— Литературное произведение — не улика.

— Если не сопоставлять его с фактами. И еще одна немаловажная деталь. Выпуск твоей книги с картинками в дорогом оформлении. Кому это нужно? А свидание, назначенное тебе Бурцевой? При ее-то занятости. А если девчонки живы? Ты вылил на них ушат помоев в своем последнем опусе. Почему бы не сделать тебя козлом отпущения. Заварил кашу, теперь расхлебывай. Одна из них наверняка жива. Засветиться в ЗАГСе с подлинным паспортом, — значит перевести все стрелки на себя. Ты же знаешь не хуже меня: при наличии денег паспорт не проблема. Чистенький, новенький, подлинный на имя Фроси Забодайкиной. Живи и радуйся. Даже я это понимаю, а Лена Новоселова хитрее всех чертей.

— Согласен. А потому заниматься ее поисками бессмысленное занятие.

— Вот и договорились. И что же делать?

— Ждать следующего хода господина Кери. Кирилла Валерьяновича Запашного. Вора в законе, находящегося в федеральном розыске.

Слепцов остановился возле тумбочки и поманил Полину пальцем. Она встала и подошла к нему. Он поднес палец к губам и указал на электророзетку. Один из крепежных болтов валялся на полу, другой завинчен не до конца.

Павел Михайлович взял девушку под руку, вывел на веранду и усадил в кресло-качалку.

Темень, промозглый ветер и стучащий по крыше дождь. Ощущение не из приятных. Полина съежилась.

— Что это значит? Пи?

— Времени у него не хватило довести дело до конца. Устанавливал прослушку. Думаю, что наш разговор записан на пленку. Потом его проанализируют. Если только что-нибудь поймут.

— Ты гулял по комнате и искал жучки?

— Конечно.

— И как ты догадался, что он в розетке?

— Думаю, что не в одной розетке, а в нескольких. Ты помнишь наш приход? Свет вспыхнул и погас.

— Да. Ты сказал, что лампочка перегорела.

— У меня люстра. В ней шесть ламп. Произошло короткое замыкание. Мы застали врасплох технаря. Вот почему он не похож на бандита.

— Я видела в кино, как микрофоны вынимают из вазы с цветами, из люстр, но розетка…

— Сейчас можно установить микрофон под столом на липучке. Но такой будет работать на расстоянии в полкилометра и не далее. Нужен усилитель и подпитка. Одним словом — ток. С проводами возиться времени нет. Электророзеток в доме всегда много, и они надежны. Придется самому устранять неполадки нерадивого мастера. А говорить мы можем о чем угодно. Выводов не последует. Они окончательно запутаются.

— Хочешь продиктовать им новый роман и окончательно сбить с толка?

— Для романа материала маловато. Да и навыки потеряны. Нужен постоянный тренинг и муштра. Таковы законы искусства. Любой простой ведет к профнепригодности. Но разобраться в этой истории необходимо. В угрозы верить смешно. Кому я нужен? Надо понять, что им на самом деле от меня надо.

— Если ты хочешь упростить все до банальности, то мне на ум приходит только одна идея. Шайка аферистов прочитала твою книгу и поверила в историю с наследством, полученным тобой от Акишина. А это значит, что в твоих закромах хранится около пяти тысяч золотых монет царской чеканки, бриллианты, уникальные изумруды и даже красный аметист. В машине я тебе напомнила, как ты подарил мне пару монет. Они услышали, что хотели. Теперь возьмут тебя за горло. Ведь ты одинок и беззащитен.

— Стоящая версия. Но для начала надо провести в моем доме обыск. На всякий случай. Убедившись, что золота в доме нет, можно браться за хозяина. Мой дом не обыскивали. Поверь мне на слово. Выйдя на связь со мной, они рискуют собственной шкурой. Что мне мешает пойти в милицию? Я человек известный, могу много шума наделать. Сегодня очень трудно ускользнуть от оперов при передаче выкупа. А меня никто не предупреждал о том, чтобы я держал язык за зубами. И шантажировать меня нечем. Чем меня можно напугать? Спивающийся одинокий писатель, забытый мешок с костями.

