В конце апреля 1916 года мальчики, наконец, оставили Бьюд, когда Воудхаус вступил в Шотландскую гвардию. Они провели два месяца в Лондоне, остановившись у мисс Додж и леди де Ла Варр в их большом доме «Вест-Сайд Хаус» на Уимблдон Коммон с красивым садом. Хотя мальчиков часто приглашали на обед в Уорик Хаус, впервые они столкнулись с роскошью богатого аристократического дома именно в Вест-сайд хаусе. Они попали под влияние бывшего адвоката Гарольда Бейль-Вивера, который перед женитьбой и обращением в теософию жил на широкую ногу. Он был по-прежнему безупречно одет и полон joie de vivre. Это был первый человек из высшего света, с которым им пришлось соприкоснуться. Он приставил их к своему портному, сформировал вкус к одежде и даже обучил как чистить обувь. С тех пор они носили сшитые по мерке костюмы, рубашки и туфли, серые короткие гетры и серые фетровые шляпы, пользовались тростью с золотым наконечником (следовать этой моде было возможным благодаря субсидии мисс Додж). Кришнамурти и впоследствии не утратил интереса к добротной одежде.
Время жизни в Вест-сайд Хаусе было относительно счастливым для ребят. В их распоряжении было два теннисных корта; большую часть утра они отдыхали, облаченные в халаты, по желанию могли пойти в кино или навестить леди Эмили. Они всегда чувствовали себя как дома в детской дома Латьенсов, где младшие дети относились к ним как к членам семьи. Недостатком жизни в Вест-сайд Хаусе было то, что они должны были следить за своим поведением, зная, что леди де Ла Варр немедленно сообщит мисс Безант о чрезмерной легкомысленности. Эта маленькая желчная женщина совсем не была похожа на ангельского нрава мисс Додж.
Вскоре предстояло возобновить занятия. Бейль-Вивер отыскал мальчикам репетитора, преподобного Джона Сейнджера, который жил с женой около Рочестера в Кент и имел еще трех учеников. Кришна считал мистера Сейнджера превосходным педагогом, и был разочарован, когда ему сказали, что нет надежды сдать первый из трех экзаменов на степень бакалавра до марта 1917 года. Трудность была не только в сдаче экзамена. Имена мальчиков были вычеркнуты из списка Нью Колледжа во время судебного разбирательства. Теперь Бейль-Вивер пытался определить ребят в Крест Черч или Беллиол.
После посещения Лондона Кришна по возвращении к Сейнджерам написал письмо леди Эмили, в котором отражена его трогательная любовь к ней и то горе, которое причинил Эрендейл:
«Мамочка, дорогая, столько предстоит в этой жизни разлук, что к ним предстоит привыкнуть, чтобы оставаться счастливым. Жизнь действительно — одно большое расставание, если любят очень сильно и чисто. В этой жизни мы должны жить для других, а не для себя, и не быть эгоистами. Моя мать, вы не представляете, как во многом помогли мне в последнее время; именно вы разбудили во мне желание работать и делать то, что хочет от меня Учитель. Именно вы заставили меня жить чисто, думать о чистых вещах и отбросить мысли, тяготящие многих. Понимаете, моя духовная мать, вы очень помогли мне, хотя сами часто думаете, что были помехой».
Немного опаздывая в развитии, Кришна был абсолютно нормальным молодым человеком, но, поскольку ему внушили потребность в полной чистоте для посвящения, он был страшно обеспокоен из-за дурных снов, которые находил «гадкими». Он не понимал их, поскольку знал, что во время бодрствования мысли его отличались чистотой. Леди Эмили оказалась в состоянии ему помочь, убедив, что они были не более, чем естественным защитным рефлексом.
В начале 1917 года надежда на поступление мальчиков в Оксфорд рухнула. Не один колледж не принял бы их из-за судебного разбирательства и репутации Кришны в качестве «мессии». Безуспешно пытался мистер Сейнджер пристроить их в свой старый колледж в Кембридже. К июню стало ясно, что ничего не оставалось, как попытаться поступить в Лондонский университет, то есть пройти еще более жесткий экзамен, чем в Кембридже.
