить, а в рясе… Рукава рясы батюшка поддернул, чтоб не мешались, и было видно, какие у него руки — качок, да и только. Кир с ним больше не заговаривал. Ну его на хуй. Доехали до заправки, Кир взял водку, положил пакет с бутылками на заднее сиденье. Батюшка все молчал — дулся. Кир уселся на свое место. Осторожно закрыл дверь.

— Не закрыл!!!

Кир шарахнул посильнее — опять не так, блядь… Батюшка свирепел на глазах, но, видать, ихний устав велел от гнева воздерживаться: перегнувшись опять через Кира, батюшка прикрыл дверцу. Он был уже весь красный от злости. Киру стало смешно.

— Ты попом давно работаешь? — спросил он.