— Я просто боюсь вас, — сказал баронет. — Честное слово, — повторил сэр Мальбери, оглянувшись на своих спутников, — я боюсь миссис Никльби. У нее гигантский ум.

Мистеры Пайк и План таинственно покачали головой и заявили в один голос, что они давно уже это обнаружили, после чего миссис Никльби захихикала, а сэр Мальбери засмеялся, а Пайк и Плак захохотали.

— Но где же мой деверь, сэр Мальбери? — осведомилась миссис Никльби. — Я бы не хотела быть здесь без него. Надеюсь, он придет.

— Пайк, — сказал сэр Мальбери, доставая зубочистку и разваливаясь в кресле, словно ему лень было выдумывать ответ на этот вопрос, — где Ральф Никльби?

— Плак, — сказал Пайк, подражая баронету и перепоручая ложь своему другу, — где Ральф Никльби?

Мистер Плак собирался дать какой-нибудь уклончивый ответ, когда шум, вызванный компанией, вошедшей в соседнюю ложу, казалось привлек внимание всех четырех джентльменов, которые многозначительно переглянулись. Когда же вновь прибывшие заговорили, сэр Мальбери внезапно сделал вид, будто очень внимательно прислушивается, и попросил своих друзей затаить дыханье… затаить дыханье.

— Почему? — спросила миссис Никльби. — Что случилось?

— Тише! — отозвался сэр Мальбери, положив свою руку на ее. — Лорд Фредерик, узнаете ли вы этот голос?

— Пусть черт меня поберет, если это не голос мисс Никльби.

— Ах, боже мой, милорд! — воскликнула мамаша мисс Никльби, высовывая голову из-за драпировки. — Да, в самом деле… Кэт, дорогая моя Кэт!

— Вы здесь, мама? Может ли быть!

— Да, дорогая моя, может! Да.

— Но кто… боже мой, кто это с вами, мама? — спросила Кэт при виде человека, который улыбался ей и посылал воздушные поцелуи.

— Как ты думаешь, кто, дорогая моя? — отозвалась миссис Никльби, наклоняясь в сторону миссис Уититерли и слегка повышая голос в назиданье этой леди. — Здесь мистер Пайк, мистер Плак, сэр Мальбери Хоук и лорд Фредерик Верисофт.

«Боже милостивый! — быстро мелькнуло в голове Кэт. — Как она попала в такую компанию».

Мысль эта промелькнула так быстро, а удивление было так велико и с такой силой воскресило воспоминание о том, что произошло за восхитительным обедом у Ральсра, что Кэт страшно побледнела и казалась чрезвычайно взволнованной, каковые симптомы, будучи замечены миссис Никльби, были немедленно определены этой прозорливой леди как следствие пламенной любви. Но хотя ее немало порадовало это открытие, которое делало честь ее собственной сообразительности, однако оно не уменьшило материнской тревоги за Кэт, а посему в большом волнении она покинула свою ложу, чтобы поспешить в ложу миссис Уититерли. Миссис Уититерли, живо ощущая, какая эта будет честь иметь среди своих знакомых лорда и баронета, не теряя времени, дала знак мистеру Уититерли открыть дверь, и таким образом не прошло и полминуты, как компания миссис Никльби вторглась в ложу миссис Уититерли, заполнив ее до самой двери, так что для мистеров Пайка и Плака только и осталось места, чтобы просунуть головы и жилеты.

— Дорогая моя Кэт, — сказала миссис Никльби, нежно целуя дочь, — какой у тебя был больной вид минуту тому назад! Уверяю тебя, ты меня испугала.

— Вам просто показалось, мама… Это… это, может быть, от освещения, — ответила Кэт, нервно оглядываясь и видя, что не представляется случая шепотом предостеречь ее или как-то объясниться.

— Разве ты не видишь сэра Мальбери Хоука, дорогая моя?

Кэт слегка поклонилась и, закусив губу, повернула голову к сцене.

Но сэра Мальбери Хоука не так-то легко было обескуражить; он приблизился с протянутой рукой, и так как миссис Никльби угодливо сообщила об этом KэT, та принуждена была в свою очередь протянуть руку. Сэр Мальбери задержал ее в своей, пока рассыпался в комплиментах, которые Кэт, помня, что между ними произошло, справедливо сочла новым оскорблением. Затем последовали приветствия лорда Фредерика Верисофта, а затем поклоны мистера Пайка, а затем поклоны мистера Плака, и наконец, что довершило унижение молодой леди, она должна была, по просьбе миссис Уититерли, проделать церемонию представления этих гнусных людей, которые вызывали у нее чувство величайшего негодования и отвращения.

