в которой мистера Ральфа Никльби очень быстро избавляют от всяких сношений с его родственниками

Смайк и Ньюмен Ногс, который не утерпел и вернулся домой значительно раньше условленного часа, сидели у камина, чутко прислушиваясь, в ожидании Николаса, к шагам на лестнице и к малейшему шороху, раздававшемуся в доме. Время шло, и было уже поздно. Он обещал прийти через час, и его продолжительное отсутствие начало серьезно беспокоить обоих, о чем явно свидетельствовали тревожные взгляды, которыми они время от времени обменивались.

Наконец они услышали, как подъехал кэб, и Ньюмен выбежал посветить Николасу на лестницу. Увидев его в состоянии, описанном в конце предыдущей главы, он оцепенел от изумления и ужаса.

— Не пугайтесь! — сказал Николас, быстро увлекая его в комнату.Никакой беды нет, мне нужен только таз с водой.

— Никакой беды! — вскричал Ньюмен, торопливо проводя руками по спине и плечам Николаса, как бы желая убедиться, что все кости у него целы. — Что вы учинили…

— Я все знаю, — перебил Николас. — Часть я слышал, остальное угадал. Но, прежде чем я смою хоть одно из этих кровавых пятен, я должен услышать от вас все. Вы видите — я спокоен. Решение принято. Теперь, мой добрый друг, говорите! Потому что прошло время смягчать или скрывать, и теперь уже ничто не поможет Ральфу Никльби!

— У вас платье в нескольких местах разорвано, вы хромаете, я уверен, что вам очень больно, — сказал Ньюмен. — Позвольте мне сначала заняться вашими повреждениями.

— У меня нет никаких повреждений, кроме легких ушибов и онемелости, которая скоро пройдет, — возразил Николас, с трудом садясь. — Но допустим даже, у меня были бы переломаны руки и ноги, — и тогда, если бы я не потерял сознания, вы бы мне не сделали перевязки, пока не рассказали бы о том, что я имею право знать. Послушайте, — Николас протянул руку Ньюмену, — вы мне говорили, что и у вас была сестра, которая умерла, прежде чем вас постигла беда. Подумайте сейчас о ней и расскажите мне, Ньюмен.

— Да, да, расскажу, — отозвался Ногс. — Я вам скажу всю правду.

Ньюмен заговорил. Время от времени Николас кивал головой, когда рассказ подтверждал подробности, которые уже были ему известны, но он не сводил глаз с огня и ни разу не оглянулся.

Закончив свое повествование, Ньюмен настоял на том, чтобы его молодой друг снял одежду и позволил заняться нанесенными ему повреждениями. После некоторого сопротивления Николас в конце концов согласился, и, пока ему растирали маслом и уксусом сильные кровоподтеки на руках и плечах и применяли всевозможные целительные снадобья, позаимствованные Ньюменом у разных соседей, он объяснял, каким образом эти кровоподтеки были получены. Рассказ произвел сильное впечатление на пылкое воображение Ньюмена: когда Николас описывал бурную сцену драки, тот тер его с такой энергией, что причинил мучительнейшую боль; однако Николас ни за что на свете не признался бы в этом, так как было совершенно ясно, что в тот момент Ньюмен расправлялся с сэром Мальбери Хоуком и забыл о своем пациенте.

По окончании этой пытки Николас условился с Ньюменом, что на следующее утро, пока он займется другим делом, все будет приготовлено для того, чтобы его мать немедленно выехала из своей теперешней квартиры, и что к ней будет послана мисс Ла-Криви сообщить новости. Затем Николас надел пальто Смайка и отправился в гостиницу, где им предстояло ночевать; написав несколько строк Ральфу, передать которые должен был на следующий день Ньюмен, он воспользовался тем отдыхом, в котором так нуждался.

Говорят, пьяные могут скатиться в пропасть и, очнувшись, не обнаружить никаких серьезных повреждений. Быть может, это применимо к ушибам, полученным в любом другом состоянии чрезвычайного возбуждения; несомненно одно: хотя Николас, проснувшись утром, и чувствовал сначала боль, но, когда пробило семь, он почти без всякого труда вскочил с постели и вскоре мог двигаться с такою живостью, как будто ничего не произошло.

