Зачем усы большим китам? Большинство из них питается мелкими кальмарами, рыбами и очень мелкими ракообразными. Между тем глаза у кита расположены так, что он не видит своей жертвы, когда она находится совсем близко. Это «мертвое» пространство, и информацию отсюда поставляет в мозг лишь осязательный аппарат вибрисс. Когда голова животного попадает в скопление криля и рачки начинают беспрерывно задевать его усы, кит знает, что пора открывать рот. Чувствительность вибрисс феноменальна. К каждой волосяной сумке подходит от 400 до 10000 нервных волокон – гораздо больше, чем телефонных проводов, соединяющих Москву с Ленинградом. Невольно почувствуешь прикосновение самого маленького рачка, самой крохотной козявки.

У некоторых ластоногих вибриссы обладают особой чувствительностью. Самка калифорнийского морского котика, чтобы избавиться от слишком грубого кавалера, хватает его за усы.

Точно так же она поступает со своим повелителем в период выкармливания детенышей, если он излишне докучает ей или становится опасным для младенца. Английский зоолог Р. Бертон рассказывает, что промышленники обычно пользовались этой «слабостью» секачей, похлопывая их по усам бамбуковыми палками, если при посещении лежбища звери проявляли к людям агрессивность. Прикосновение к вибриссам сразу охлаждало пыл, и дело обходилось без излишнего кровопролития.

Для наземных млекопитающих важнейшим органом чувств является обоняние. С его помощью они ориентируются в обстановке, отыскивают пропитание, избегают врагов и обмениваются со своими сородичами информацией. Еще сравнительно недавно здравый смысл подсказывал ученым, что обонянием можно пользоваться только в воздушной среде. Считалось, что в воде запахи распространяться не могут. К сожалению, здравый смысл не всегда способствует развитию науки. Первые же опыты показали, что рыбы обладают развитым обонянием и активно им пользуются.

У китов обоняние не развито. В дыхательных ходах нет обонятельного эпителия, обонятельные нервы отсутствуют, обонятельные доли мозга редуцированы. Между тем наблюдения за дельфинами показывают, что они, видимо, достаточно широко пользуются химической сигнализацией. Во время промысла неоднократно наблюдали, что белухи, попадая в район, где недавно были убиты другие дельфины, впадают в панику.

Видимо, они обнаруживают в воде следы крови убитых животных или специальные химические вещества, предназначенные для сигнализации об опасности. Зоологи приводят немало примеров, подтверждающих наличие химической сигнализации.

В. М. Белькович рассказывает, что однажды стадо белух, проплывавших по обычному маршруту вдоль побережья Канина Носа, испуганное выстрелом, круто свернуло в море. Следующее стадо, дойдя до этого места, повторило маневр, тоже уйдя от берега. Вероятно, напуганные животные выделили в море какое-то вещество, которое используется как сигнал тревоги. Специальные химические сигналы опасности известны у многих животных.

Наличие активной химической сигнализации у дельфинов требует еще доказательства. Наблюдениям Бельковича можно дать более простое объяснение. Любое стадо китообразных оставляет в океане химический след – это белковая смазка глаз, выделение околоанальных желез самцов, моча (животные беспрерывно выделяют ее небольшими порциями) и другие экскременты. Дельфины достаточно умны, чтобы, двигаясь по следу своих товарищей и убедившись, что те неожиданно резко свернули в сторону, последовать их примеру.

Зоологи считают, что усатые киты очень тонко определяют степень солености морской воды. Для зоопланктона, которым питаются киты-великаны, больше всего подходит соленость 3,35–3,39 промилле. В таких водах они образуют большие скопления.

Киты при поисках пищи не задерживаются в районах, не имеющих оптимальной солености, покидая бесплодные зоны самым кратчайшим путем, – видимо, они улавливают постепенные изменения концентрации солей.

Химической рецепцией у дельфинов ведает вкусовой анализатор. На основании языка китообразных обнаружены небольшие продолговатые ямки. Ученые думают, что в этих ямках осуществляется самый тонкий вкусовой анализ. Чтобы собрать химическую информацию, дельфину достаточно открыть рот и прополоскать глотку. Животные делают это довольно часто.

