– Я так мечтала с вами познакомиться, жуть просто, – объявила женщина.
– Кажется, вы как раз вовремя, – ответил Минголла.
Женщина смутилась, но вскоре улыбка вернулась на место.
– Да, – согласилась она. – Мне так давно хотелось поговорить с вами о нашей генетической программе. Слыхали о такой?
– Не-а.
Он провел карлицу между парами. До чего они все неуклюжи. Если подбирать к этому празднеству одно-два слова, подумал он, то получится: мудаковатый сброд. Нечто среднее между школьным балом и свалкой в загородном клубе.
– Видите ли... – Какой-то Сотомайор налетел на нее задом, и карлица поморщилась. – Мы очень надеемся, что вы тоже нам пожертвуете.
– Пожертвую?
– Ну, вы понимаете... генетический материал. – Последние слова карлица произнесла хихикнув, словно маленькая девочка. – Я извиняюсь за прямоту, но перспектива смешивания кровей меня так увлекает.
– Смешивания кровей? – Мысль о том, чтобы стать прародителем целых поколений Минголла-Мадрадон и Минголла-Сотомайоров, подняла в нем волну фривольного юмора. – Знаете что, – смеясь, сказал он, – мы сейчас спрячемся в укромном уголке, и я на вас побрызгаю. А вы потом соберете в бутылочку, пока оно не высохло.
Минголла ждал оскорбленной мины, но карлица, все так же улыбаясь, лишь вонзила острый палец ему в спину. Улыбка у нее была жутковатая и как будто расшатанная – на секунду Минголле показалось, что карлица согласится.
– Я слыхала о ваших эпатажных наклонностях. – Это было сказано таким зловещим тоном, как будто карлица предупреждала о том, что знает Минголлину тайну. – Это не повод для шуток.
– Конечно, я и сам вижу, – согласился Минголла. – Ну, то есть достаточно посмотреть вокруг, чтобы понять, как срочно вашим людям нужна свежая кровь. Особенно Мадрадонам. В жизни не видал таких мелких ебарей. Запустить парочку высоких генов, верно? – Он похотливо ткнулся в нее бедрами. – Да, я, пожалуй, не откажусь слегка удлинить эти ваши, как их там.
Карлица попыталась вырваться, но Минголла, не переставая кружиться, держал ее мертвой хваткой.
– Я на грубости не отвечаю, – объявила она.
– Это вы... мне не отвечаете? – Он толкнул карлицей одного из Мадрадон, танцевавшего с женщиной Сотомайоров. – Упс! – Минголла ухмыльнулся.
– Отпустите меня! – приказала карлица.
– Ни за что, – ответил Минголла. – Отныне и навсегда только ты и я. – Он швырнул ее на другую пару и сказал извиняющимся тоном: – Простите, она отдавила мне ногу.
– Я этого не забуду, – прошипела карлица.
– Я тоже. Боже, какая нам предстоит ночь! Нужно только разобраться с разным ростом. Как насчет веревок и блоков? – Он прижал ее еще крепче. – Ах, детка, я жду не дождусь, когда распухнет твой маленький животик.
Карлица извивалась и корчилась, силясь вырваться на свободу.
– Боже, как хорошо! – воскликнул Минголла. – Еще раз... чуть ниже.
– Пусти меня! – Слова прозвучали глухо, потому что он прижал ее голову к своей груди.
– Прям так сразу? – Теперь Минголла говорил громко, чтобы слышали все вокруг. – Что ж, если ты профи, то можно прямо здесь.
Вдруг устав от всего этого, он выпустил карлицу и фальшиво раскланялся.
– Спасибо за драку, – сказал он. Карлица шипела и дымилась. – Козлы ебаные, в клетках вас всех запереть, – сказал он ей на прощанье.
Минголла подошел к ближайшему столу, опрокинул в себя полную чашку пунша. Чуть в отдалении Тулли, Корасон и Дебора разговаривали с группкой Мадрадон. Тех, судя по виду, больше всего занимала собственная роль Гениев Результативности. Марина Эстил, наряженная по такому случаю в белое шелковое платье и нефритовые бусы, оставив другую группу, направлялась к Минголле. Щеки ее горели, глаза сияли, а улыбка была такой широкой, что все вместе наводило на мысль о чем-то большем, нежели просто хорошее настроение. Не приняла ли Марина чего-нибудь этакого.
