– Ничего, батьку, не сказывал, но я думаю, что не придут. Своих дел у них хватает.

– Думает он… чего тут думать, если к соседям посланцы хана прискакали. Собирает войско Тохтамыш на следующую весну. Велено всем явиться, кому от шестнадцати до тридцати зим исполнится. Всем главам родов велено во главе своих людей стать и весной пред очи хана явиться. А до той поры всех, кто в литовские украины с разбоем идет, в полон брать и на суд хана везти.

– Ну и дела…

– Такие дела, что в Киев ехать надо, найм искать. Начало лета, без походов казаки со скуки опухнут. У наших-то еще ничего, добычу знатную взяли, могут дома сидеть, а у других атаманов дела плохи. Теперь бы многие под мою руку пошли, да некуда. Да и наши… пропьют всю добычу еще до осени, даже зерна не будет на что купить. Мед твой, что у меня в запасе был, уже весь выпили, а нового-то нет.

– Зерна нет, батьку… все запасы на переселенцев пошли: триста ртов кормить надо. Слава богу, свой запас зерна был, сейчас полпуда никто продать не хочет.

– Не смеши людей. Кто тебе в червене зерно продаст? В червене на поле густо, а во дворе пусто. Зайдешь ко мне, монеты свои заберешь.

– А в Киев когда поедем, батьку?

– Тебе тут дел мало?

– Вроде наладил все за четыре седмицы. Пусть без меня трохи покрутятся.

– Жаловались на тебя гречкосеи, что строг ты больно, навоз заставляешь всех в ямы свозить, а над ними крыши ладить. Семью целую выгнал ни за что, голых-босых.

– Была бы моя воля – еще бы парочку вслед за ними отправил, но спужались, рот свой на замке держат. За навоз монеты получат, если все по совести исполнять будут. Ты бы, батьку, почаще к нам наведывался: тяжко мне одному с ними управляться.

– Терпи, казак, атаманом будешь. Наведаюсь еще не раз, не боись. Сам знаешь, что я больше в Черкассах и у других атаманов гостил, чем у себя дома. Так чего тебе в Киеве надо? Там сейчас ни купить, ни продать. Пока урожай с полей не соберут, делать там нечего.

– Есть у меня задумка одна, батьку, только сказывать то долго…

– Сказывай давай. Не мнись, как девка перед сеновалом.

Коротко пересказал атаману историю семейства Белостоцких и то, что в Киевском княжестве два сына его и дочь имения получили, – бояре они у князя киевского Владимира Ольгердовича.

– Мыслю я, батьку, хотели бы они за смерть отца посчитаться, имение свое отбить, да силенок у них не хватает. А мы можем им подсобить за добычу, которую с обидчика снимем. Не одно у того разбойника поместье, а Белостоцкие – не единственные бояре православные, у кого он землю и гречкосеев на саблю взял.

– А с чего это ты за них так печешься? Мало батогов они всыпали родичам твоим?

– Ты ж говорил: найм искать надо. Чем этот хуже другого? Замятня этим летом лишь на севере будет. Князь Витовт с помощью тевтонов будет своему брату Ягайлу досаждать. Наш князь, Владимир Ольгердович, намерен стоять в сторонке. Никто в Киеве оружных людей искать не будет. А поляков пощипать вместе с Белостоцкими – и близко, и добычу взять можно. И разбоем нас никто не попрекнет: весь спрос с Белостоцких придется.

– Тянет тебя, Богдан, в родные места… ладно, возьму тебя с собой. Поищем родичей боярина твово. Может, и выйдет что путное из твоей задумки.

Через две недели, с началом страды, мы в составе представительной делегации из четырех атаманов – черкасского, его соседей Марата, Захара и Верховного атамана войска казацкого Иллара Крученого – направились в имение старшего из братьев Белостоцких. Каждый взял с собой трех сопровождающих, так что с нами ехал еще добрый десяток казаков. Компания получилась внушительная. Чтобы не пугать хозяина, казаки остались варить кашу в соседнем леске, а старши?на[46], взяв меня в качестве связующего звена, направилась в открытые ворота боярской усадьбы.