— Дурак ты, Павлуша! Твоя бравада плохо звучит. Ты всю жизнь любил только одного человека. Самого себя! Ради минутной славы сметал все на своем пути. Каждая твоя книга об этом говорит. Тебе Акишин гору золота оставил, а ты сделал из него клоуна и ничтожного гея. Звезду балета смешал с дерьмом. Ради его славы? Нет, ради собственной. Ты всегда находил злодеев на стороне, а сам оставался святошей. Убил или довел до самоубийства свою молодую жену. Вернулся к прежней. А та столько с тобой намучилась, что сгорела за год. Но ты гений! А гений и злодейство несовместимы. Но дьявол, сидящий в каждом из нас, тоже гений, и никто придушить его в себе не в силах.

Слепцов захлопал.

— Браво! Превосходная обвинительная речь, Ваша честь! Пора меня ставить к стенке.

— И будь уверен, эти подонки так и сделают.

— Мы забыли еще об одной версии. Ты так много знаешь. Почему бы тебя не заподозрить как организатора аферы?

— Я к тебе не напрашивалась. Ты сам нарисовался. Мог бы и забыть за столь долгий срок.

— Ностальгия замучила. Разбавил одиночество. Весело получилось.

— Весело? Мне не показалось. Долго мы еще будем мерзнуть?

— Тебе виднее.

Слепцов развеселился. Хоть что-то нарушило его муторное однообразное существование.

До Москвы из загородного дома не так просто добраться. Слепцов понял эту простую истину, оставшись без машины. Тридцать минут на автобусе до станции, час десять на электричке. Расписание не соблюдалось, на ожидание ушел еще час с лишним.

В Москву он прихватил старенький сотовый телефон. Деньги на счету давно сгорели, и следовало сменить сим-карту. Он не пользовался аппаратом несколько месяцев. Отрезал себя от цивилизации и ни с кем не хотел общаться.

Звонить пришлось из метро по таксофону. В третьем отделе ГИБДД никакого капитана Максимова не оказалось. В чем он не сомневался. Позвонил дежурному по городу и заявил об угоне автомобиля.

Предложили заехать в свое районное отделение и написать заявление, но вдруг послышался мужской голос. Кто-то перехватил трубку у диспетчера с журчащим девичьим голоском.

— Вы Слепцов Павел Михайлович?

— Совершенно верно.

— Серебристый «Лексус» Н 353 МС, так?

— И опять в точку.

— Ваша машина стоит на улице Чаплыгина, дом десять. Если поедете на место прямо сейчас, то до эвакуатора дело не дойдет. Наши сотрудники в данный момент находятся там.

— Хорошо, еду.

Суета, толкотня, духота. Как он устал от городской мясорубки. В Москву ездил редко, успел привыкнуть к дачной тишине.

Возле дома под номером десять толпились несколько милицейских чинов высокого ранга и столько же оперов в штатском. Этим людям не надо предъявлять удостоверение. Все написано на лицах. Возможно, писатель преувеличивал. Когда пишешь книги о людях одной профессии, начинаешь различать их не только по погонам. Его машина стояла на другой стороне улицы в своем первозданном виде.

Один из сотрудников в подполковничьих погонах отделился от компании и направился к писателю. Его лицо показалось Слепцову знакомым.

— Павел Михалыч?

— Собственной персоной.

— Подполковник Марецкий. Мы с вами уже встречались, когда я пытался увидеться с мифической наследницей композитора Акишина.

— С ней до сих пор многие мечтают увидеться. Неужели угон моего автомобиля мог собрать такую представительную делегацию с лампасами?

— Автомобиль свою роль сыграл. Давно его угнали?

— Полагаю, ночью, когда я спал.

— Мы вас не нашли по адресной базе. Вы переехали?

— Теперь живу за городом. Вышел в тираж и не хочу мелькать перед глазами у нынешнего бомонда.

— И где же вы живете?

— Станция Барыбино. Плюс семнадцать километров в сторону. Когда-то там имели участки всякие высокие чины. Теперь только номера на калитках. Квартиру в Москве продал. Дом куплен на имя жены. Ныне покойной.

— Исчезли из числа живущих?

— Прописанных в Москве. Дом перейдет мне по наследству.

— Кому он принадлежал раньше?