– Нету ее. У Оли они сегодня собрались, пряжу прясть, можешь туда пойти – они и хлопцев на помощь звали, – лукаво улыбнулась она.

– Спаси Бог тебя, тетка Тамара, побегу я тогда.

Оля – это сестра Андрея, старше его на год, симпатичная пышечка, в свои шестнадцать она уже в некоторых размерах давала фору большинству наших молодок. При этом имела тонкую талию и длинную шею, а если бы Бог дал ей еще глаза побольше, то быть бы ей первой красавицей, а так маленькие глаза несколько сбивали впечатление. Но на такие мелочи хлопцы обычно внимания не обращают.

Девки собрались у нее на вечерницы – старинную народную забаву, когда молодые незамужние девки собираются у одной из них. Обязательно занимаются рукоделием. Во-первых, чтобы придать всему процессу благопристойный характер, во-вторых, показать будущим женихам, какие они работящие и справные. Туда же набиваются молодые неженатые парубки, имеющие виды на этих девок. Эти ничего не делают, только развлекают девок историями разной степени похабности и громко при этом ржут. Демонстрируют себя, так сказать, во всей красе.

Это, конечно, утрированная картинка, не все так плохо – дети радуются жизни. Но в моем возрасте на такое даже смотреть смешно, слезы выступают, а участвовать – не приведи боже. И что самое неприятное, некем прикрыться. Богдан тоже туда не рвался – видно, потешались над ним раньше участники таких гулек.

Но надо терпеть, никто не говорил, что будет легко. Пытался убедить Богдана, что ничего страшного не будет, надеясь разбудить в нем интерес к данному мероприятию и самому заразиться этим интересом. Актер из меня неважный, изображать, что мне весело и приятно, вряд ли получится – хотелось найти по закуткам двух наших сознаний искры живого интереса и раздуть, не побоюсь этого слова, из них пламя, но ничего не получалось.

Мария Богдану, конечно, нравилась, но только наедине или среди подружек. Как только рядом появлялись хлопцы, так сразу желание Богдана находиться в этой компании смещалось в отрицательные величины. Делать было нечего: купленные подарки нужно дарить в первый день, иначе это уже и не подарки. А лучшего места дарить подарки, чем вечерницы, придумать сложно.

Во дворе у Андрея никого не было, двери в сени открыты, из кухни раздавались многочисленные голоса. Скинув в сенях кожух и шапку, надев свою портупею с двумя саблями и кинжалом на поясе сверху на кожаную овечью безрукавку, зашел в кухню, полную народа. Тут был Давид и еще два молодых казака. Один из нашей деревни, из тех, что за Оттаром хвостом ходили, другой мне незнакомый, в голубых шароварах, красном кунтуше и белой рубахе. Ну петух петухом – видно, в гости приехал из другого села. Рядом с ним сидела и пара хлопцев из моего отряда, вместе с Андреем.

– Здравствовать всей честной компании! Выбачайте, что без спроса к вам завалился.

– Заходи, Богдан, садись. Не ты первый. Вон уже сколько вас тут без спросу зашло. Мы никого не гоним. Только припозднился ты: уже пряжа кончается, скоро все домой пойдут. – Оля на правах хозяйки приглашала в дом, приветливо улыбаясь мне. Хорошая девчонка и Богдана не обижала никогда – вон, как ребенок радуется, когда ее видит.

– Так я ненадолго, подарки только раздам.

Помня, что Мария всегда с подружками ходит, предусмотрительно купил еще пяток гребней для волос – не дорогих, но и не дешевых. Раздав гребни довольным подружкам, протянул Марии сережки:

– А это тебе подарок, звездочка наша ясная, примерь, сделай милость.

Подружки, недолго думая, вытащили у нее из ушей старые серебряные сережки, нацепили Марии новые, золотые с синими камнями, под цвет ее глаз, и начали вертеть ее во все стороны. Уловил момент, протянул ей серебряное зеркальце:

– А это тебе еще один подарок, чтобы не только мы твоей красотой любовались, а и ты на себя посмотреть могла.

– Дорогие подарки даришь, казак, а не боишься, что кто-то другой свататься будет, пропадут твои подарки? – решил вставить свои пять копеек расфуфыренный гость.

– Невеста – не жена, раз-два – и нема.

– Неужто умыкнешь Марию, не побоишься? – не унимался казак.