У усатых китов ямок на языке не найдено. Зато есть какие то парные углубления на конце верхней челюсти. Не исключено, что они предназначены для химического анализа. Могут ли вкусовые рецепторы быть вынесены из полости рта наружу? А почему бы и нет? Рыбы – чемпионы по количеству химических рецепторов – вкусовых почек. Вся полость рта от пищевода до губ буквально усыпана ими. У многих рыб они находятся на усиках, жабрах, голове, плавниках и даже разбросаны по всему телу. Вкусовые почки информируют их обо всех веществах, растворенных в воде. Рыбы могут ощущать вкус даже теми частями кожи, где нет вкусовых сосочков, – с помощью обычных кожных нервов. Рыбы умело пользуются химическим анализатором. Хек и морской петух, роясь в донном иле своими плавниками, усеянными вкусовыми почками, определяют на вкус есть ли там что-нибудь съедобное.

Расположение химического анализатора снаружи – весьма обычное явление. У бабочек и мясных мух органом вкуса служат передние лапки. Это очень удобно. Приземлилась муха на заинтересовавший ее предмет и сразу выяснила, съедобен ли он. Вкусовая чувствительность лапок в 5 раз больше, чем хоботка. А если муху заставить поголодать, она возрастет в сотни раз.

Имеют ли китообразные, в том числе усатые киты, наружные химические рецепторы, пока остается загадкой. Но чем киты хуже рыб? Эхолокация – очень надежный способ ориентации в окружающей среде, но ею одной обойтись трудно.

Зрение, химическая рецепция, а также усы помогают китам чувствовать себя в океане вполне комфортабельно.

Основа мыслительной деятельности – речь. Она является привилегией человека. Много лет назад сначала зоопсихологи, а потом и этологи стали использовать термин «язык животных». Теперь он получил широкое признание. С каждым годом накапливается все больше сведений о способах обмена информацией животных между собой. Совокупность сигналов, используемых для общения, – а они могут быть не только звуковыми, но и обонятельными, тактильными, вибрационными, зрительными, световыми и т. д. – и называют языком животных, желая подчеркнуть; что это язык низшего рода, имеющий с человеческой речью лишь весьма отдаленное сходство. Поведение животных основывается на знаках («словах») этого языка, регулируется ими. Без обмена информацией жизнь для большинства видов стала бы невозможной. Сигналы опасности и сбора, призыв к обеду и просьба покормить ужином, признание в любви и таблички с надписью «Вход воспрещен!» на границах своих владений – да мало ли о чем возникает у животных потребность сообщить своим собратьям. По словарным запасам язык животных далеко отстает даже от языкового фонда двух–трехлетних детей. Он вполне сопоставим с языком Эллочки Людоедки из знаменитого романа Ильфа и Петрова, а она обходилась всего 32 словами. Тем не менее обмен сигналами, позволяет животным «обсуждать» все важнейшие события.

Мы пока плохо знаем язык животных. Грачи в период размножения пользуются 12 сигналами. Описано 18 сигналов, с помощью которых обмениваются мнениями павианы-гамадрилы. В языке кур – а их глупость известна повсеместно – около трех десятков «слов». Это для животных далеко не предел. Как утверждает английский ветеринар Дж. Айстер, в течение 20 лет изучавший поведение лошадей, их звуковой язык содержит более 100 «слов»! Лошади понимают сообщения, переданные им сородичами, даже в далекой от совершенства магнитофонной записи.

Язык животных – врожденный: ни говорить на «родном языке», ни понимать его они не учатся. Осваивать приходится лишь «иностранный». Всегда важно понимать соседей, хотя бы их сообщения об особо важных событиях – об опасности или обнаружении значительных запасов пищи. Существуют даже общеупотребительные «международные» языки, гораздо более популярные у животных, чем пресловутое эсперанто в человеческом обществе. На суше популярен язык ворон и сорок. Их сигналы опасности широко известны. Жителям морских побережий знаком язык бакланов. Услышав тревожный крик птиц, тюлени немедленно уходят в воду.