Как должен был устать Кришна от бесконечной зубрежки по предметам, к которым не имел склонности. Он скорее старался сделать приятное миссис Безант, чем себе. Между тем он начал развивать один из своих собственных даров. Он писал Радже 11 ноября: «Вы, возможно, обрадуетесь, узнав что я занимаюсь глазами Нитьи. Наступило заметное улучшение, он уже может видеть левым глазом (на который почти ослеп)... Здесь (у Сейнджеров) ко мне приходят, если болит голова или зуб, так что я весьма популярен». Несколько недель спустя он писал миссис Безант:
«В последнее время я так много думал о вас и сделал бы все возможное, чтобы снова увидеть ваше дорогое лицо. Какой странный мир! Очень сожалею, что вы чувствуете слабость, — наверняка перегружаете себя, как обычно, работой. Как бы я хотел ухаживать за вами, верю, что смог бы помочь. Я развиваю дар врачевателя; зрение Нитьи улучшается день ото дня».
В январе 1918 года «мальчики», как их называли по — прежнему, хотя Кришне исполнилось 23, а Нитье — 20, прибыли в Лондон для сдачи четырехдневного вступительного экзамена. Кришне казалось, что он сдал успешно, даже по математике и латинскому, наиболее трудным для него предметам, но в марте они узнали, что в то время, как Нитья сдал с отличием, Кришна провалился. Теперь ему предстояло снова вернуться к Сейнджерам, в то время как Нитья оставался в Лондоне для учебы на юриста. Мистер Сейнджер был сильно расстроен за Кришну. Он высказал интересное мнение, что хотя Нитья имел более острый ум, мышление Кришны было глубже; он понимал предмет глубоко, но не мог найти нужные слова, чтобы выразить мысль.
Кришна покинул мистера Сейнджера в мае и провел большую часть лета в Вест-сайд Хаусе. В сентябре он снова приступил к сдаче вступительного экзамена, питая большие надежды, но опять провалился по математике и латинскому. Зимой он ежедневно ездил автобусом из Уимблдона в Лондонский университет, посещая лекции и не испытывая к ним ни малейшего интереса, вплоть до начала 1919 года, когда они с Нитьей переехали в лондонскую квартиру на Роберт-Стрит в Адельфи. Кришна Продолжал регулярно посещать Лондонский университет, в то время как Нитья учился на юриста. Большую часть времени они проводили в нашем Лондонском доме. Захватывающим зрелищем было по возвращении из школы видеть на столике в прихожей их серые шляпы и трости с золотым наконечником. Открывший для себя Р. Г. Воудхауса и Стивена Ликока, Кришна читал нам вслух «Пикадилли Джим» и «Новеллы о чепухе», стоя у книжного шкафа в гостиной (он редко садился, кроме как во время приема пищи) так заразительно смеясь, что мы с трудом различали слова. У него был заразительный смех, который он сохранил на всю жизнь. В субботу и в воскресенье мы ходили вместе в кино; они присоединялись к нам, когда дома мы играли в прятки. Для меня они были овеяны романтическим ореолом; где бы они ни были, их обаяние распространялось на всех. Они казались более похожи, чем английские братья, поскольку их иностранное происхождение в равной степени отдаляло их. В их английском акценте чувствовался один и тот же оттенок, они одинаково смеялись, одинаково узкой была нога для готовой обуви, одинаковая способность сгибать первый сустав пальцев без второго; от них обоих благоухало бриолином, которым они покрывали блестящие прямые черные волосы. Кроме того, они были значительно чище и лучше одеты, чем люди, которых я знала. Они не могли носить одни и те же костюмы, поскольку Нитья был ниже брата, но они вместе носили рубашки, галстуки, носки, нижнее белье и носовые платки, помеченные общими инициалами J.K.N.
В июне 1919 года миссис Безант приехала в Англию. Она не видела братьев четыре с половиной года. Во время ее визита Кришна председательствовал на собрании «Звезды», — первая работа такого рода, которую он делал со времени ее последнего посещения: он не сообщал ей о том, что потерял интерес к теософии и организации «Звезда Востока». Перед ее возвращением в Индию он попросил у нее разрешения пожить во Франции для изучения французского языка, если в третий раз провалится на экзамене. Понимая безнадежность дальнейших попыток поступления в Лондонский университет, миссис Безант дала согласие. В январе 1920 года Нитья сдал экзамен по праву, а Кришна пытался в третий раз сдать экзамен, однако понимая тщетность стараний, оставил листы чистыми. Через четыре дня он был уже в Париже.
