В этих строках он, очевидно, не делал исключения и для письма леди Эмили, отправленному ему в августе:
«Откуда ты знаешь, что не нашел просто бегство? Ты не видишь реальной жизни во всей ее неприглядности — ты всегда был обернут, образно говоря в вату, ты уходил от неприглядности, сбегая в наиболее красивые места. Ты всегда «в отступлении». Ты нашел побег, который даст тебе восторг, но тем же обладают все религиозные мистики... Откуда я — человек из внешнего мира, могу знать, что у тебя больше, чем у кого бы то ни было права утверждать, что ты познал восторг — Бога, — Истину и пр.?» (Ответа на письмо не последовало).
После трех бесед в Нью-Йорке в начале 1935 года, а также кратковременной встречи со старыми друзьями, Робертом Логаном и его женой Сарой, у которых был дом и большое поместье в Саробии рядом с Филадельфией, К. отправился 3 марта вместе с Раджагопалом в Рио-де-Жанейро. Так началось восьмимесячное турне, в течение которого состоялись встречи в Бразилии, Уругвае, Аргентине, Чили и, на обратном пути, в Мексик-Сити.
Сотни людей, приходивших на беседы, не могли понимать его, поскольку говорил он по-английски, хотя явно сидели зачарованными. Каждую беседу он начинал с заявления о том, что не принадлежит никакой религиозной секте или политической партии. «Организованная вера — огромное препятствие, — говорил он, — разделяющее людей. Что я хочу сделать, так это помочь вам, каждому в отдельности, перейти через реку страданий, замешательства, противоречий к глубокой и полной цельности».
Было столько рекламы в Монтевидео (где его попросил выступить министр образования) в Буэнос-Айресе, столько фотографий и радиопередач, что он не мог появиться на людях, не собирая толпы. В то же время, масса статей противоположного рода появилась в католических газетах; католики предпринимали усилия к его высылке. К. поразил такой повышенный интерес и энтузиазм. Но самым приятным моментом поездки оказался перелет продолжительностью в один час двадцать минут через Анды в двухмоторном самолете «Дуглас» (его первый полет), который захватил его полностью, несмотря на то, что его считали самым опасным перелетом в мире.
В одной из бесед он впервые во всеуслышание заявил о проблеме секса, отвечая на вопрос: «Каково ваше отношение к сексу, который играет такую роль в ежедневной жизни?» Он ответил так:
«Проблема возникла из-за отсутствия любви. Когда мы любим действительно, нет и проблемы, есть привязанность, взаимопонимание. Лишь только тогда, когда мы теряем подлинное расположение, ту глубокую любовь, которой не свойственно чувство собственности, возникает проблема секса. Только тогда, когда мы полностью отходим к простому ощущению, возникают сексуальные проблемы. Поскольку большинство людей не способны творчески мыслить, естественно они обращаются к чувственной стороне секса, который становится проблемой, съедающей их разум и сердце».
К. потребовалось немало времени, чтобы восстановить силы, отдыхая в Охай и Вилларсе в Швейцарии после изнурительного турне (он весил лишь 112 футов в конце поездки). Тем не менее, он достаточно оправился, чтобы поехать зимой 1936 года с Раджагопалом в Индию, где проводил беседы в саду Висанта Вихар. Раджа, остававшийся в дружеских отношениях с К. вплоть до своей кончины в 1953 году, несмотря на возникшие противоречия, несколько раз навещал К. «Стирание старого, — писал К. леди Эмили в начале 1937 года, — кристаллизация в определенную форму — работа не одного дня. Необходимо постоянное осознание без выбора. Я упоен и захвачен всем этим».
Слова «осознание без выбора» К. часто повторял впоследствии. Их не понимала леди Эмили, они действительно нуждались в разъяснении. Выбор предполагает направление, волевое действие. Как объяснял К., он имел в виду постоянное осознание происходящего внутри человека без усилия изменить или направить этот процесс. Подразумевалось чистое наблюдение, изучение, которое в итоге приводит к самопреобразованию без приложения усилия.