– Зачем умыкать? Если нелюб ей жених будет, сама убежит, ну а если люб, то, значит, не судьба мне.

– Вот ведь незадача – приехал с невестой своей толковать, когда свадьбу гулять, а у нее ухажер имеется и подарки такие дарит, что не каждый жених сподобится. Что нам с тобой теперь делать, Богдан? Как невесту делить будем?

Волна злости и неприязни начала затапливать сознание, а ответ, который не оставлял шансов на мирный исход этого вечера, уже крутился на языке. Но выработанная привычка анализировать каждую мысль и проверять ее на соответствие с реальностью уловила одну странность в происходящем. Девки совершенно не нервничали, чего в принципе при возникающем конфликте быть не могло. Подавив зарождающуюся агрессию, быстро сообразил, что и тетка Тамара так просто меня не отправила бы в конфликтную область, а не знать, что к Марии ухажер приехал, она не могла.

Отсюда следовал вывод, что никаких видов на Марию гость нашего села иметь не мог. Это могло быть только в одном случае. Этот петух – ее близкий родственник, скорее всего, двоюродный брат. Вон как Давид на мою покрасневшую рожу уставился, еле смех сдерживает. Он, видно, это и подстроил: еще в походе увидел у меня зеркальце и начал приставать, для кого купил. Юморист, мля. Интересно, что бы он делал, если бы я его братцу наговорил того, что на языке крутилось? Представив, как выгляжу, с красной от злости рожей и глазами навыкате, рассмеялся от этой картины, и все вокруг радостно заржали.

– Ну, погоди, Давид, долг платежом красен. Пошуткую и я когда-то над тобой. И над братом твоим двоюродным тоже пошуткую. Так что веселитесь пока. А вам, девки, стыдно должно быть надо мной потешаться. И так всего трусит, когда с вами балакаешь.

– А ты бы почаще с нами балакал – так, может, меньше бы трусило, а то ходит задравши нос, ни на кого не смотрит, – сразу высказали мне свои претензии представители лучшей половины нашего села.

– Неправда, в землю смотрю, чтобы красоты вашей не видеть: говорю, трусить меня начинает.

– Брешешь ты все, вон Давид рассказывал: ты девку нашел тетке Мотре в ученицы – так всю ночь ее проверял, небось не трусило.

– Еще как его трусило, еле назад пришел. – Давид не пропустил возможности вставить свое.

– Нашли кого слушать – он вам небось про ступу рассказывал, как мы с ней по небу летали? Брешет он все, самого всю ночь в комнате не было.

Как он может знать, где я спал?

Давид заерзал на лавке, бросая на меня обеспокоенные взгляды.

– А где Давид ночевал? – возмущенно спросила Оля, пронизывая меня своим взглядом. Зря я про ее глаза такое говорил: как уставится – так кроме глаз и не видно ничего.

– Как где? – Чем больше артист, тем больше у него пауза. Все уставились на меня. Поскольку в своих артистических талантах у меня уверенности не было, не стал паузу затягивать – опасное дело, тут как с гранатой: затянешь – костей не соберешь. – Его ж Иван в дозор поставил в нижнем зале. Как нас в Чернигове лихие люди чуть живота не лишили, так мы опасаться стали: нас мало – серебра много. В нижнем зале он с купцами был, глядел, чтобы ватажка на наше серебро не собралась и нас ночью не порешила. Вернулся я после того, как ведьме той объяснил дорогу до нас, а все спят уже – вот и подумали, что меня ночью не было. А я на своей кровати спал. – Давид облегченно перевел дух: артист из него похуже моего будет.

– А что ж Давид тебя не видел, как ты вернулся? – не унималась подозрительная Оля.

– Я через кухню шел. Нам на следующий день в дорогу выступать, Иван сказал припасу немного с собой взять, – так зашел сказать, чтобы наутро сготовили. Так незамеченным наверх и пришел.

– А кто на вас в Чернигове напал?

– То вам Давид лучше расскажет – я по базару ходил, он все видал.

Переведя стрелки на Давида, с тоской ждал, когда закончится бесконечная пряжа и все пойдут по домам, а пока отбивался от очередных расспросов, выдумывая всевозможные причины, почему это должен рассказывать Давид, а не я. Закончилась и пряжа, не нарушая фундаментальных истин этого мира, – и все наконец-то высыпали на улицу.