– Как настроение? – спросила она. – Столько дел, никак не получается вернуться к этой нашей маленькой проблеме.
– Все хорошо, – сказал Минголла.
– Я так и думала. – Она поздоровалась с проходившим мимо Сотомайором, затем опять повернулась к Минголле. – Вам здесь нравится?
– Превосходно, – ответил он. – Я вне себя от счастья. – Он заметил, как Рэй подбирается к Деборе.
Марина проследила за его взглядом.
– Не волнуйтесь, Дэвид. Он решил сегодня извиниться. Вот и все. – Марина глотнула пунша и внимательно посмотрела на Минголлу из-за ободка бокала. – Вам удалось с кем-нибудь познакомиться?
– О да! Со многими. – Он рассказал ей о мадрадонской женщине.
Марина хмыкнула.
– Они чересчур назойливы, правда? Хотя не без приятности, конечно.
– Конечно.
– Странное у вас сегодня настроение, – сказала Марина.
– То же самое можно сказать и о вас.
– О, я просто устала. Вы знаете, сегодня все складывается.
Слова прозвучали до странности многозначительно, однако Минголла списал это на химию – теперь он был уверен, что Марина чем-то накачалась.
– Всё? – переспросил он.
Она кокетливо похлопала его по руке.
– Да, и в этом огромная ваша заслуга.
– В самом деле?
– Когда-нибудь я вам расскажу, – пообещала она. – Но не сейчас. – Она показала на робота-сказочника; тот подкатывался к столу, расположенному в нескольких футах за их спинами. – Сейчас будет представление.
– Все сюда, все сюда! – кричал робот; вокруг стола полукругом собирался народ, смеясь и переговариваясь.
Из рядов вышел Сотомайор, ведя за собой бледную тонкую девушку в белом спортивном костюме.
Смотрела она пусто, замкнуто, и Минголла подумал, что это признак заторможенности. Девушка встала за юбкой робота, полуспрятавшись и нервно переплетя пальцы.
– Музыку, маэстро! – крикнул робот и захлопал розовыми пластмассовыми руками.
Девушка вздрогнула и спрятала глаза.
– Chiquita[28], пожалуйста! – Робот легонько ущипнул девушку, и та отпрянула. – Совсем немножко музыки, чтобы всех развеселить.
Девушка мученически улыбнулась, и через секунду в голове у Минголлы зазвучал колокольный перезвон такой безукоризненной чистоты, что, ошеломленный красотой этих звуков, он не сразу заметил их простоту и неуклюжесть. Песенка для детского сада. Игра плохая, такты сбиты. Девушка была всего лишь музыкальной шкатулкой с открытой крышкой – игрушка с покореженными пружинами. Номер затянулся, толпа аплодировала вежливо, но без энтузиазма. Затем девушку увели, а публике был представлен молодой человек с таким же пустоватым взглядом. Глаза темные и глубоко посаженные, вытянутое костлявое лицо, сквозь ежик волос просвечивает череп. После тычка робота юноша уставился в пространство, и перед внутренним взором Минголлы возник цвет: темная синева, густая и глубокая, казалась чувством как оно есть, воплощением абсолютного спокойствия. Потом пошли другие эмоции, каждая на пике своей силы, и каждую толпа встречала шумными аплодисментами.
Выступив вперед, Марина обратилась к зрителям:
– Я думаю, нам следует выразить признательность Карлито за его неустанный труд, благодаря которому все же удалось вырастить цветы на этих камнях.
Толпа захлопала, овация переросла в скандирование: «Карлито, Карлито, Карлито!», которое стихло только после того, как вновь заиграла танцевальная музыка. Минголла уставился в чашу для пунша – ему померещилось, будто среди плавающих кожурок и фруктовой мякоти мелькнуло нечто шестиногое.
– Привет, Дэвид! – произнес у него за плечом пронзительный женский голос.
Минголла повернулся и уставился в глаза робота. За лоснящимися кристаллами поворачивались на шарнирах камеры.
– Не узнаешь? – Робот сложил руки на обширном животе.
На секунду Минголла поплыл, но затем вспомнил вертолет с его божественными претензиями и брезгливо передернулся.
– Исагирре, – сказал он.
– Рад тебя видеть, – ответит робот. Пухлое розовое лицо изучало Минголлу с отеческой заботой.
28
Чуть-чуть (исп.).