— Миссис Уититерли восхищена, — сказал мистер Уититерли, потирая руки,уверяю вас, восхищена, милорд, этой возможностью заключить знакомство, которое, надеюсь, милорд, мы будем поддерживать. Джулия, дорогая моя, ты не должна приходить в чрезмерное возбуждение, не должна. Право же, не должна. У миссис Уититерли натура чрезвычайно легко возбудимая, сэр Мальбери. Пламя свечи, огонь лампы, пушок на персике, пыль на крыльях бабочки — одно дуновение, и она исчезнет, милорд, и она исчезнет.

Казалось, сэр Мальбери подумал, что было бы неплохо, если бы эта леди исчезла от одного дуновения. Однако он сказал, что восхищение взаимно, и лорд Фредерик присовокупил, что оно взаимно, после чего слышно было, как мистеры Пайк и Плак пробормотали издали, что, разумеется, оно взаимно.

— Я интересуюсь, милорд, — слабо улыбаясь, сказала миссис Уититерли, — я так интересуюсь театром.

— Да-а, это очень интересно, — ответил лорд Фредерик.

— Я всегда бываю больна после Шекспира, — сказала миссис Уититерли. — На следующий день я чуть живая. Реакция так велика после трагедии, милорд, а Шекспир такое восхитительное создание…

— О да-а! — ответил лорд Фредерик. — Он был способный человек.

— Знаете ли, милорд, — сказала миссис Уититерли после долгого молчания, — я замечаю, что начала особенно интересоваться его пьесами после того, как побывала в этом милом жалком домике, где он родился. Вы бывали там когда-нибудь, милорд?

— Нет, никогда, — ответил милорд.

— В таком случае, вы непременно должны туда поехать, — заявила миссис Уититерли, томно растягпння слова. — Не знаю, почему это так, но, когда вы увидите это место и запишете свою фамилию в небольшой книге, вы почувствуете себя каким-то образом вдохновленным. Это как бы возжигает в вас пламя!

— Ну-у! — ответил лорд Фредерик. — Я непременно там побываю.

— Джулия, жизнь моя, — вмешался мистер Уититсрли, — ты вводишь в заблуждение его лордство… неумышленно, милорд, она вводит вас в заблуждение, это твой поэтический темперамент, дорогая моя… твоя эфирная душа… твое пылкое воображение возжигают в тебе огонь гениальности и чувствительности. Ничего особенного там нет в тех местах, дорогая моя… ничего, ровно ничего.

— Я думаю, что-то там должно быть, — сказала миссис Никльби, которая слушала молча, — потому что вскоре после моего замужества я с моим бедным дорогим мистером Никльби поехала в Стрэтфорд в бирмингемской почтовой карете… а впрочем, почтовая ли это была карета? — призадумавшись, сказала миссис Никльби. — Да, должно быть, это была почтовая карета, потому что, помню, я тогда заметила, что у кучера на левый глаз надвинут зеленый козырек… так вот, в почтовой карете из Бирмингема, и после того как мы осмотрели могилу и место рождения Шекспира, мы вернулись в гостиницу, где переночевали, и, помню, всю ночь напролет мне снился черный джентльмен из гипса, выпрямившийся во весь рост, в отложном воротнике, завязанном шнурком с двумя кисточками, он прислонился к столбу и о чем-то размышлял. А утром, когда я проснулась и описала его мистеру Никльби, он сказал, что это был Шекспир, точь-в-точь такой, как при жизни, и это, конечно, замечательно! Стрэтфорд. …Стрэтфорд, — задумчиво продолжала миссис Никльби. — Да, в этом я не сомневаюсь, потому что, помню, я была тогда беременна моим сыном Николасом и в то самое утро меня очень испугал итальянский мальчик, продававший статуэтки. Знаете ли это счастье, сударыня, — шепотом добавила миссис Никльби, обращаясь к миссис Уититерли, — что из моего сына не вышло Шекспира. Как бы это было ужасно!

Когда миссис Никльби довела до конца этот занимательный рассказ, Пайк и Плак, всегда ревностно служившие интересам своего патрона, предложили, чтобы часть общества перешла в соседнюю ложу, и предварительные меры были приняты с такою ловкостью, что Кэт, сколько бы она ни возражала, ничего не оставалось, как позволить сэру Мальбери Хоуку увести ее. Их сопровождали ее мать и мистер Плак, но достойная леди, кичась своим благоразумием, весь вечер старалась даже не смотреть на дочь и делать вид, будто она всецело поглощена остротами и речами мистера Плака, который, будучи назначен специально для этой цели часовым при миссис Никльби, со своей стороны не упускал ни единого случая завладеть ее вниманием.