К. привели в ужас условия жизни в Индии того времени — ужасная нищета, горе и ненависть царили там, и индусы верили, что выход — в национализме. «Нам нужны новые люди (для его работы), а это непросто. Нужно начинать так, будто за последние 10 лет ничего не произошло». К. утверждал, что никакая социальная реформа не уменьшит людского горя; люди трансформируют любую новую систему под самих себя; в истории даже утопическое революционное движение откатывалось назад к старому, поскольку люди не подвергались изменению; любое общество основано на личностном, равно как и личность порождается обществом; «Личность — вы и я; общество не трансформируется извне; оно может быть трансформировано только путем полного преобразования человека, каждого из нас, изнутри».
ГЛУБОКИЙ ЭКСТАЗ
Весной 1937 года К. с Раджагопалом находились в Риме. Муссолини запретил проведение любых публичных бесед в Италии, поэтому встречу с К. организовали в доме графини Рафони. Здесь он повстречал Ванду Пассильи, в дальнейшем сыгравшую заметную роль в его жизни.
Она была дочерью Альберта Пассильи, известного во флорентийских кругах аристократа — землевладельца, основателя двух известных музыкальных обществ, имеющих контакты со всеми выдающимися музыкантами того времени. Сама Ванда профессионально играла на пианино. В 1940 году она выйдет замуж за маркиза Луиджи Скаравелли, прекрасного музыканта, занявшего должность профессора в Римском университете. После первой встречи отец и дочь Пассильи пригласили К. побывать у них дома в Иль Леццио над Фиезоле. В будущем К. остановится там не раз, когда Ванда с братом унаследуют родительский дом.
В то лето в Оммене у К. впервые был приступ сенной лихорадки, возобновлявшийся время от времени до конца его жизни. Как обычно, случился приступ бронхита. К. с облегчением вернулся в Охай, где отдыхал зимой 1937-8 г.г., не встречаясь ни с кем, кроме Раджагопалов. «Я заинтригован тем, что открываю в себе самом, — писал К. леди Эмили, — много мыслей, и я медленно подыскиваю для них слова и выражения. Это глубокий экстаз. Зрелость, которую нельзя торопить, нельзя искусственно подгонять. Вот что приносит полноту, реальность жизни. Я наслаждаюсь покоем и медитацией без всякой цели».
Возможно К. впервые упомянул о том, что было для него «реальной медитацией», «когда делаешь неожиданные и удивительные открытия в себе самом» без цели и направления. В такие мгновения ум его был наиболее остр, пытлив и подвижен. Медитация в традиционном смысле этого слова — как успокоение души путем фиксации на слове или предмете, изобретение новых способов — для него было безжизненно и бесполезно.
Весной 1938 года зародилась наиболее вдохновляющая дружба, возникшая в результате встречи К. с Алдосом Хаксли. В феврале того года Джералд Херд, проживавший в Калифорнии друг Хаксли, попросил разрешения приехать, чтобы встретиться с К. В то время Хаксли находился в больнице, и из-за этого лишь в апреле Херд привез Хаксли и его жену Марию, бельгийку, в Охай (чета Хаксли с сыном приехали в Калифорнию в 1937 году). Между К. и Хаксли сразу возникло взаимопонимание. В ноябре Хаксли начал курс лечения глаз по методу глазных упражнений, разработанный американцем, доктором У. Х. Бейтсом. Позднее К. регулярно применял этот метод, не из-за болезни глаз, а в порядке профилактики. Трудно сказать, помогло ли это, но К. никогда в жизни не носил очков.
Поначалу интеллектуальный блеск Хаксли внушал К. благоговейный страх; когда он узнал, что Хаксли был способен пожертвовать своим знанием ради мистического опыта, не спровоцированного наркотиками, он понял, что может говорить с ним о том, что называл «своим духовным опытом». Называя себя в третьем лице, К. описал прогулку с Хаксли так: «Он (Хаксли) был необычным человеком. Он мог говорить о музыке, как современной, так и классической, мог подробным образом объяснять влияние науки на современную цивилизацию; он был, разумеется, начитан по философии — Дзен, Веданта и, естественно, буддизм. Гулять с ним было наслаждением. Он разговаривал о растущих вдоль тропинки цветах, и, несмотря на близорукость, где бы мы ни проходили мимо холмов в Калифорнии, мог назвать пробегавшее поблизости животное, развивая мысль о разрушительной природе современной цивилизации и насилии. Кришнамурти помогал ему пересечь поток или яму. Между ними возникло странное отношение друг к другу — привязанность, предупредительность, понимание без слов. Они часто сидели вместе, не произнося ни звука».