Михайло Юрьевич Белостоцкий принял нас в достаточно скромном поместье, но неплохо укрепленном как глубоким рвом, насыпным валом, так и четырьмя выносными деревянными башенками на углах частокола, откуда лучники могли обстреливать ров и вал с флангов. Был он молодым мужчиной двадцати восьми лет, с черными как смоль волосами, располагающим к себе лицом, если бы не настороженные, колючие черные глаза, ощупывающие наши лица и наше оружие. Впрочем, его можно понять. Не каждый день в твое подворье заезжают пятеро вооруженных с головы до ног всадников и требуют принять их по неотложному делу. Ворота были открыты, вот мы и заехали. Так что Михайло Юрьевич сам будет разбираться с тем, как его люди патрульно-постовую службу несут.

Атаман не стал тянуть кота за хвост – прямо на крыльце попытался заверить боярина в наших дружеских намерениях:

– Здравствуй, боярин Михайло Белостоцкий. Долгих лет жизни желают тебе мои атаманы и я, Иллар Крученый, Верховный атаман войска казацкого. Привел нас к тебе наш казак Богдан Шульга, что по левую руку от меня стоит. Признал ли ты его, боярин?

Боярин непонимающе смотрел на мою разукрашенную свежим, страшным шрамом физиономию – и видно было, что никаких ассоциаций с воспоминаниями шестилетней давности у него не возникает. Не затягивая паузы, попытался натолкнуть его на нужную картинку в голове:

– Не признал ты меня, боярин. Уже шесть зим пролетело, как виделись с тобой в последний раз. Помнишь, у брата твоего младшего, Борислава, упокой Господь его душу невинную, дружок был?

– Богдан… не узнать тебя… воином стал. А как ты к казакам попал? Зачем приехал?

Его лицо осветилось на мгновение радостью узнавания и вновь стало напряженным. Пять незваных одоспешенных воинов во дворе любого заставят напрягаться. Коротко пересказал боярину историю своей семьи:

– Обещал я матери своей, что не будет эта нелюдь на свете жить. Пришло время ему ответ держать за дела свои. Но негоже нам было бы, собравшись на дело такое, тебя и брата твоего о замыслах наших не уведомить и с тобой не посоветоваться. За тем и приехали к тебе атаманы, что казаков в поход поведут.

Лицо боярина осталось хмурым, тем не менее на официальное приветствие он сподобился:

– Заходите в дом, гости нежданные. Там будем разговор дальше вести. Жена! Встречай гостей!

Боярыня вынесла нам жбан кваса, который мы с удовольствием выпили.

Сначала разговор шел тяжело, но после того, как все выпили по кружке ликера и закусили поданными закусками, пошел веселей. У запасливого атамана нашелся в заначке небольшой бочонок. Сильно подозреваю, что не последний.

После достаточно долгого обсуждения был принят единственно разумный в данной ситуации план. Вся добыча, взятая нами в других имениях, полностью наша. То, что добудем в бывшем имении Белостоцких, забирают его наследники. Михайло сразу предупредил, что не меньше пяти крепостиц нужно будет взять, а то и более. Добираться до места основных действий будем группами по двадцать – двадцать пять человек. Каждая группа сопровождает какого-то боярина, двигаются они по разным дорогам. Первым выезжаю я, под видом покойного Борислава Белостоцкого, младшего из братьев, проживающего после смерти родителей в имении Михаила. Еду в гости к дальним родичам, проживающим в Холмском воеводстве. Чай, о том, что он погиб шесть лет назад, известно весьма ограниченному кругу лиц. Как доберемся в родные края, так легенду и сменим.

Выбрал фамилию Белостоцких я не случайно. В памяти Богдана хранилась масса сведений о родственных взаимоотношениях внутри этой семьи. Без таких знаний в серьезном разговоре с другим боярином можно спалиться за несколько минут. Сопровождали меня одиннадцать казаков: по трое нас было от каждого из атаманов, участвующих в совместном походе. Михайло Белостоцкий отправил с нами еще пятерых своих гайдуков. Походным атаманом был назначен Иван Товстый.

Поскольку выехали мы заметно раньше всех, то и дорога у нас была самая окружная. Мы отправились в сторону Каменец-Подольска, а уже оттуда собирались повернуть к Холмскому воеводству, пересекая по дороге густонаселенные районы пограничных к Литве польских земель. Здесь преобладало православное население и уже реально возникло противостояние православного крестьянства с перекрещенными в католиков шляхтичами.