Заглянув в комнату Смайка и предупредив его, что скоро за ним зайдет Ньюмен Ногс, Николас вышел на улицу и, подозвав наемную карету, велел кучеру ехать к миссис Уититерли, чей адрес дал ему накануне вечером Ньюмен.

Было без четверти восемь, когда они приехали на Кэдоген-Плейс. Николас уже стал опасаться, что никто еще не проснулся в такой ранний час, и с облегчением увидел служанку, скоблившую ступени подъезда. Это должностное лицо направило его к сомнительному пажу, который появился растрепанный и с очень раскрасневшимся и лоснящимся лицом, как и полагается пажу, только что вскочившему с постели.

От этого молодого джентльмена Николас узнал, что мисс Никльби вышла на утреннюю прогулку в сад, разбитый перед домом. Услыхав вопрос, может ли он позвать ее, паж сначала приуныл и выразил сомнение, но, получив в виде поощрения шиллинг, воспрянул духом и решил, что это возможно.

— Передайте мисс Никльби, что здесь ее брат и что он хочет как можно скорей ее увидеть, — сказал Николас.

Позолоченные пуговицы исчезли с быстротой, совершенно им несвойственной, а Николас зашагал по комнате, пребывая в том состоянии лихорадочного возбуждения, когда каждая минута ожидания кажется нестерпимой. Скоро он услышал легкие шаги, хорошо ему знакомые, и не успел он двинуться навстречу Кэт, как та бросилась ему на шею и залилась слезами.

— Милая моя девочка, — сказал Николас, целуя ее,какая ты бледная.

— Я была так несчастна здесь, дорогой брат! — всхлипывала бедная Кэт.Я очень, очень страдала. Не оставляй меня здесь, дорогой Николас, иначе я умру от горя.

— Нигде я тебя не оставлю, — ответил Николас. — Никогда больше, Кэт! — воскликнул он, глубоко растроганный, прижимая ее к сердцу. — Скажи мне, что я поступал правильно. Скажи мне, что мы расстались лишь потому, что я боялся навлечь на тебя беду, а для меня это было не меньшим испытанием, чем для тебя… О, если я поступил неправильно, то только потому, что не знал жизни и не имел опыта.

— Зачем я буду говорить тебе то, что мы и так хорошо знаем? — успокоительным тоном отозвалась Кэт. — Николас, дорогой Николас, можно ли так падать духом?

— Мне так горько знать, что ты перенесла, — сказал ей брат, — видеть, как ты изменилась и все-таки осталась такой кроткой и терпеливой… О боже! — вскричал Николас, сжав кулак и внезапно изменив тон. — Вся кровь у меня закипает! Ты немедленно должна уехать отсюда со мной. Ты бы не ночевала здесь эту ночь, если бы я не узнал обо всем слишком поздно. С кем я должен поговорить, прежде чем мы уедем?

Вопрос был задан весьма своевременно, так как в эту минуту вошел мистер Уититерли, и ему Кэт представила брата, который сейчас же заявил о своем решении и о невозможности отложить его.

— Предупреждать об уходе надлежит за три месяца, но этот срок не истек и наполовину, — сказал мистер Уититерли с важностью человека, сознающего свою правоту. — Поэтому…

— Поэтому жалованье за три месяца будет потеряно, сэр, — перебил Николас. — Я приношу извинения за эту крайнюю спешку, но обстоятельства требуют, чтобы я немедленно увез сестру, и я не могу терять ни минуты. За теми вещами, какие она сюда привезла, я пришлю, если вы мне разрешите, в течение дня.

Мистер Уититерли поклонился, но не привел никаких возражений против немедленного отъезда Кэт, которым он в сущности был доволен, так как сэр Тамли Снафим высказал мнение, что она не подходит к конституции миссис Уититерли.

— Что касается такой безделки, как недоплаченное жалованье, — сказал мистер Уититерли, — то я… — тут его прервал отчаянный припадок кашля, — то я останусь должен мисс Никльби.

Надлежит отметить, что мистер Уититерли имел привычку не уплачивать мелких долгов и оставаться должником. У всех есть какие-нибудь маленькие приятные слабости, и это была слабость мистера Уититерли.

— Как вам угодно, — сказал Николас.